Черный пролетарий (СИ)

Красный немедленно дал ему пинка.

— Ты чего дерёшься?

— А ты чего бастуешь?

— Хочу шестичасовой рабочий день! Я за четырёхчасовой ничего заработать не успеваю.

В зале заржали.

— Тогда шланг соси и этим грейся!

Красный пролетарий опять врезал синему пролетарию под зад.

— Буду бить тебя, пока не выбью всю дурную кровь, — гордо заявил он.

— Да ты, Марио, правоохранитель! — обвинил его синий клоун. — Ты красный как Ленинская комната!

Марио не смутился, а подбоченился и выдал на публику:

— У нас, пролетариев, одна извилина, поэтому мысль движется строго по прямой.

Смех в зале перерос в гомерический хохот. Аплодировали не только господа и судари в первых рядах, купцы и лавочники, рантье и менеджеры среднего сектора, но и работяги с галёрки.

— Столько времени подряд и всё на позитиве? — обиженно вопросил синий клоун.

— А чего нам унывать, Луиджи? Мы знаем, что мы правы, а в правде вся сила. Кто сильнее, тот и прав, поэтому я буду тебя бить.

— А я буду бастовать!

Марио немедленно отвесил ему поджопник, дал оплеуху и чпокнул звонкого щелбана под гул барабана из оркестра.

— Это нетолерантно! — загундосил Луиджи.

— Смотрю на протестный движняк и не врубаюсь, откуда такие борзые?

— Ума нет, а дела хочется, вот и пишутся молодые пролетарии во взрослый блудняк.

— Придётся заткнуть тебе рот, — Марио решительно засучил рукава.

— Тогда ты услышишь глас афедрона! — не сдался синий клоун.

Красный погнался за ним, но синий, бросив плакат, улепётывал и пару раз увернулся от карающего штиблета. На третий раз нос ботинка врезался в отвисшие портки и там застрял. Марио замахал руками, пытаясь сохранить равновесие, но плюхнулся на ковёр. Луиджи изловчился, сложился пополам как китайский ножик, заглянул себе между ног, словно что-то там проверяя, выпрямился, провернулся на месте и выкрикнул в зал:

— Теперь порядочек!

Перебивая смех, с галёрки донеслось:

— Жги, дырявый!

Протестный клоун словно этого и ждал. Он наклонился и издал протяжный звук, сопровождаемый басовитым аккомпанементом тромбона. В портках у клоуна обнаружилась здоровенная дыра, искусно пробитая красным пролетарием.

— Ты пердишь как грузчик, — заявил Марио, сидя на ковре.

— Тогда я буду пердеть как агитатор! — гордо ответил синий.

Попрыгав на прямых ногах не разгибаясь, он повернулся головой к выходу, гузном к залу и отчётливо прорычал:

— Даёшшь-шестичассовой ррабочий день!

«Это у него чревовещание?» — даже усомнился Щавель, настолько похоже вышло.

Зал завыл над выходкой пропагандиста.

— Знакомый гудок! — вскочил возбуждённый Марио. — Мой друг на этой фабрике работал.

Из-за кулисы торопливо, но, сохраняя достоинство, вышел усатый распорядитель во фраке.

— Заканчивайте тут агитацию! — накинулся он на клоунов, за ним бежали униформисты, но синий не растерялся и провозгласил чревным вещанием:

— Проклятье палачам и работорговцам!

Преследуемые шестёркой униформистов, клоуны Марио и Луиджи были изгнаны с арены под бешеный марш, затем оркестр умолк. Распорядитель зажал нос, сморщился. Публика ответила свистом и аплодисментами. Помахав перед лицом платочком, объявил:

— Чтобы развеять дух несогласия, прредставляю вашему вниманию… пррреееестидижататора!! Высокотехнологичный! Басурманский! Фокусник-факир-р Тагир-р!

«Клоуны не китайцы, — Щавель с разочарованием комкал в кармане платок. — Пока мы тут просиживаем, бомбист удирает или готовит новый теракт».

Басурманин в шароварах и чалме выдувал огонь, пускал из рукава голубей, доставал из-под халата всё новых и новых кроликов, притягивал металлические предметы и доставал из-за уха распорядителя цветы, словом, делал всё то, на что способен средний колдун, только без волшебства. «Откуда взяться магии? Тут всюду электричество», — Щавель брезгливо поглядывал на арену, жалея о потерянном времени. Между тем, распорядитель объявил о новом акробатическом номере, на манеж легко выскочил гимнаст в искристом обтягивающем трико и поклонился публике. Пружинистым шагом прошёлся по арене, проворно взобрался по верёвочной лестнице на самую верхотуру

Жёлудь подпрыгнул на месте, повернулся к отцу, запнулся от волнения, ткнул пальцем в накрашенного гимнаста и крикнул:

— Он!

За стенами шапито был слышен оркестр, реагирующий на пируэты гимнаста. Священник ждал, опираясь на зонт.

— Вы уверены?

— Трудно обознаться, — Жёлудь не мог сформулировать, по каким признакам определил летающего китайца, по походке, лицу, фигуре или всему вместе. — Точно он.

Плоская подбелённая физиономия с напомаженными губами и в Щавеля вселила уверенность, он только кивнул.

— Как действуем? — спросил он. — Сейчас выступление закончится.

— Оцеплять нет времени, — кивнул священник. — Берём полицейского, идём за кулисы и задерживаем артиста в присутствии представителя власти, — запустил руку в прорезь сутаны, достал из брючного кармана крошечные кандалы. — Знаете, как ими пользоваться? Надеваете на большие пальцы и затягиваете потуже.

— У нас есть вязки, — старый лучник предъявил запасную тетиву. — Нам так сподручнее.

— Не будем терять время, господа.

Отец Мавродий зацепил возле касс скучающего городового, показал жетон с прорезью. Особая оперативная группа, усиленная сотрудником органов внутренних дел, вошла в задние пределы шапито.

Зал рукоплескал, дудел во все духовые оркестр, выступление акробата закончилось.

«Ткнуть ножом в бедро или пониже ягодицы, если сзади окажусь, — размечал командир зону поражения. — Лучше попортить, но зато взять быстро и живым, чтобы мог говорить».

Циркачи не препятствовали странной четвёрке шляться по служебным помещениям, но срочно вызвали директора. Навстречу полицейскому выкатился распорядитель, он же директор цирка. Длинные напомаженные усы торчали в разные стороны как стрелки семафора.

— Судари мои, сюда нельзя, — загородил он дорогу. — У нас представление. Заходите потом, милости просим, а сейчас не размагничивайте артистов. У них настроение!

— Уголовный сыск, — отец Мавродий предъявил жетон. — Вы хозяин заведения?

— Слушайте этих господ, — поддержал городовой, когда директор продолжил лепетать — тайный знак не оказал на него воздействия.

— Что вам угодно?

— Нам угодно переговорить с акробатом, который сейчас выступал, — с холодной настойчивостью вмешался Щавель. — Как его зовут?

Директор-распорядитель уступил. Плечи опустились, усы качнулись вниз, как железнодорожный семафор разрешает движение поезду.

— Ли Хой, — с видом величайшей покорности судьбе вздохнул он. — Вы не могли бы после…

— Кстати, где он? — перебил священник.

— Тут или в фургоне, сейчас найдём, — судя по визгливым голосам, на ковре опять паясничали клоуны-дегенераты, избрав своей жертвой униформистов. — Шмуклер! Разыщи Ли Хоя.

— Мы сами найдём.

— Тогда проводи господ…

«Будь они неладны», — разобрали все в красноречивом умолчании.

Карлик в шутовском мундире с аксельбантами, как у дембеля-хлебореза, махнул рукой, приглашая следовать за собою. Ковыляя враскачку, получеловек-полуживотное вывел гостей на двор, где у парового электрогенератора подкидывала уголь в топку мохнатая джигурда.

— Ли Хоя не видел, — обратился к джигурде Шмуклер.

Ворчание было ему ответом.

— Поищем и найдём, — заверил карлик.

Косолапый проводник увёл на площадку, где мужики свинчивали детали грязевого бассейна.

— Ли Хоя не видели?

— Кого? — у монтажников были стоеросовые морды и кондовая одёжка, явно местные, непохожие на расфуфыренных цирковых пройдох. — Ты обо что?

— Нет? Пойдём дальше, — поманил карлик и завёл опергруппу в лабиринт телег.

— Вот он! — крикнул Жёлудь, вытягивая руку.

Все обернулись, куда он указывал. Из дальнего фургона высовывался китаец-акробат, склонившись к джигурде.