Богатым быть не вредно

– Сейчас вы сядете за стол и скрупулезно подсчитаете на счетах, сколько каждый из ваших соучастников прикарманил государственных денег в результате вашей групповой махинации! – Вася отвел женщину в сторону и заставил ее «принять сидячую позу». – Вы сидите за своим столом, и вам очень удобно. Перед вами счеты, считайте! Очень внимательно считайте, потому что я проверю. Если вы попытаетесь обмануть меня, у вас вырастет на лбу большая шишка, и всем будет известно о содеянном вами. Трудитесь! Через полчаса я к вам подойду.

Женщина, сидя на несуществующем стуле, тут же принялась за работу. Наблюдая за ее мимикой и жестами, зрители надрывались со смеху.

Кукушкин подошел к двум девушкам. У одной болела голова, у другой – зуб. Вася взял их за руки и подвел близко друг к другу.

– Вы возьмете каждая себя за ухо и будете сжимать его до тех пор, пока у вас, Лена, не перестанет болеть голова, а у вас, Катя, зуб. Ваши правые руки подвластны только мне! Сейчас я посчитаю до трех – и ваши правые руки быстро и сильно схватят ваше правое ухо. Один, два и три!

Девушки резко схватили сами себя за уши и начали сжимать их до боли. Кое-кто из зала снова засмеялся, но реакция зрителей девушек совершенно не беспокоила. Им было приятно подчиняться внушителю. Потом Вася снова посчитал до трех, и они свои уши отпустили. Головная боль у Лены и зубная у Кати исчезли, и они подтвердили это, как только Вася их об этом спросил. Под аплодисменты они вернулись в зал.

– И забудьте о своих болях, как о кошмарном сне! – бросил Вася им вслед и подошел к пожилому мужчине, страдающему сердечными болями уже много лет. Прежде чем обратиться к нему, он несколько раз поднял его руку, будто таким образом устанавливал точный диагноз болезни. – Я знаю, что вы пережили два инфаркта. Ничего не поделаешь, вы не можете жить так, чтобы у вас ни за кого и ни за что не болело сердце…

Мужчине показалось, что сейчас и над ним будут проводить психологические опыты, и, не желая быть в такой роли, смешно прихрамывая, он быстро побежал со сцены.

Кукушкин мгновенно подскочил к микрофону и громко сказал:

– Стоять! Ни одного движения без моей команды!

Беглец, успевший дойти только до края сцены, сразу застыл на месте.

– Что ж вы, Николай Петрович, испугались. Долгие годы страдаете сердечной недостаточностью, а тут испугались моей минутной недостаточной сердечности. Ну да ладно. Я заставлю вас две-три минуты поплясать гопак – и вы навсегда забудете, что такое сердечная боль! Слышите, навсегда! Виталик! – обратился он к «протестанту», который сосредоточенно импровизировал за роялем. – Отвлекись, пожалуйста, на пару минут и сыграй для Николая Петровича гопак. Итак, исцелительный гопак для Николая Петровича!

Николай Петрович начал танцевать не сразу. Вначале под музыку двигались только его руки, потом постепенно начали подключаться плечи и туловище. Как только он несколько раз притопнул каблуками, Вася воскликнул:

– Да вы уже не Николай Петрович, вы Николаша! Вам двадцать лет, а в зале сидит ваша невеста Нюра и смотрит на ваш танец! Побольше огня!

Услышав эти слова, танцор будто родился заново. Он затанцевал настолько легко и профессионально, что сразу покорил весь зрительный зал. Даже Кукушкин долго не мог прийти в себя от сознания того, что обладает такой могучей внушающей силой.

Николай Петрович танцевал более пяти минут. Неизвестно, сколько бы еще продолжался этот художественный номер, если бы Вася его не остановил.

– Достаточно! – Он подошел к нему и показал, как нужно снять с себя перенапряжение. – А сейчас три раза глубоко-глубоко вдохните и выдохните. Повторяйте за мной!

Николай Петрович повторил за ним расслабляющие упражнения и, тяжело дыша, рассмеялся.

– Ну как, не болит сердце? – спросил его Вася.

– Ни капельки! Мне даже кажется, что я его совершенно не чувствую. Понимаете, у меня такое впечатление, будто его у меня вообще нет!

Николай Петрович уходил в зал пританцовывая. Его счастливая улыбка ни у кого не оставляла сомнений в том, что на свете действительно бывают чудеса, поэтому весь зал скандировал: «Мо-ло-дец!»

Оставшиеся зрители, с которыми Вася еще намеревался проводить опыты, попали на сцену просто из любопытства. Но один появился здесь отнюдь не случайно. Это был вредный и завистливый мужчина, у которого наверняка был спрятан за пазухой не один камень. И мысли у него были вроде бы доброжелательные, и внешне смахивал на древнего философа, но при каждом прикосновении его взгляда Кукушкин вздрагивал. Васе, конечно, ничего не стоило сразу же отправить его обратно в зал. Но нет, Кукушкин так просто не сдается!

«Этот человек считает, что общество его не достойно. Этот человек не верит никому и ни во что. Этот человек не верит никому и ни во что. Этот человек сам ничего не делает и другим не дает», – подумал Кукушкин, хотя из его запутанных мыслей почти ничего не понял.

– Зачем вы вышли на сцену? – спросил Вася удивленно.

– А вам не кажется, что ответ на этот вопрос зритель слышать не должен, – тихо ответил «философ», самодовольно улыбаясь. – Может, встретимся один на один и побеседуем?

– Хорошо, – согласился Вася только из вежливости, инстинктивно чувствуя, что этого типа ему нужно опасаться.

– В таком случае, я вас сам найду, когда сочту это нужным, – сказал тот и, кивнув головой, ушел в зал.

Кукушкин не стал заострять на нем свое внимание и приступил к коллективному внушению. Он обратился к оставшимся на сцене:

– Ваши взгляды обращены только к моей персоне! Вы слышите и видите только меня. Если кто-то случайно посмотрит в другую сторону, он все равно увидит мое изображение. Вы беспрекословно подчинены моему желанию. Я желаю, чтобы вы все сейчас уснули! Я посчитаю до трех – и вы уснете с открытыми глазами. Один, два и три! Вы спите приятным гипнотическим сном…

У них была великолепная внушаемость. Они привыкли и любили подчиняться. Они понимали, что сейчас над ними будут смеяться, но ничего обидного и оскорбительного в этом не видели. Напротив, им хотелось, чтобы кто-то «великий» уделял им внимание.

– Вы оркестр! – Вася подходил к спящим и называл инструменты, на которых они должны «играть»: – Вы играете на скрипке. А вы – на пианино. Вы – тромбон! А вы – на ударной установке, берите в руки палочки…

«Оркестр» играл, а зрители получали истинное удовольствие. Когда Вася поставил перед «оркестром» «дирижера» и тот замахал рукой, будто топором, показалось, что потолок сейчас рухнет от хохота. Смеялись до слез, до изнеможения. Это был тот случай, когда от смеха не мудрено было и умереть.

Оставив на время в покое «оркестр», Кукушкин вернулся к «бухгалтеру», которая «подсчитывала на счетах» свои грехи. Зал постепенно начал утихать.

– Ну что, Оксана Егоровна, – Вася поднес к ее лицу микрофон, – вы уже подсчитали, во сколько копеечек влетела государству ваша махинация?

– Да, подсчитала, – ответила она против своей воли.

– Тогда сообщите и нам, если не хотите, чтобы у вас на лбу выросла громадная шишка!

В голове у женщины уже немного развеялся «гипнотический наркоз», и она, тяжело вздохнув, сказала:

– Наш директор на вопрос, почему в магазинах не хватает мяса, отвечал так: если бараны пошли учиться, свиньи в люди вышли, а коровы замуж повыходили, откуда же взяться мясу…

– Вы нам зубы не заговаривайте! – прервал ее Кукушкин. – Ближе к делу!

– Наши забойные цеха обслуживали в первую очередь приезжих из других областей, а потом уже остальных… Наши женщины снабжали их не только балыками и копченостями. Уходя в декрет, давали и другую продукцию…

Вася понял, что она пытается симулировать шизофреническое состояние, и перешел в наступление:

– Ваш сон глубокий! Вы слышите только мой голос и подчиняетесь только мне, – сказал он, следя за последовательностью ее мыслей: она отчаянно сопротивлялась его внушению, но постепенно сдавалась. – Вы сейчас откровенны и искренни, как на исповеди. Только чистосердечное раскаяние очистит вашу душу и облегчит вашу участь. Я, конечно, знаю о всех ваших грехах, но вы должны сами о них рассказать.