В куриной шкуре

полетать? Ведь ты птица, а не баран какой-нибудь.

- Нет, - искренне признался молодой петушок. - Никогда меня не тянуло к полетам. Я даже самолет плохо переношу. Как посмотрю вниз, сразу голова кружится.

- А профессор Гальени? Он тоже не выносил полетов?

- Как ни странно, он, несмотря на свой почтенный возраст, говорил мне, что жалеет, что преклонный возраст не позволяет ему летать.

- А вдруг он на самом деле умел, но стеснялся тебя?

- Я бы никому не сказал!

- Но тебе было бы неприятно?

- Конечно, неприятно. Хотела бы ты взглянуть на меня со стороны живота?

- Зачем?

- Если я полечу, ты будешь вынуждена лицезреть самое некрасивое место моего тела - живот.

Кора подумала, что живот у ассистента совсем не так уж плох - он покрыт таким нежным пухом, он такой тугой и теплый, что на него приятно приклонить голову.

- Значит, профессор мог бы и полететь?

- Сомневаюсь, - сказал Орсекки. - По крайней мере, я никогда его за этим не заставал.

- Кстати, ты не брал фотографии профессора?

- Зачем мне?

- Может, на память.

- Я его помню и без этого.

- Какого он был цвета?

- Светлый!

Кора прислушалась.

- Сегодня с утра они постукивают, - сообщила она ассистенту.

- Я счастлив за тебя, - сказал ассистент.

- Мои терзания кончатся. Сколько можно изображать наседку!

- Разве ты изображаешь? - В голосе петушка прозвучало недовольство.

- Любая другая на твоем месте была бы счастлива! Это же счастье!

- Можно подумать, - сказала Кора, - что ты только и делаешь, что сидишь на яйцах.

- Ты не права. Я же тебя подменял, и не раз.

- Но не носил их в себе!

- Это твой женский долг!

- Я его выполнила.

- Теперь с удовольствием забудешь о детях?

- Разумеется. Я жду - не дождусь, когда вернусь в человеческое тело.

- Неужели тебе, после того как ты пожила в теле прекраснейшей из женщин, захочется вернуться в эту нескладную палку, в этот кривой тростник!

Кора почувствовала жалость к этому молодому существу. Ведь на самом деле он так одинок! После смерти супругов Гальени ему кажется, что Кора должна его понимать. А вместо этого она не скрывает своей мечты - бросить его и еще не вылупившихся цыплят. И, как бы угадав ее мысль, Орсекки отчаянно воскликнул:

- Ты подумала о маленьких? Подумала о детях? Каково им без матери?

- Я думаю, что у тебя на планете найдется, кому о них позаботиться.

Орсекки вскочил и отошел к окну. В палате сразу стало тесно.

- Неужели ты думаешь, что кто-нибудь им заменит тебя?

- Ну вот, - Кора развела крыльями. - Оказывается, ради цыплят я вообще должна остаться и без тела, и без родины.

- Ты должна остаться в лучшем теле на свете! - Голос ассистента дрожал.

- Простите, молодой человек! - в запале выкрикнула Кора. - Но не вам судить о достоинствах моего тела.

- А кому же? Кому, простите?

Дрожа крыльями, громко топоча, ассистент кинулся прочь из палаты.

Кора готова была уже догнать его и успокоить,