Вежливость королев

— Что сделать?!

— Ну, откосить… то есть избежать рекрутского набора.

— Да это же измена родине!

— Еще чего. Просто хитрость наших славных граждан. Для избежания воинской службы они весьма убедительно притворяются сумасшедшими, неизлечимо и опасно больными, увечными, кем угодно, лишь бы не служить. Правда, есть беспроигрышная возможность заполучить массу покорных солдат…

— ???

— Забрать в армию крестьян.

— Нельзя. Никоим образом, — вдруг отстраненным каким-то голосом сказала Кириена. — Крестьяне в армии — большая стратегическая ошибка. Их дело, тем более весной, сеять хлеб. Иначе стране, помимо войны, грозит еще и голод.

«Разбирается», — подумал герцог Рено и мысленно поаплодировал Кириене.

— Ваше величество, — слегка растерялся герцог Атасс, что выразилось в целой серии негромких, но частых попукиваний. — Но на рекрутчину в деревне у нас последняя надежда! Там еще так сильны традиции! Крестьяне всегда верили в свою добрую королеву и охотно шли в солдаты. А городские негодяи уже ни во что не верят и не хотят идти воевать!

На несколько минут в нетопленом тронном зале повисло молчание. В течение этого молчания герцог Атасс сумел воспроизвести посредством своих кишечных газов начальные такты древнего государственного гимна «Сияй, Ожерелье великой державы!», Главный Советник — полюбоваться видом из окна, а Кириена занималась внутренним самоистязанием:

«Ты не зря была призвана из своей Монохроммы в это королевство, да еще таким чудесным способом! Ты всю жизнь, прошлую жизнь, была бойцом, обучала бойцов и теперь должна показать, на что действительно способен твой стратегический гений. Эту страну надо спасти. Но для начала нужно сделать так, чтобы страна захотела сама этого спасения. И если мужчины королевства отказываются воевать, то почему бы не позволить этого женщинам?!»

Последнюю свою мысль Кириена высказала вслух. Советники долго молчали, а потом герцог Рено осмелился спросить, глядя на королеву как на безумную:

— Вы это серьезно, ваше величество?

Кириена вдруг поняла, что ею движет то странное спокойствие, леденящее душу спокойствие и равновесие, с которым она однажды шла во главе полка Почетных Дев Монохроммы, и два меча в ее руках двигались так, словно владелица вовсе позабыла о них. И лишь кругом падали поверженные враги…

Вот с этим заполняющим душу спокойствием Кириена и произнесла:

— А что в этом странного, мессеры? Еще в нашем указе мы предложили боеспособным женщинам стать защитницами державы…

— Но… Предполагалось, что это лишь изящный оборот речи, долженствующий поднять общий боевой дух, просто слова…

— Нет. Это не просто слова. Главный Советник, вашей страной уже несколько веков правят королевы. Женщины. Это вы им позволили. Так позвольте теперь им воевать и умирать за свою страну.

— Ваше величество, это невозможно! Женщины не пойдут воевать.

— Пойдут, — сказала Кириена, и голос ее был таким, словно клинок сломался о клинок. — Женщины могут все. В том числе и воевать, если их мужья оказались трусливыми изменниками. Вызовите секретаря, Главный Советник. Мы желаем издать новый указ.

И герцогу Рено ничего не оставалось, как прозвенеть колокольчиком, вызывая секретаря в тронный зал.

Когда новый указ был подписан Кириеной и бережно унесен секретарем для передачи королевским глашатаям, в тронном зале опять долго молчали.

«Отпустила бы она нас, — тоскливо размышлял Главный Советник. — Все равно толку в этом собрании никакого».

Но королева была неумолима.

— Главный Советник! — ледяным голосом воззвала она к своему первейшему и покорному служителю.

— Да? — поднял на Кириену глаза герцог Рено. Если какое недовольство в его взгляде и присутствовало, то Главный Советник великолепно умел это скрывать.

— Мы хотим знать, почему на этом заседании не присутствуют советники Хламидий и Долл Сальдо? Разве вы не довели до их сведения…

— Довел, — с мрачным удовольствием проговорил герцог Рено. — Но они проигнорировали приказ, сославшись на то, что у них слишком мало времени, чтобы тратить его на пустые разговоры.

— Вот как! Премило… Чем же они так заняты?

— Герцог Озрик Хламидий составляет умиротворяющие петиции к властителям воюющих держав, а герцог Долл Сальдо озабочен состоянием королевской казны… Она ведь у него, как всегда, почти пуста!

— Кстати о казне… Послушайте, Советник, у нас создается впечатление, что подробности ее плачевного состояния знают все, кроме королевы. Герцог Долл Сальдо представил нам невразумительные отчеты, которым мы не верим. Мы желаем незамедлительно устроить Большую королевскую проверку казнохранилища, а также настоящего состояния дел с ценными бумагами Тарсийского Ожерелья. Причем сделаем это без предупреждения мессера Сальдо.

— А, он все равно узнает! — махнул рукой герцог Атасс. — У Долла Сальдо во дворце полно наушников. Не удивлюсь я и тому, что и этот наш разговор сей хитроумец самолично подслушивает через особую слуховую трубу, сидя где-нибудь в подвалах на мешках с наворованным у Тарсийского Ожерелья золотом!

— Ах вот как! В таком случае мы объявим его изменником короны, и пусть тогда этот высокопоставленный вор выкручивается как может!

— Это нецелесообразно, ваше величество! — мягко возразил герцог Рено.

— А что целесообразно?! Мы не можем собрать достойно вооруженную армию, сплотить народ на борьбу с врагами — это утверждение, не требующее доказательств. И стыд нам и позор — из-за прорех в государственном бюджете мы лишены возможности накормить даже такую жалкую армию хотя бы сухарями! А герцог Долл Сальдо позавчера от своего лица подписал купчую на две элристронские провинции! Он разворовывает страну!

— Откуда у вашего величества эти сведения?! — поднял брови герцог, а советник Атасс вдруг почувствовал себя неуютно и испортил воздух в очередной раз.

— Не вы один, Советник, пользуетесь услугами тайных агентов, — туманно сказала королева и посмотрела на Рено так, что тот (совершенно неожиданно для себя) захотел ее поцеловать. В лоб. Как послушного и очень способного ребенка.

Славная девочка.

«Она растет, — внутренне улыбнулся герцог. — У нее уже появились свои агенты. Надо проверить, наверняка это та самая парочка чересчур деловитых ребят: Сакс Дерскал и Мейн Лодди. Они были лучшими моими агентами в свое время. Когда королева успела их перевербовать? Впрочем, это не важно. Пусть тешится, пусть издает совершенно невероятные указы, пусть нюхает эту тухлятину, которой провонял герцог Атасс. Пусть развлекается проклятой и давно ненавистной мне игрушкой, называемой Большой Политикой… И вовсе незачем жалеть эту чужеземку. Тем наипаче, что, кажется, эта красавица отнюдь не нуждается в жалости. Да и не для жалости, в конце концов, ее сюда вытащил из зеркальной неизвестности Уильям Магнус Гогейтис».

При воспоминании об Уильяме герцог вдруг ощутил приступ совершенно непохожей на него тоски по родному замку. С момента объявления войны он так и не выезжал в свое поместье — не до этого было. Да и незачем. В королевской резиденции хватало дел, интриг и прочих подобных удовольствий. А родовое поместье… Герцог Рено, разумеется, беспокоился о его сохранности — бунтующий Деметриус от замка слишком близко. Но вряд ли древний каменный оплот рода Дюбелье-Рено подвергнется нападению — для этого нападавшие должны быть, по меньшей мере, не жалеющей собственных кишок бандой. Потому что эти кишки они оставят на первых же рядах кольев заградительного рва… Впрочем… Все может быть.

В этом королевстве все может быть.

Двери в тронный зал распахнулись, впустив новую порцию холодного влажного воздуха, от прикосновения которого все, даже непрошибаемый Атасс, инстинктивно вздрогнули и поежились. И потому безо всякой приязни поглядели на вошедшего. А это был советник по вопросам культуры барон Муштрабель собственной персоной. Нервной, подпрыгивающей какой-то походкой он, отвесив в сторону королевы восемнадцать церемониальных поклонов, наконец подошел-допрыгал к трону.