Опергуппа в Лукошкине. Трилогия

– А все благодаря нам! – с тихой гордостью в голосе заключил Митька. – Если бы не милиция, быть Лукошкину под шамаханцами. Царь бы нам награду какую ни есть выдать должен. Батюшке участковому, к примеру, коня белого пожаловать. Бабушке Яге – корову дойную али курей заморских, а можно и павлина с перьями, я у них во дворе такого видел. Красивы-ы-ый! Вот ежели б с нашими хохлатками его да скрестить…

– Сам-то ты чего от царя хочешь? – улыбнулся я.

– Мне-то? Ничего мне не надо… Не за чины да награды старался, кровь свою проливал, жизни не жалел, смерти не боялся…

– Не вертись, балабол! А ить и вправду, скажи-ка нам с воеводой, чего б тебе хотелось?

– За-ради Отечества, при мысли о сиротах да старцах беззащитных, греховными почитаю и помыслы о наградах…

– Митька!

– Медаль хочу… – стыдливо вздохнул он, опуская глаза долу. – На шею повесить да в деревню к мамане, хоть на денек. Один я у нее, кровинушка… Пусть бы порадовалась, а то все бабы соседские непутевым дразнили. Заявился бы с медалью – все б так и ахнули! Вот вам и Митька непутевый! Мне самому не надо, мамани ради…

– Никитушка, – неожиданно дрогнувшим голосом зашептала Яга, – ты уж там попроси… Скажи, ежели царь ему энту медаль не даст, я сама ее сделаю да парнишке нашему на грудь-то и повешу. Нет такого закону, чтоб матерям огорчения доставлять! Пущай у них в деревне хоть один герой с медалью объявится. Уж ты похлопочи, посодействуй… Ну их, энтих павлинов, только медаль пущай даст.

Я молча кивнул. Какие они у меня славные… Что бы я без них делал?

– Ну что, еще по маленькой во славу российской милиции и… спать.

Когда бабка успевала стирать и гладить мою форму – неразрешимая загадка! Каждый вечер ложась спать, я складывал ее на скамью, каждое утро, просыпаясь, находил ее там же чистую и отутюженную. Наверно, все дело опять же в колдовстве. Видел я их утюги. Такие тяжелые, громадные, неуклюжие… На ногу раз уронишь – калека на всю жизнь. Хрупкой старушке в преклонном возрасте с таким вовек не справиться, значит, колдовство. Спустившись вниз, я застал Ягу, хлопотавшую у печки, не знаю, что уж там кипело в горшочках, но аромат был изумительный!

– Никитушка, давай скоренько за стол, надоть у царя пораньше быть. Пора нашу службу до самого конца справить. Ужо как суд решит, тогда и мы отдохнем. Я на все отделение такой пир закачу…

– Угу… а все отделение – мы трое. Ладно уж, после вынесения приговора преступникам посидим в узком кругу, как свои люди. Митька-то готов?

– Как всегда. Я ж говорю, он деревенский, до петухов вставать с детства приученный. Ну, вот и кашка по-лукошински с грибами да брусникой поспела. Бери ложку-то…

Завтракали быстро. От чая я отказался, сказывалось нервное перенапряжение последних дней. Потом выпью… все потом. Баба Яга аккуратно взяла с полочки мухомор, завернула его в платочек и положила в корзинку. Митяй дожидался нас во дворе, он был необычайно серьезен и собран. К царскому терему шли молча. Что-то недоговоренное давило на всех нас. Какое-то смутное, непонятное беспокойство тревожило изнутри, бередило, как заноза, перекатывалось холодным комком в животе и не давало дышать спокойно… Уже у самых ворот бабка обернулась и осторожно потянула меня за рукав:

– Пойдем отсюда, Никитушка… Не то здесь затевается, неправый суд вершиться будет. Кровь близкую чую, человеческую… Не по сердцу мне это.

– Поздно, уже пришли. – По правде говоря, мне тоже не хотелось идти на показательный фарс, но и отступать было некуда. – Младший лейтенант милиции Ивашов. Доложите царю.

– Предупрежденные уже, – расступились стражи. – Ждет вас государь, все проходите.

Мы поднялись в главный тронный зал. У входа под охраной стояли два «крупных уголовника» – боярин и дьяк. Увидев меня, они смущенно отвели взгляды, видимо, каждый все-таки чувствовал свою вину и отдавал себе отчет, что если бы вовремя во всем признался, то мог бы рассчитывать на серьезное снисхождение. Выражаясь их же языком – с повинной головы и волос не падает. Я подбадривающе улыбнулся…

Двери в залу распахнулись, и высунувшийся стрелец из царской гвардии громко оповестил:

– Государь приказывает сыскному воеводе войти и ответ держать.

Тут уж мы все трое недоуменно переглянулись. Но делать нечего, вошли. На этот раз кроме напыщенных бояр, восседающих на лавках, у трона Гороха стояло двое телохранителей. Лично я видел подобных гигантов впервые… Такими лапами лес валить без топора можно, гвозди лбом забивать, камни ногами в щебенку дробить. Сам государь явно пребывал в самом суровом расположении духа. Это ощущалось всеми и невидимым прессом давило души.

– А ну подойди, сыскной воевода! Доложи-ка всем нам, как ты следствие милицейское проводил, как покражу из казны разыскивал, на кого вину за все дело возложить, кому ответ держать… Смело говори, ничего не бойся.

Лично мне все это показалось сущей ахинеей. Царь говорил каким-то «не своим» языком. Однако все смотрели на нас, на представителей первого отделения, поэтому я сделал шаг вперед, раскрыл планшетку и начал речь:

– Краже в государственной казне предшествовал заговор.

– Не может того быть! Брехня! Клевета! Хула! – послышалось со всех сторон.

Царь поднял руку, и в зале вновь воцарилась тишина. Я продолжил:

– Все нити преступления ведут к небезызвестному Кощею Бессмертному. Он давно планировал захват Лукошкина. В конце концов ему удалось завербовать себе постоянного резидента, который, в свою очередь, шантажом и обманом заставил работать на себя дьяка Филимона Груздева и боярина Афанасия Мышкина.

– Опять ложь! Не мог боярин знатного рода так себя уронить! Врешь, участковый!!! – вновь возмутилось наэлектрилизованное общество.

Горох поманил стрельцов, и в залу ввели заключенных.

– Вина их тяжела и доказана! Нынче же казнить обоих. А ты, сыскной воевода, поведай нам о том, кто их на кражу направил?

– Дело в заговоре, а не в краже. Кража сундучка…

– Не перечь государю! – неожиданно взревел Горох, вскакивая с трона.

Все аж пригнулись. Я пожал плечами и попросил у Яги мухомор. Она положила гриб на ковер перед троном, зыркнула по сторонам, плюнула на пол… Грянул гром! Перед нами сидел казначей Тюря, протирая заспанные глаза. Бояре ахнули.

– Так он же помер! Преставился… Да не он это, поди, похож только. Опять милиция свои шутки шутит…

– Гражданин Тюря, вы обвиняетесь…

Я не успел договорить, казначей посмотрел на царя и злорадно улыбнулся. Он встал, сделал пару шагов к трону, внимательно разглядывая Гороха, а потом повернулся ко мне:

– Вот ты и проиграл, участковый. Да знаешь ли, против чьей воли идешь? Да ведаешь ли, кто перед…

– Казнить! – взвыл царь.

Дальше все произошло настолько быстро, что мы буквально обомлели. Один из молодцов, стоящих у трона, резво шагнул к казначею, схватил его за шею, сжал страшными пальцами, и, только когда раздался тихий хруст ломающихся костей, до меня дошло, что происходит. На безымянном пальце Гороха сияло золотое кольцо с зеленоватым смеющимся камнем. Вот он – перстень с хризопразом! Все сразу стало ясно…

– Митька! Хватай царя! Мышкин и Груздев, задержите телохранителей! Баба Яга, помогите им!

На мгновение из зала исчезли все звуки. Наступила абсолютная тишина… Первым шумом был звонкий подзатыльник, отвешенный раскрывшему рот Митяю.

– А ну, неслух, выполняй приказ сыскного воеводы! – рявкнула Яга, потирая ушибленную руку.

Дальше началось столпотворение! Наш парень прыгнул на Гороха, тот швырнул в него державой, не попал и, шипя, отбивался скипетром. Бояре дружно рухнули в обморок. Царские бугаи ринулись на выручку государю, но обезумевший дьяк подкатился под ноги одному, а бывший начальник охраны повис на шее у другого. Пока шла неравная возня, бабка громко выкрикивала заклинания. На шум драки прибежали стрельцы. Куча-мала покатилась по полу. Я потерял фуражку, сбил кого-то, пытавшегося меня удержать, и рванулся за трон. Там, завернутый в парчовое покрывало, неподвижно сидел связанный человек. Я потянул ткань… Царь Горох, собственной персоной, с кляпом во рту, со скрученными руками и ногами, повалился на пол.