Властелин бумажек и промокашек (СИ)

- Интересно, - задумался Химик, - сколько всё это стоит?

- Ты как американский миллионер Хаммер, кореш Ленина, который в реале, узнав о находке, сразу написал советскому правительству письмо с просьбой озвучить ценник за клад, - посмеялся Историк.

- А что ему ответили? - поинтересовался Химик.

- Сокровища бесценны, - задумчиво откликнулся Историк, - и даже странно почему так. Романовские брюлики махом раскидали.

- Ну, гунны... большевики... - протянул Химик, - это же практически родственники.

- Гаплотипы приходят и уходят, - поддержал Историк, - а гаплогруппа остается. Будем чинить, чтобы не стать страной курильщика. В общем, за два месяца нашего бенефиса в трагикомедии "Новая надежда" сегодня наступает заключительное действие. Сыграть его стоит так, чтобы все зрители сказали: "верю!".

- А для тех, кто не верит, мы выпустим специальную книгу, - усилил пафос Химик, - "Как воспитать правдивого человека при помощи парового утюга".

Все это время Иван Кулаев тщетно пытался разделить свое внимание между царевичем и цесаревной.

Мария Фёдоровна в атласном, длинном платье с фиолетовым отливом шлейфа, в белой, шерстяной жилетке поверх платья выглядела, как и всегда, сногсшибательно. Тридцать лет, самая пора женского расцвета. "Из взбитых сливок нежный шарф, Движенья сонно-благосклонны, Принцессы голос - мягче арф, И образ чувственной мадонны".

Николай, девятилетний ребенок, запанибрата общающийся со святыми. Благодаря его видению и письменным инструкциям, с картой курганов на Акоссовом валу, Кулаев ухватил Фортуну за косу и вот-вот затащит её в свою пещеру. И чувствовал прирожденный авантюрист - это только начало удивительного приключения.

Мария Фёдоровна сбросила с себя оцепенение груза полутора десятков веков и включила свое знаменитое гипноизлучение, принявшись расспрашивать Кулаева о раскопках. Ивана аж зашатало, но он держался: не мямлил, не терялся, отвечал бодро и четко.

Нагрянул он в Марфовку по его словам в поисках своих родных корней. Ибо, как не живет сорока без белого бока, так и без корней своих человеку одиноко. Сказавши эту двойную пословицу, Иван даже приосанился от своей лихости и продолжил заливаться соловьем. Четыре недели занял его путь в Таврическую губернию и после Сибири немудрено, что у моря ему понравилось. Прикупил он землицы, нанял мужиков дом копать, взобрались они на холм известняк рубить, а тут глядь - золото!

- Словно обухом по голове жмякнуло, - эмоционально признавался Кулаев, - вот он пёрст Господень. Может и нет родни у меня в Марфовке, но все равно не зря приехал. Сподобило меня найти сокровища бесценные для Отечества и семьи царской. А там и еще как сослужить смогу.

И Кулаев восторженно шмыгал носом, силясь сдержать простодушную улыбку победителя.

Вообще, весь вид его, несуразный из-за молодости, немного нелепый и провинциальный внушал доброе чувство надежности и доверия.

Черный сюртук, идеально ложившийся на фигуру, все же казался из-за детского лица молодого человека, без всяких складок и пухлых юношеских губ, каким-то неуклюжим. Ростом Кулаев вполне себе вышел наверх, а без купеческого пуза, вытянутая фигура его смотрелась нескладно. Глаза у Ивана выглядели бы беззащитно без густых, мохнатых бровей, но неукротимый огонек, горевший внутри них предупреждал - в обиду себя их обладатель не даст. Да, еще совсем юноша, но бойкий не по годам.

- Далеко пойдет, - оценил Химик, - если милиция бразильская вовремя не остановит.

- Меня другое интересует, - сказал Историк, - какого Станислава ему дадут. Только первая степень дает право на дворянство. Надо мамке-то намекнуть, что бы пролоббировала.

Ничего мамке намекать оказалось ненужным. В ходе беседы Мария Фёдоровна запустила пробный камень, хитро спросив о пожеланиях Кулаева за столь грандиозный дар.

- Ваше императорское высочество, матушка, Благоверная государыня цесаревна, - забормотал, рухнув на колени Кулаев, - не для наград же старался, не славы ради мёрз с лопатой, помыслы мои чисты, только бы цвела Россия под державным скипетром боговенчанной монархии.

- Нормально, - удивился Химик, - он сейчас серьезно в приступе любви к монархии бьется?

- Ога, - с удовольствием откликнулся Историк, - отрицательной селекции войн и революций еще не было. Человеческий материал, пожалуй, лучший. Даже немцы не так фанатичны. Революционеров, шедших в народ агитировать крестьян, последние частенько по щам расфасовывали, заслышав хулу на царя. Короче, прости нас ПётрКатя, мы все пролюбили.

- Революционеры разве не правы были, - спросил Химик, - так жить нельзя.

- Нельзя, - эхом отозвался Историк, - и так нельзя, и этак нельзя. Ни к чему, никогда Россия не готова, на компромиссы в обществе неспособна, на самоограничения власти - ха-ха, в элите (раньше бы сказали - интеллигенции) вечно говнари какие-то на которых кирпича жалко. А потом тут штыками люстрируют и начинают заново. Надоело же, ты думаешь, что я такой злой?

- Вакцина от злости не твоя - вот ты и бесишься, - ушел от разговора Химик.

Мария Фёдоровна мило улыбнулась Ивану Васильевичу в ответ на его страстную речь и заметила, что его деяние достойно награды независимо от помыслов, но пока Наследника нет в столице, Кулаеву стоить остаться в Санкт-Петербурге погостить.

Нормально, - приободрился Историк, - пробьют дворянство Кулаеву. В общем, первая степень Станислава достаточно редкое, после 1845 года, награждение. Чехову, например, третью дали в свое время.

К столу подошел обер-церемониймейстер барон Корф и это было знаком, что аудиенция заканчивается. Николай, без особого труда, выбил разрешение на чертежирование путешествий Кулаева якобы для урока географии у АПешечки и немедленно смылся под этим предлогом вместе с камердинером и купцом в свою комнату.

***

- Радциг, будь любезен, пару чашечек кофе принеси, пожалуйста нам с Иваном Васильевичем, - попросил Николай камердинера, оказавшись в своей комнате.

Радциг понятливо наклонил породистую голову. Он телепатически угадывал даже не интонации, но подсознательные мысли царевича. Будьте уверены, с кофе особо торопиться он не станет.

Оставшись наедине с Кулаевым Николай решительно махнул рукой на стол, сел и раскрыв тетрадь, строго поглядел на смутившегося Ивана Васильевича. Помедлив самую малость, от шока, Кулаев сел напротив Николая.

- Добрая речь, что в избе теплая печь, - улыбнулся уголками губ Николай, - у нас с вами, Иван Васильевич, времени не так много, а понять вы должны успеть многое. Высочествовать не надо, обращайтесь Николай Александрович - так короче. Скорее всего, вас мучает множество вопросов ко мне, но задавать вы их не имеет права. Так вот, я даю вам возможность задать мне три вопроса и отвечу вам честно. Вы должны знать, что будущий Наследник и когда-то Государь из себя представляет.

Иван Кулаев разлепил пересохшие губы.

- Каково это, Николай Александрович - спросил он робко, - видеть послания и общаться со святым?

Николай выдержал паузу.

- Интересно, странно, необычно, волнующе, - перечислил он, - от Великого старца исходит тепло и благодать. Сергий Радонежский видит наперед будущее и страдает за него в великих опасениях, что не справится с переменами Земля Русская. Потому и является ко мне. И обучает разным премудростям. Когда я с ним говорю, мне кажется нет ни стен, ни крыш и само небо отверстое смотрит на меня. Дальше.

Иван Васильевич моргнул.

- Почему вы, Николай Александрович, такой взрослый, - осторожно справился Кулаев, - вы совсем непохожи на обычного ребенка.

- Потому что я необычный ребенок, - пожал плечами Николай. - Мне только исполнилось девять как мой отец уехал на войну. Через несколько месяцев оттуда, в гробу, привезли моего дядю, принца Лейхтенбергского. И я понял, самое время взрослеть. Иначе со следующей войны могут привезти меня. Я постоянно учусь, самосовершенствуюсь, вскоре выйдет моя графическая теория функциональных зависимостей.