Золотая шпора, или путь Мариуса

Закончив с подопечными овцами, Мариус решился заглянуть в лачугу. И чуть не поперхнулся от изумления. Рыцарь, которого пару часов назад с жизнью связывала лишь тончайшая пуповина, свободно сидел на лавке, подпираемый сзади свернутым плащом. Щеки его порозовели, глаза заблестели.

Мариус, робко маячивший в дверях, был замечен.

— Ну-ка, хозяин, иди-ка сюда! — позвал рыцарь надтреснутым голосом.

"Кто у кого в гостях?" — подумал Мариус и, несмело шаркая, переступил порог. Опустив на пол вымытую лохань, он выпрямился и, хоть страшновато было, посмотрел прямо в глаза рыцарю.

Ничего особенного не случилось, Мариуса не пронзила молния, не заледенела кровь в жилах. Глаза у рыцаря оказались большие, добрые и усталые.

— Как тебя зовут? — спросил рыцарь.

— Мариус! — ответил Мариус.

Рыцарь взглянул на оруженосца. Тот покопался в котомке, извлек оттуда сверток и подал начальнику.

— Ты должен понимать, кто я такой, — сказал рыцарь, морщась от остатков боли. — Мое плачевное положение объясняется просто. В дороге на нас напали разбойники. Сражаясь с ними, я получил ранение. Чудом нам удалось спастись. С нами Бог, Единый и Всесильный!

"Насчет Бога — дудки, — подумал Мариус. — С вами черт, это известно каждому, и нечего примазываться к чужим заслугам."

— И вот я — здесь, — подвел жирную черту рыцарь. — Причем не случайно, а с особой миссией. Мы здесь, чтобы передать тебе этот сверток.

— Мне? — Мариус ошеломленно выпучил глаза и широко открыл рот — шире невозможно.

— Да, тебе! Держи же! — властно настаивал рыцарь.

Повинуясь чужой воле, которая сковала все его мысли, Мариус принял сверток, сознавая лишь одно: он делает противоположное тому, что следовало бы.

Под серой тканью в свертке оказалась шпора. Мариус поднес ее к огню. В отблесках пламени шпора озарилась неземным сиянием.

— Шпора золотая, — сообщил рыцарь. — Ты должен держать ее при себе до тех пор, пока не встретишься с ее хозяином. Не спрашивай, как ты его узнаешь. Уверяю тебя, это случится само собой.

Мариус ничего не понимал, потому что не испытывал ничего, кроме безграничного ужаса перед будущим. Он ясно увидел черную до жути пропасть, на дне которой горит кровавое пламя, и пляшут лысые рогатые слуги Черного Демона. В эту пропасть Мариус уже начал падать. На дне его ждали все прочие смертные грешники.

— Если ты передашь шпору по назначению, получишь щедрое вознаграждение, которое изменит всю твою жизнь. Если нет — жди беды. Ты, должно быть, слыхал, что с рыцарями Ордена Пик лучше не ссориться? Слыхал, наверное, что мы умеем привлечь на голову недостойного Божью кару, которая настигнет тебя, где бы ты ни скрывался?

Наступившую тишину прервал резкий треск хвороста в очаге. Этот домашний звук показался Мариусу зловещим, как свист пули. Несчастный овцепас съежился.

Рыцарь изучал хозяина лачуги холодным, но отнюдь не злобным взглядом. Так смотрят на жалкого пса, слишком грязного и блохастого, чтобы заводить с ним какие-то особые отношения.

Мариус нервно сглотнул и хрипло произнес:

— Нет! Не хочу!

Рыцарь поморщился, как от зубной боли, и схватился за мочку левого уха.

— Не хочешь? Ну, давай! — и он протянул руку за шпорой.

Мариус с громадным облегчением отдал сверток. Он чувствовал себя спасенным от верной погибели. В тот же момент что-то очень неприятное коснулось его спины между лопатками.

— Не шевелись, дурень! — резко приказал рыцарь.

Мариус уже понял, что в спину ему упирается нож внушительных размеров. Он был уверен насчет размеров. Когда вас урезонивают лезвием между лопаток, отчего-то верится, что это лезвие — не маленькое. Бессловесный оруженосец споро, как заправский тюремщик, связал Мариуса.

— Ты отправишься с нами, — жестяным голосом сообщил рыцарь.

— Куда? — леденея, промямлил Мариус.

— В обитель Ордена, — усмехнулся рыцарь. — Устраивает?

Нет уж, это Мариуса никак не устраивало. "Вот зараза!" — подумал он. Обитель Ордена Пик, чертог зла и тьмы… Что проклятые нечестивцы там сделают с беспомощной жертвой? Мариус представил, как его отдают на заклание. Какое заклание — оставалось только гадать, но гадать не хотелось.

Мариуса бесцеремонно толкнули в угол. Там он пролежал четверть часа, боясь пошевелиться. Рыцарь, прикрыв глаза, казалось, дремал. Оруженосец поддерживал огонь в очаге. Выторговать почетные условия капитуляции представлялось сомнительным. "Сволочи!" — подумал Мариус.

— Ладно, ваша взяла, — сдался он.

Рыцарь открыл глаза.

— Развязать! — приказал он оруженосцу, теребя мочку левого уха.

Потирая затекшие руки, Мариус угрюмо поинтересовался:

— А если я потеряю эту вашу шпору? Или украдут ее у меня?

— Чего? — переспросил рыцарь.

Дикция Мариуса была далеко не идеальной. Его часто не понимали и просили повторить сказанное. Тогда Мариус, обиженно нахохлясь, замыкался в себе, плаксиво оттопырив губу.

— Говорю: если потеряю ее или украдут, — нарочито громко и внятно сказал он.

— Не кричи. Это все очень просто: если жизнь тебе дорога, шпору ты не потеряешь.

— Как это?

— Потому что, потеряв ее, ты очень скоро умрешь. Способ смерти… — рыцарь кашлянул, поморщившись, и добавил: — В любом случае, ты найдешь средство выполнить задачу. Для человека нет ничего невозможного, что превосходило бы его желание. Желание — вот что важно.

Мариус задумался над этим. Но, прерывая ход его мысли, рыцарь продолжал:

— Ты ведь знаешь бродячего музыканта — Толстого Лео?

Ну, кто не знал Толстого Лео! Весельчак, непревзойденный балагур, он со своей гитарой исходил северную Ренигу вдоль и поперек. Он пел песни собственного сочинения, хорошо понятные простым людям — веселые и грустные, о любви и дружбе, о дальних странах и высоких горах. Его повсюду ждали. Но лет пять назад он бесследно исчез.

— Он был нашим человеком, — сурово улыбнулся рыцарь. — Он заключил с Орденом договор и выполнял важнейшую работу. Его считали лучшим агентом Ордена. Но вдруг он стал мудрить, спорить, отказываться от поручений. А однажды позволил себе потерять документ, который, попав в чужие руки, причинил нам огромный вред. Он пытался скрыться, убежал в Гислан. Но от Бога не скроешься. Кара настигла его в тот самый момент, когда ему мерещилось избавление — как это обычно и случается с клятвопреступниками. Для наказания Бог выбирает наилучшее время… Я могу сказать, что тебя ждет, если ты нарушишь наш план, — безжалостно добивал рыцарь Мариуса. — В обители Ордена тебе устроят проверку, испытание на чистоту веры. Выдерживают ее немногие. Самый стойкий сойдет с ума, когда ему, подвешенному к потолку, несколько часов или суток на макушку капает ледяная вода. Есть также испытание огнем, есть каменный ящик…

— Почему вы меня выбрали? — в отчаянии воскликнул Мариус.

— Так распорядилась судьба, — туманно объяснил пришелец. — И прекратим на этом бесполезную дискуссию. Мне необходимо отдохнуть.

Мариус замер в нерушимом горестном оцепенении.

— Не ищи ответов там, где их нет, — посоветовал рыцарь, закрывая глаза. — Просто живи и ни в коем случае не расставайся со шпорой. На все вопросы ответит время.

Спать Мариусу пришлось на улице, под навесом. Впрочем, разве то был сон! Смутные призраки, мрачные чудовища смущали его взбудораженный ум. Стандартные, освященные временем пугала, посредством которых ренские отцы и матери внушали чадам своим почтение к чужой воле, родительской — прежде всего. Мариуса поочередно посетили и шестирукий великан, обитающий в подземном пламени, и черный дракон, выбирающий жертв в полнолуние, и всадник в серебристом плаще, посланник Черного Демона, скачущий по небу на вороном коне. С первым лучом рассвета Мариус облегченно вздохнул. Эфиры, мрачные духи кошмаров, бегут от солнечного света, как черт от ладана. Это известно всем. Знающий человек сообщит кроме того, что в дневное время Орден Пик теряет львиную долю своей магической силы.

Мариус не любил ранних пробуждений. Организм его предпочитал поздние отходы ко сну и полноценные семь часов отдыха. Но по роду деятельности приходилось постоянно подниматься ни свет, ни заря. Мариус так и не научился переносить это стоически. Вскочить на ноги без раздумий и всяких там "просто полежу еще пять минут" — задача почти невыполнимая. Но работа есть работа. Мариус поежился. Сыро, черт! День намечается пасмурный. Скорее всего, и без обложного дождичка не обойдется. Значит — забот поболее, чем в ясную погоду.