Улыбка, приносящая горе

И тут я услышал, как Рози счастливо взвизгнула.

– Кевин! – донеслось до меня. – Это же чудесно! Я так рада! Но почему же ты мне ничего не говорил? Никогда больше так не делай!

Она вернулась с сияющим лицом.

– Вы знаете, что сделал этот ужасный Кевин? У него был камень в почке, и он ходил к врачу, и вообще, переживал. Это же была дикая, адская боль, и могла быть нужна операция, а мне он не говорил, потому что не хотел меня волновать. Вот болван! Конечно, он ходил такой несчастный. Ему и не пришло в голову, что я еще больше переживала, не зная, что с ним творится. Нет, серьезно, мужчин нельзя оставлять без надзора.

– А отчего вы сейчас так радуетесь?

– А камень вышел. Вот только что, и он первым делом сказал мне, что очень мило с его стороны – и как раз вовремя. У него такой счастливый голос, и такой радостный. Как будто вернулся прежний Кевин. Он совсем такой, как на этой фотографии…

Рози обернулась и взвизгнула:

– Где фотография?

Я встал, собираясь уходить. На ходу, идя к двери, я произнес:

– Я ее уничтожил. Потому-то камень и вышел.

– Уничтожил? Ах ты…

Я уже был за дверью. Я не ждал благодарности, но и до убийства доводить не хотел. Не дожидаясь лифта, я поспешил вниз с той скоростью, которую мог себе позволить, и добрых два этажа до моих ушей доносился ее дикий вой.

Дома я сжег клочки.

С тех пор я не видел Рози. Как я слышал, Кевин стал нежным и любящим мужем, и они очень счастливы, но одно письмо я все же от нее получил. Семь страниц мелким почерком, сбивчивых и почти бессмысленных. Из них я только мог понять, что она считает, будто настроение Кевина полностью объясняется историей с камнем, а что появление и выход камня так совпали по времени с фотографией – чистая случайность.

Еще там было несколько совершенно сумасшедших обещаний меня убить, а также – абсолютно непоследовательно – повредить некоторые части моего тела, причем называемые такими словами, которые, как я готов был бы поклясться, она не только не употребляет, но и вообще никогда не слышала.

И я так понимаю, что никогда больше она не полезет ко мне целоваться, и это, как ни странно, меня несколько огорчает.