Медное царство

Все происходящее дальше Иван вспоминал с трудом. Раздался страшный звон, как будто упал не волос, а Сторожевая башня обрушилась целиком. Все вороны проснулись одновременно, взлетели на пядь со своих столбов – выше не позволяла цепь, – и страшно закричали, захлопали крыльями. Перья полетели по комнате, на лестнице послышались громкие шаги. Ваня, все еще прижимая к себе Светлояру, с ужасом ожидал неизбежного. В светлицу ворвались трое дюжих стражников, все в медных доспехах, горящих как огонь. Они вырвали царевну из рук Ивана, бросили ее обратно на постель и, заломив Ване руки за спину и накинув на шею цепь, повели прочь из светлицы.

По лестнице Ваня скатился едва ли не кубарем, его, как пса, тащили за собой, не заботясь о том, идет он или падает со ступенек. На площадке перед дверью, ведущей из башни, один из стражников поднял с пола небольшой свернутый в трубку коврик, развернул, встряхнул как следует и уселся на него. Другой страж толкнул на ковер Ваню, запрыгнул сам и сказал оставшемуся:

– Места, сам знаешь, только на троих хватает. Сейчас сдадим этого начальнику и за тобой вернемся. Только ты смотри, поганец эдакий, не вздумай всю бражку вылакать. Тебя одного оставь только – мигом выдуешь.

Стражник, не попавший на ковер, лукаво блеснул маслеными глазками и заявил, что с этим делом все будет в порядке и он станет дожидаться товарищей. Судя по вздохам, конвоиры Вани ни на секунду ему не поверили, но делать было нечего, и они, дружно притопнув ногами, вылетели из Сторожевой башни.

Через несколько минут Ваня уже стоял перед светлым взором местного воеводы. Тот сиял какой-то совершенно невиданной радостью.

– Ага! – Воевода радостно потер руки и даже крякнул от удовольствия. – Ну наконец-то, голубчик ты мой!

Ваня не сразу понял причину такого ликования.

– Да я же, – воевода крутился волчком и притопывал от нетерпения, – я же, друг мой ситцевый, двадцать лет служу на этом самом месте. И сотником побывал, и мальчиком на посылках – двадцать лет, ненаглядный ты мой, поджидал того случая, чтобы хоть кого-нибудь да изловить! Ведь до тебя же ни один вояка не рискнул не то что в палаты царские заглянуть, просто к воротам подойти без крайней нужды! Дай я тебя расцелую!

И воевода с восторгом влепил Ване такой звонкий поцелуй, что тот едва удержался на ногах. Потом подумал о том, что он один-единственный, вломившийся в Медный дворец, и горько усмехнулся. Недаром, видно, Яга отговаривала, а он, дурак, не послушался, во всем с Темнополком согласился. Мужская солидарность, понимаешь ли. А вот поди ж ты, попробуй теперь выберись отсюда!

Воевода наконец пришел в себя после пережитого и, все еще с трудом веря своему счастью, пошел звать подмогу. Мрачного вида стражи, однако, его восторга явно не разделяли и, грубо толкая Ваню в спину, отправились с ним куда-то по бесконечным коридорам. Были на них тяжелые сапоги, подкованные железом, но звук шагов полностью скрадывали толстые ковры, в которых нога утопала чуть ли не по щиколотку. Пару раз Ваня порывался спросить своих конвойных, куда же все-таки его ведут, но натыкался на такую суровую стену молчания, что предпочел усмирить свое любопытство. Все равно знакомства со страшным царем наверняка не избежать, а в таком случае, зачем искушать лишний раз судьбу? Чему быть – того не миновать.

Ваню ввели в просторную залу и бросили на ковер перед лестницей из розового мрамора. Поднималась она вверх метра на два и заканчивалась широкой площадкой, окруженной колоннами. Посреди площадки, под пурпурным балдахином, высился роскошный медный трон, весь покрытый странными письменами и знаками. Два огромных медных зверя непонятной породы поддерживали трон справа и слева, в огромные их глазницы были вделаны изумруды, а когти были вырезаны из янтаря. На троне сидел человек непомерного роста, плечистый, могучий, с окладистой рыжей бородой. Ваня сообразил, что это и есть царь Елисей, хотел поклониться, даже вскочил, но тут один из стражников с такой силой толкнул его в спину, что Ваня снова повалился на пол. Елисей сделал знак слугам, и те, не поворачиваясь спиной, шустро попятились и скрылись за огромными дверями. Ваня остался один на один с царем. Воцарилось молчание. Иван не смел подняться, а Елисей лениво рассматривал его с ног до головы.

– Тебя как звать-то? – наконец спросил царь.

– Иваном, – еле слышно шепнул Ваня.

– Иваном, значит, – усмехнулся царь. – Чай, Сверегана-царя сынок?

– Нет…

– Ну нет так нет, – согласился Елисей, – я уж было, грешным делом, подумал, что ко мне в зятья царский сын набивается. Не люблю я их…

Елисей развел руками, пожевал губами и, крякнув, спустился по лестнице к Ивану. Тронул за плечи и одним рывком поставил на ноги.

– Дай хоть я, – он отряхнул Ванину рубаху, – посмотрю на тебя, что ли. Ишь ты какой… а все туда же. Нет, что ни говори, дюже у меня дочка дурная, если себе никого получше не нашла. Ну да ладно, мое дело – сторона.

Елисей помолчал, потом хлопнул в ладоши:

– Эй, там, где пропали?

В зал вбежал запыхавшийся человек в красном кафтане.

– Чего изволите, государь?

– Чего изволю, говоришь? – Царь разгладил рукой бороду. – Да всего помаленьку. На стол, что ли, собирай – чаю там, квасу. Водочки можно. – Он посмотрел на Ваню: – Водку-то пьешь?

– Пью, – обреченно кивнул тот, решив про себя, что лучше с царем не спорить.

– Ну вот, – повеселел Елисей, – значит, мы сейчас с тобой того… А то, знаешь, скука такая, царю и выпить не с кем. Придворные – те с одного запаха пьянеют, а кто покрепче, так тот мое царство за семь верст обходит. Боятся, понимаешь ли. А меня чего бояться? Чай, не волк, не съем, душу не выну.

Принесли два графина с водкой и закуску. Царь Елисей широким жестом разлил водку по деревянным стаканам, ухнул, по-молодецки опрокинул стакан в горло и налил себе второй.

– Ну, рассказывай, – благодушно покивал он, – как докатился да как решился на такое деяние. А?

Ваня смутился. Елисей выглядел вовсе не таким злодеем, как его описывали, наоборот, казалось даже, что царь не коварный чародей, а добродушный старик, по-стариковски же говорливый и любопытный. Сам не понимая как, Ваня все как на духу выложил Елисею: и про Светлану-Светлояру, и про Проводника, и про странное свое путешествие. Когда дело дошло до старшей Яги, царь фыркнул, хватил еще полстакана водки, закусил доброй половиной пирога и протянул:

– Эге… все не уймется, лиса-плутовка. А только того ей непонятно, что Василена-краса и сама хороша была: даром что снегурка, но до того баба чумная да въедливая, не приведи лешак! Да, впрочем, – он строго посмотрел на Ваню, – не твоего это ума дело, все, что было, прошло да быльем поросло. Ты давай дело сказывай. Любишь, говоришь, дочку-голубку мою?

– Люблю, – прошептал Иван.

– А раз любишь и ради такой своей любови готов на подвиг пойти – так слушай же. Даром я тебе девку не отдам, хоть и постылая, все-таки родная кровь, не мужичка, поди, царская дочка. А вот сослужи-ка ты мне, Ванюшка, службу.

Тут царь Елисей вздохнул, поставил локти на стол и подпер руками могучую голову. Помолчал и начал рассказ:

– За семью морями, за семью горами, в Серебряном царстве, лунном государстве, у царя Далмата есть чудная птица-огнецветка. Жаром пышет, огнем дышит, перьями горит, только что не говорит. Сидит та птица на осиновой ветке в серебряной клетке. Добудешь огнецветку – твое счастье, отдам тебе Светлояру. А не добудешь – пеняй на себя, в темнице девку сгною, не посмотрю, что дочь родная. А тебя, – тут Елисей поднялся во весь рост и в один миг утратил все былое благодушие, – на дне моря достану и на высоком суку вздерну!

Ваня похолодел. Стоял перед ним не добрый дедушка Елисей, стоял перед ним могучий чародей, от одного имени которого дрожали сильные мира сего, падали на колени богатырские кони и даже вольные птицы замирали на лету. Стоял Елисей, посматривал на Ваню колдовскими своими очами, поглаживал бороду и все чему-то усмехался.