Время, назад
Время, назад читать книгу онлайн
Время действительно пошло назад. Мертвецы оживают, молодеют и возвращаются в утробы матерей. А задача одного из героев романа Гермеса — отыскать вновь оживших и вернуть их родственникам...
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
— А куда мы можем пойти? — спросил Себастьян.
— Можно ко мне, — предложила мисс Фишер. — Там уютно, и вы можете остаться на всю ночь. Никто вас потом не вышвырнет.
Он снова задумался. Вернуться в витарий вроде бы нужно, но в такой момент это было большой удачей. Он нуждался в психологической встряске; одна женщина его оставила, и вполне справедливо, но буквально сразу же другая остановила на нем свое внимание. И это льстило, не могло не льстить.
— О’кей, — кивнул он.
Энн Фишер остановила такси, и уже через какие-то секунды они летели к ее дому.
Вся обстановка квартиры свидетельствовала о прекрасном вкусе; Себастьян ходил по гостиной, разглядывая вазы, книги, большой гобелен, нефритовую фигурку Ли Бо. Правда, он остался тут в одиночестве; мисс Фишер удалилась в соседнюю комнату, чтобы, извините, срыгнуть.
Вскоре она вернулась, буквально заливая его светом своей улыбки.
— У меня еще остался прекрасный импортный сиддоновский согум десятилетней выдержки, — сказала мисс Фишер, показывая фляжку. — Хочешь?
— Да, пожалуй, нет.
Себастьян взял со стеллажа альбом долгоиграющих пластинок бетховенских виолончельных сонат. И только подумать, что через несколько веков их начисто искоренят. Венская Библиотека затребует и получит исчирканные поправками нотные листы, с огромным трудом переписанные Бетховеном с последнего издания партитуры. Да и сам Бетховен, он ведь тоже оживет; из его могилы раздастся испуганный голос. Но для чего он оживет? Чтобы искоренить массу прекрасной музыки. Кошмарная, если подумать, судьба.
— Хочешь, поставлю? — спросила Энн Фишер.
— Хочу, — кивнул Себастьян.
— Вот эта мне особенно нравится.
Она поставила самую раннюю пластинку, сочинение номер пять; и сперва они слушали молча, но буквально через пару минут Энн Фишер стала проявлять нетерпение, видимо, сидеть и внимательно слушать было не в ее духе.
— А как ты думаешь, — спросила она, встав с места и расхаживая по гостиной, — эта самая инверсия, она навсегда? Или потом вернется нормальное время?
— Я очень на это надеюсь, — сказал Себастьян.
— Но ведь сам-то ты выиграл. Ты же был мертвым, верно?
— Неужели это заметно? — ощетинился Себастьян.
— Не обижайся, пожалуйста, но тебе же под пятьдесят, и отсюда все следует. Так что жизнь твоя удлинилась, превратилась фактически в две полноценные жизни. Ну и как тебе нравится эта? Больше, чем первая?
— Все хорошо, но только с женою проблемы, — откровенно признался Себастьян.
— Она у тебя что, совсем молодая?
Не отвечая, Себастьян снял с полки томик английской поэзии семнадцатого века в переплете из меха венерианского сноффи.
— А ты любишь Генри Воэна? — поднял он глаза на Энн.
— Это он написал стихотворение про то, как видел вечность? «Однажды в полночь вечность видел я» [24].
Полистав немного томик, Себастьян сказал:
— Эндрю Марвелл, «К стыдливой возлюбленной». «Но за моей спиной я слышу, мчится крылатая мгновений колесница; а перед нами — мрак небытия, пустынные, печальные края» [25]. — Он порывисто захлопнул томик. — Я видел эти края, вне пространства и времени; я видел вещи столь огромные…
Он замолк, находя бессмысленным обсуждать свою загробную жизнь.
— Я думаю, ты просто хочешь поскорее затащить меня в постель, — сказала Энн Фишер. — Заголовок стихотворения — я, как говорится, поняла намек.
— «И девственность, столь дорогая вам, достанется бесчувственным червям», — процитировал Себастьян и с улыбкой взглянул на Энн; возможно, она и была права.
Но эти стихи не оставляли места для предвкушения. Он знал, и знал прекрасно, и их, и опыт, в них изображенный.
— «В могиле не опасен суд молвы, — полувыкрикнул он, ощутив все снова — и запах могилы, и пронизывающий холод, и тесный кошмарный мрак. — Но там не обнимаются, увы!»
— А если так, то пошли в постель, — конструктивно предложила мисс Фишер и первой прошла в спальню.
А потом они лежали обнаженными, прикрытые одной лишь простыней; Энн Фишер молча курила, красный огонек то вспыхивал, то пригасал. Себастьяну было мирно и спокойно, мрачное напряжение куда-то исчезло.
— Но для тебя это не было вечностью, — сказала Энн Фишер, словно выплывая из глубины своих размышлений. — Ты был мертвым лишь конечное время. Сколько там, пятнадцать лет?
— Да при чем тут это! — вспылил Себастьян. — Сколько ни пытайся людям втолковать, никто ничего не понимает, ну, кроме тех, кто испытал все на собственной шкуре. Когда ты находишься вне основных категорий восприятия, вне пространства и времени, это продолжается бесконечно; никакое время не проходит, сколько бы ты ни ждал. И это может быть и бесконечным блаженством, и бесконечной мукой, в зависимости от твоих с Ним отношений.
— С Ним? С Богом?
— Анарх Пик, когда ожил, называл эту сущность Богом, — задумчиво сказал Себастьян.
И застыл от ужаса, осознав, что же он такое ляпнул.
— Я его помню, — сказала Энн Фишер после длительной паузы. — Это было очень давно. Он основал Юди, этот культ группового разума. Вот уж не знала, что он уже ожил.
Ну что тут можно было сказать? Никак ведь и не вывернешься. Из его слов однозначно следовало, что Пик возродился и что он, Себастьян Гермес, лично при этом присутствовал. А значит, Анарх был или находится в витарии «Флакон Гермеса». В каковом случае можно было дальше не темнить.
— Мы как раз сегодня его оживили, — сказал Себастьян, отчаянно стараясь угадать, что значат для Энн эти сведения.
Ведь он ее, собственно, совсем не знал, и ей это могло быть совершенно безразлично, а могло представлять богословский интерес, либо быть поводом для пустой болтовни, либо, что самое страшное… но тут уж приходилось рискнуть. Вероятность того, что Энн Фишер так или иначе связана с кем-либо, весьма заинтересованным в Анархе, была мизерно мала, а значит, мал был и риск.
— Он сейчас у нас в витарии, — добавил Себастьян, — потому-то я и не могу остаться здесь на ночь — я обещал ему вернуться и поговорить.
— А можно мне с тобой? — спросила Энн. — Я ни разу не видела старорожденных в первые часы по возвращении… Говорят, у них какое-то особое, отстраненное выражение на лице. От того, что они перед этим видели. Они все еще видят что-то другое, что-то огромное. Иногда они говорят загадочную бессмыслицу, вроде «я — это ты». А может, это не бессмыслица, а дзенские коаны, понятные для них самих, но вот для нас… — В полумраке спальни было видно, что она села в постели и бурно жестикулирует, вопрос не оставил ее равнодушной. — Мы их слушаем и не можем понять… да, я с тобою согласна, наверное, нужно через это пройти.
Она соскочила с кровати, бросилась, не обуваясь, к гардеробу, достала трусики и лифчик и стала торопливо одеваться.
А минуты через две и Себастьян, вновь ощутивший себя усталым и старым, тоже начал искать свои трусы.
«Я сделал, — думал он, — кошмарную ошибку. Теперь ведь она никогда не отстанет, ее настойчивость похожа на волчью хватку. Если бы можно было реверсировать один лишь кусочек жизни, когда у меня с языка сорвалось…» Понаблюдав, как она надевает ангорский свитер и узкие, в обтяжку, брюки, он продолжил свое одевание. «Она умна, она привлекательна, и она уже понимает, что здесь что-то не совсем обычное. Каким-то таким не вербальным образом я ухитрился известить ее, что это нечто необычное».
И одному лишь Богу известно, как далеко она может пойти, утоляя свое любопытство.
Глава одиннадцатая
О Боге нельзя сказать ничего буквального или утвердительного. В буквальном смысле Бога «нет», поскольку Он превосходит существование.
Поймав такси, они летели через Бербанк к витарию «Флакон Гермеса».