Спицы в колесе Сансары

Это, монахи, священная истина о страдании: рождение — страдание, старость — страдание, болезнь — страдание, смерть — страдание, с немилым быть соединенным — страдание, с милым расстаться — страдание, не получить, чего желаешь, — страдание.

Это, монахи, священная истина о происхождении страдания: это жажда, ведущая от рождения к рождению, вместе с радостью и желанием, находящим здесь и там свою радость: жажда наслаждений, бытия и тленности.

Это, монахи, священная истина о прекращении страдания: прекращение жажды благодаря уничтожению желания, освобождению от желания.

Это, монахи, священная истина о пути к прекращению страдания, священный восьмеричный путь: правая вера и правое решение, правое слово и правое дело, правая жизнь, правое стремление, правая мысль, правое самопогружение. Вот священная истина о страдании, так, монахи, открылись у меня глаза, открылось познание, понятие, знание. Эту священную истину о страдании я понял.

И пока я, монахи, не обладал во всей полноте истинным познанием и понятием о четырех священных истинах, еще не достиг высочайших свойств Будды вместе с мирами богов, с миром Мары и Брамы, вместе с аскетами и браманами, богами и людьми. И я узнал и увидел следующее: прочно искупление моего духа. Это мое последнее рождение, отныне нет для меня новых рождений.

Так говорил Возвышенный, и радостно приветствовали пять монахов речь Возвышенного.

Когда Будда окончил свою речь, пошла во все миры богов весть, что в Бенаресе святой привел в движение колесо учения. Пять монахов и первый из них Конданна, который с тех пор приобрел имя Конданна Познающий, просили Будду посвятить их в последователи, и он сделал это словами: „Приступите сюда, монахи; возвещено учение. Шествуйте в святости, дабы дать конец всякому страданию“.

Так зародилась община учеников Будды: пять монахов стали ее первыми членами. Новая речь Будды о непостоянстве и бессмысленности помогла пяти ученикам достигнуть состояния безгрешной святости…» [4]

Друкчен прочел свиток еще раз, и уныние охватило его.

— Мне никогда не достигнуть святости, — грустно сказал он. — И не выпасть из круга сансары. Я слишком люблю наслаждаться жизнью! Прах побери, да ведь время уже позднее!

И впрямь за окнами смеркалось. Друкчен почувствовал усталость и направился из библиотеки в спальню.

В спальне он, не раздеваясь, повалился на роскошную кровать.

— Ах, — сказал он, — чего-то не хватает! Впрочем, и так понятно чего: приятной милашки. Она бы и раздела меня, и помогла прогнать усталость. Видно, с этим в Шамбале туго.

Друкчен поворчал еще себе под нос и вскоре захрапел.

И приснился ему сон о том, что он идет по вечноцветущему саду императрицы Ен. Кругом великолепные деревья и цветы, голову пьянит их красота и аромат. И тут из-за одного дерева выступает красавица в легких прозрачных одеждах и начинает манить к себе Друкчена.

— Позволь мне порадовать тебя, — говорит она и приникает устами к его устам.

— А как же истины о страдании и бренности всякого наслаждения? — бормочет Друкчен.

— Ты что, монах? — хохочет девица, а грудь у нее от хохота так и колышется.

— Нет, я не монах.

— Тогда идем скорей со мной. Знаешь ли, кто я? Я сама дакини, и уж если приглашаю, не теряйся.

— Дакини?

— А тебя это смущает?

Под легкий смех красавицы они идут на поляну, полную пышных трав. И вот уже Друкчен видит, как они неистово занимаются любовью, и нет ничего прекраснее, и все благородные истины вылетают у него из головы…

— Чш-ш… Не топай так. У нас, кажется, появился гость.

Друкчен, хоть и опьяненный видением, проснулся от этого шепота моментально.

Шепот шел снизу, из кухни. Друкчена прошиб холодный пот.

Кто проник в его дом? Ведь он собственноручно запер дверь!

Меж тем разговор на кухне продолжался:

— Ты заметил? На доме пайцза новая, говорящая о том, что он занят. В большой комнате короба с вещами, на столе — остатки ужина. Здесь кто-то есть!

— Что ж, ему повезло, сегодня последний день его жизни.

— Дурак! Тебе бы только пришить кого-нибудь! Пень неотесанный! Ты представляешь, что начнется, если в Чакравартине найдут труп!

— А мы его закопаем!

— Где, идиот?! — Повсюду плитка и камень, здесь же не роют могил, потому что здешние жители живут вечно!

— Тогда что же делать?

— Поднимемся в спальню, наверняка он там, и предложим ему вступить с нами в долю. Откажется — изобьем до полусмерти, прихватим вещички и деру!

— Толково.

— Еще бы. Недаром у меня голова круглая, а у тебя сплюснутая, как инжир!

Друкчен вскочил с кровати и заметался по темной комнате в поисках хоть какого-нибудь оружия. Из оружия нашлась только ночная ваза. Он схватил ее и встал в боевую позу.

Медленно отворилась дверь. И на пороге Друкчен увидал одного… нет, троих… нет, пятерых здоровенных мужиков!

— Не подходите близко! — сказал он дрожащим голосом. — Кто вы такие?!

Один из вошедших зажег потайной фонарь.

— Гляди-ка! — сказал он одобрительно. — А он храбрец, вооружился ночным горшком!

— Все равно, прежде чем ты меня прикончишь, я натяну его тебе на голову, — пообещал Друкчен.

— Будет тебе, добрый человек. Убери ты эту пакость. Мы с миром пришли.

— Сначала скажите: кто вы такие?

— Да вроде как… разбойники.

Россия, город Щедрый

Весна 2012 года

Лиза сидела у себя в комнате и вспоминала поцелуй, который случился у них с Глебом. Было, было что вспомнить. Но разве можно допустить такие отношения? Он — малек, студент, она — без пяти минут кандидат философских наук. Да и вообще…

Но тут Лиза посмотрела на себя в зеркало. Девушка с пылающими щеками, огромными блестящими глазами и алыми, с размазанной помадой губами ей, очевидно, понравилась.

— Плевать, — залихватски сказала Лиза. — Что будет, то будет.

И тут зазвонил ее мобильный.

Юля Ветрова.

— Привет, Юля!

— Благословенна будь, печальная красавица!

— Почему печальная? Я в отличном настроении!

— Хм… Это хорошо. Это радует. Какие у тебя новости?

— Я устроилась на работу.

— Все больше позитива в твоем голосе. И куда?

— Скорее, к кому. Ассистентом к профессору Верейскому.

— Вау! Это к тому старичку, что носится с привидениями и упокойниками?

— Да. Но он не такой уж старичок.

— Ха! Кому ты это говоришь? У меня с ним кое-что было. Он жуткий сердцеед, так что берегись. Не одни только привидения его возбуждают.

— Юль, у него есть внук.

— Та-а-а-ак!

— Ему девятнадцать лет.

— Еще раз та-а-ак!

— Сначала я спасла его от панков, а потом ассистировала ему на сеансе. И полчаса назад мы целовались.

— Взасос?

— Юля!

— Значит, да. Кисонька моя, я за тебя безумно рада. Кстати, если и профессор Верейский предложит тебе целоваться, и не только целоваться, не отказывайся. Старичок он пылкий.

— Юля!

— Ах, как приятно слышать твой голос! Вот это голос настоящей девушки, а не грымзы, которой ты была до сих пор! Я вынесу благодарность внуку профессора Верейского. И даже поцелуюсь с ним сама. Если ты не против.

Лиза расхохоталась.

— А что? Давай целенаправленно развратим внучка! Ведьмы мы или нет?

— Я не ведьма, — напомнила Лиза.

— Ничего, моей силы хватит на двоих. Кстати, что звоню: ты не забыла, что сегодня в полночь мы собираемся у моей тетушки Анны Николаевны Гюллинг?

— Ой, забыла, а зачем?

— Будем обследовать ее дом на предмет наличия комнаты, которой нет. Вспомнила?

— А, вот теперь вспомнила. И еще она говорила о каком-то Эликсире для богов…

— Это позже. Пока — комната. Так что полдвенадцатого ночи я за тобой заскочу на помеле. Я бы и так прилетела, но ты ж без помела летать боисси.

— Боюсь. Я и на помеле боюсь.

— Лизка, отбрось страхи! У тебя новая жизнь началась!