Граница нормальности

— Вы везучий, — сказал боксер. Был он степенный, обстоятельный, внушающий доверие. Похож на моего психоаналитика. Когда у меня был психоаналитик. Был. Ключевое слово — был. Хотя всё равно по первой специальности он был травматолог; может, поэтому ему не удалось мне помочь.

— Вы хоть поняли, что с вами произошло?

Я помотал головой, очень осторожно.

— Вы упали на дерево, — объяснил боксер, — дерево не сломалось, а согнулось, потом разогнулось и швырнуло вас сюда на манер катапульты. Это третий этаж, соседний подъезд. Вы очень везучий.

— Но мертвый, — я вспомнил про свой труп в моей квартире. И про запах тоже вспомнил.

— Нет, вы живы, — снисходительно сказал боксер, — то был обычный бред, во время делирия и не такое привидится.

— Это точно, — поддержал я. — Говорящие собаки, к примеру.

Боксер повернул голову в сторону двери и гавкнул. Как будто кого-то позвал, но никто не появился.

— Ватсон, — позвал боксер по-русски.

Ватсон.

Раздался шум, как будто что-то тащили по полу. Затем в комнату вошли. Я сначала не понял, что это вообще такое появилось — без головы, с пятью ногами, влажное и в тряпках. Потом это фыркнуло, чихнуло, и картинка сложилась.

Это была давешняя собака Баскервилей. Ватсон. Он был раза в два крупнее боксера, с короткой белой в черных пятнах шерстью. Теперь он головой упирался в банное полотенце, лежавшее на полу, и толкал его перед собой, при этом он вертел мордой, избавляясь от воды и остатков фосфора.

— Ватсон, дьябл, — сказал боксер, — у нас гости. Ведите себя прилично.

Ватсон поднял голову. Полотенце повисло у него на морде, придав ему весьма глупое выражение.

— Ватсон, — повторил боксер досадливо.

Ватсон коротко махнул головой — полотенце перелетело в кресло. Затем он посмотрел на боксера.

— Ватсон, дьябл, — сказал боксер, — вы привели наконец себя в порядок?

Тот кивнул, совсем по-английски — сухо и коротко.

Дьябл.

— Это у вас что? Испанский? — спросил я.

— Нет, — ответил боксер. — Дьябл — это по-русски. Это анаграмма одного знакомого вам слова.

Ватсон с сомнением поглядел на меня и тихо гавкнул.

— Ах, да… Гм… В общем, это когда буквы в слове переставлены, — сказал боксер.

Я обиделся. Пару секунд я думал, как бы поехиднее ему ответить, но ничего не придумав, грубо сказал:

— Я знаю, что такое анаграмма… мистер Хер Локшолмс.

— И вы туда же, — скучно ответил боксер. — Разумеется, если мраморного дога зовут Ватсон, то боксера, естественно, зовут Шерлок Холмс. Ватсон, скоро вы там? Я потерял интерес к нашему гостю, отдаю его на ваше попечение.

Я сцепил зубы и попытался дотянуться до ножки ближайшего стула. Мне вовсе не улыбалось сделаться игрушкой для мраморного дога чуть не в полтора метра ростом.

— Да вы не волнуйтесь, — сказал боксер. — То, что он с вами сейчас сделает, никакого удовольствия ему не доставит.

Я посмотрел на Ватсона. Тот снова сухо и коротко кивнул. От этого я почему-то слегка успокоился.

— Это просто его долг, — продолжил боксер. — Как врача.

Ватсон гавкнул и вышел из комнаты.

— Юмор, — сказал боксер. Он подошел к полке, стал на задние лапы и вытащил оттуда за ремешок небольшой бинокль. Положил аккуратно на пол. Затем сдернул с кресла маленькую подушку и положил ее на подоконник, усыпанный стеклом и листьями. После этого взял бинокль и умостил его на подушке, неловко помогая себе лапами. В конце концов он засунул обе передние лапы под подушку, наклонил ее вперед и уставился в окуляры.

— Пора, — сказал он. Бинокль соскользнул и крепко стукнулся сначала об подоконник, затем об пол. Я вздрогнул.

— Ничего страшного, — сказал боксер. — Не впервой.

Появился Ватсон. В зубах он тащил бутылку коньяку.

Это было уже слишком.

Дог, осторожно ступая среди осколков, подошел ко мне, поставил бутылку прямо перед моим носом и гавкнул.

— Ватсон просит вас помочь ему открыть бутылку, — сказал боксер. — Если вы ее подержите, то он выдернет пробку.

Ага! Одной рукой я покрепче схватился за бутылку, дог ловко ухватил зубами пробку и вытащил ее.

Коньяк.

Бухло.

Аааааааааааа.

— С-спасибо, — сказал я, осушив бутылку почти на треть. — Правда, спасибо.

Обе собаки сидели рядышком, наблюдая за мной.

— Я бы на вашем месте не торопился с выводами, — заметил боксер. — Этот коньяк вовсе не жест доброй воли. Это анестезия.

Я замер — хотя и до этого не сказать чтобы уж прямо сильно шевелился. Что значит — анестезия?

— Ватсон, прошу вас, — сказал боксер. На меня он не смотрел.

Дог подошел ко мне и, схватив зубами за брючной ремень, перевернул на живот. Я орал как резаный — и рассчитывая на то, что кто-нибудь услышит, и от дикой боли в спине и боку. Затем Ватсон встал на меня двумя передними лапами, одну он поставил на ногу, а вторую на спину — я заорал еще отчаяннее. Нечеловеческим усилием вывернув шею, я увидел, как аккуратным и хирургически точным движением проклятая тварь лишила меня половины задницы.

Ненавижу Англию, подумал я.

И потерял сознание.

Огромная и какая-то особенно круглая луна висела над летним городом. Возле подъезда дома разгорался скандал. Его могло и не быть, если бы милиция и фельдшер с медбратьями были порасторопнее и укатили бы чуть пораньше, но несколько соседей уже покинули свои постели и вовсе не собирались туда возвращаться без того, чтобы высказать свои претензии.

Боксёр и Ватсон чинно сидели на балконе. Перед ними было множество раскрытых журналов. Собаки, одинаково наклонив головы, прислушивались к шуму снизу. Как обычно, соседи прекрасно справлялись с врагами и без них. Голоса утихали — милиция вслед за скорой покинула двор.

Ватсон, шкрябнув когтями по глянцевой бумаге, перелистнул журнал и внимательно уставился на следующую страницу. Боксер смотрел на луну и изредка что-то шептал в лежащий на табурете диктофон.

(В.Карпов)

Волк-убийца

Вообще говоря, волк пока что не был убийцей. Но очень хотел им стать. Так часто бывает: подростковый максимализм, гормональный шторм, и вот юное существо даёт себе клятву ни-в-чём-ни-в-чём не походить на своих родителей, и определённое время это (не походить на родителей) ему (юному существу любого пола, вида и семейства) даже удаётся. Некоторые в этом состоянии умудряются ожениться, наплодить детей и благополучно умереть в счастливом осознании того, что Клятва В Углу Коленями На Горохе выполнена на все сто.