Царский сплетник. Трилогия

— Куда лапы тянешь! — треснул его посохом по лбу Виталик. — Маньякам секретную документацию читать нельзя.

— Фу-у-у… — с облегчением выдохнула как минимум половина думы и тут же заголосила:

— Да какой он изменник?!

— Правильным путем идешь, сплетник!

— Только скажи, и мы все как один на борьбу с ворогами земли Русской встанем!

— Как такой святой человек мог Надышкина убить?

— Конечно, не мог, он в это время со мной чай пил! — войдя в раж, заявил какой-то боярин.

Дурной пример заразителен. Половина думы тут же начала обеспечивать Виталику алиби. А один вообще догадался заявить, что царский сплетник в это время к его дочери сватался.

— Ну, ты ври, да не завирайся, — вскинулся Виталик.

— Но ты же намекал…

— Я те ща посохом-то намекну!

Тут в зал вошел дьяк посольского приказа.

— Царь-батюшка, к вам срочно просится на прием Климент Четырнадцатый.

— Епископ?

— Он.

— Зови.

Боярская дума, радуясь перемене темы разговора, тут же угомонилась. В зал заседания боярской думы вошел Климент XIV, в миру Варфоломей Виссарионович. Он был так взбешен, что с ходу разразился гневной тирадой:

— Ваше царское величество, меня предупреждали, что я еду в варварскую страну, но я даже не подозревал, насколько варварскую. Меня только что ограбили! Прямо в костеле, под образами святых!

— Кто посмел? — нахмурился Гордон.

— Какой-то местный криминальный авторитет.

— А конкретнее можно? — подал голос Виталик, сдвигая посохом шапку на затылок.

— Его тут все так боятся, что мне даже имя назвать отка… — Глаза епископа полезли на лоб, и он опять, как недавно в костеле, начал ловить ртом воздух. — Это он… — выдавил наконец из себя епископ и начал тыкать пальцем в сплетника, — он! Это он ограбил меня!

— А-а-а, так вот в чем дело, — понимающе закивал головой авантюрист. — Опять братишка мой чудит, — пояснил он, поворачиваясь к Гордону с Василисой.

— Какой еще братишка? — возмутился Варфоломей Виссарионович.

— Женек. Он здесь, в Великореченске, мазу держит. Ты с ним, твое святейшество, поосторожней: парень он крученый и такой обидчивый, страсть! Чуть что не так, сразу пулю в лоб или нож в бок. Любит мой братишка повыделываться. Ходит весь в коже, при пистолетах. — Виталик, словно невзначай, распахнул полы шубы с царского плеча и попытался почесать грудь, но рука уткнулась в перевязь с пистолетами, надетую на черную кожаную куртку. (Бояре тихо охреневали от такой наглости, выпучив глаза на оборзевшего сплетника.) — Ты уж на него не серчай, твое святейшество, у него просто с головой не все в порядке. А тут еще, понимаешь, Дон убогого обидел. — (Гордон при этих словах поджал губы и недовольно запыхтел.) — Подставил, сволочь такая, самого царского сплетника, то бишь меня, по полной программе. Надышкина зачем-то убил. Вот братишку моего обида взяла, и он начал зверствовать. На Дона охоту объявил. Этот сицилийский выкидыш теперь в Великореченске персона нон грата. Скоро мочить его конкретно будут. Из бизнеса братишка этого итальяшку уже выкинул, осталось только полюбоваться на цвет его кишок. Ой, не завидую я теперь Дону, — удрученно покачал головой Виталик. — Видел я сегодня братишку поутру — страшно был зол. Собирался со своей бригадой какого-то козла на правеж ставить. Сказал, что этот нехороший человек из заморских стран приехал Дона и еще каких-то редисок баблом снабжать, чтобы они Русь-матушку изнутри изменой черной подрывали, — импровизировал напропалую авантюрист. — Двадцать тысяч полновесных золотых на это дело вороги земли Русской не пожалели. Кстати, твое святейшество, а у тебя много денежек пропало? — невинным тоном спросил сплетник.

— Найн, литл… — забормотал епископ, — пардон… мало, совсем мало.

— Какое счастье! Значит, это был не ты. А то ведь брат мой отмороженный — ни в Бога, ни в черта не верит. Где найдет, там и замочит: хоть в сортире, хоть в храме святом, ему без разницы.

— Извините, ваше царское величество, произошло досадное недоразумение, — забормотал епископ, — позвольте мне откланяться и…

— Так у тебя, твое святейшество, больше претензий к варварской Руси нет? — перебил его Виталик, поднимаясь во весь рост.

— Какие могут быть претензии? Я же говорю, досадное недоразумение!

— А у нас, — подошел к трону Виталик и братски потрепал Гордона по плечу, — есть.

— Ка… ка… какие? — пролепетал епископ.

— Здесь тебе не там. За базар отвечать надо, — одарил епископа ангельской улыбкой Виталик. — Оскорбить хозяина в его же доме, Русь Святую варварской назвать — это ж все одно что в лицо царю-батюшке плюнуть. Статус дипломатической неприкосновенности на вас не распространяется, так что у Малюты, кажется, появилась работа.

— Благодетель!!! — завопил палач и кинулся к выходу из тронного зала. — Бегу дыбу настраивать!

— Боюсь, что поход на Святую Русь дорого вам обойдется, — сочувственно вздохнул Виталик.

— Сколько? — епископа зашатало.

Гордон расправил грудь и плотоядно улыбнулся.

— Восемьдесят процентов мне, двадцать тебе, — уголком губ прошептал сплетнику державный.

— А мои тридцать за наводку? — возмутился юноша.

— Хрен с тобой, пятьдесят на пятьдесят. А вы чего вылупились? — рявкнул Гордон на бояр. — Все вон отсюда! Ваш царь-батюшка дела государственные будет решать.

Василиса только покрутила головой, укоризненно гладя на супруга. Заклятие, которое Виталик окрестил «синдромом Плюшкина», с него давно уже сняли, но меньше денежки любить он после этого не стал…

22

Епископ сумел вырваться из цепких лап сплетника и царя Гордона только к вечеру, оставив в качестве залога кучу расписок и устных обещаний, так как наличности при себе у него не было.

— Работать с тобой одно удовольствие, — признался Гордон, нежно поглаживая долговые обязательства епископа. — Раскручиваешь лихо всех на бабки. Слушай, до сих пор не пойму, почему ты деньги бабками называешь?

— Сам не знаю. Может, потому что нормальные пацаны в том мире, откуда я прибыл, деньги на баб спускают?

— Ну, на баб я понимаю, но спускать деньги на старух…

— Старость надо уважать, — строго сказал Виталик.

— Ах, ты в этом смысле, — захлопал глазами державный, — а я уж было подумал: какие-то ненормальные ваши нормальные пацаны. Да-а-а… — с сожалением вздохнул Гордон, — у нас таких пацанов нет.

— Ошибаешься, есть, — убежденно сказал Виталик.

— Назови хотя бы двух, и я тебя расцелую.

— Эти двое находятся сейчас в тронном зале и смотрят друг на друга.

— Намекаешь на нас с тобой?

— Да. Вот только целовать меня не надо! Это исключительная прерогатива Янки. Короче, мы с тобой пацаны нормальные, и выбитые из епископа денежки пустим на дома для престарелых и сиротские приюты, — категорично заявил Виталик, решив, что пора начать выполнять обещания, данные когда-то Патриарху Всея Руси и отцу Сергию. Но не за свой же счет их исполнять! — Первые двадцать тысяч на дело сие благое у нас уже есть. Презент от моего отмороженного брата.

— А давай! — бесшабашно тряхнул головой державный. — Эх, убыток, конечно, но и это махнем туда же! — опустилась царская длань на расписки епископа.

— Вот это по-нашему, — одобрительно кивнул Виталик. — А насчет убытков не волнуйся. Все эти потери, — кивнул он на бумаги, — скомпенсируем в момент.

— Это как? — подался вперед Гордон.

— О чем речь идет? — вошла в тронный зал Василиса, отлучавшаяся перед этим проведать детей.

— Да вот, царица-матушка, надумал я реорганизовать систему сбора податей, — пояснил Виталик. — Плохо у нас на Руси это дело поставлено.

— Можешь предложить что-то получше? — заинтересовалась Василиса.

— Ага. Пора в этом деле порядок навести.

— Как? — требовательно спросил Гордон.

— Создадим вместо старой службы министерство финансов и поставим во главе министерства абсолютно неподкупного человека.

— Да где ж ты такого возьмешь? — фыркнул Гордон.