Возвращение бомжа

В тайном лагере рохляндской народно-освободительной армии все было готово к выступлению. По давно уже составленному плану командиры подразделений в это утро в обстановке строжайшей секретности вскрыли предназначавшиеся им «совсек» конверты, пересчитали причитавшиеся им же гонорары и были готовы выводить свои отряды в поход.

Неожиданно энергичный атаман Борис носился по лагерю как угорелый, пинками подгоняя всех, кому по его мнению не хватало усердия. Вломившись в палатку к своему белобрысому отпрыску, он оглушил того диким ревом невесть откуда взявшейся фанатской дудки и завопил дурным голосом:

—　Ну что, корнэт, труба зовет! Путь, однако, неблизкий.　— Тут же выскочив наружу, атаман наткнулся на мечущегося в непонятках Гека, все еще не переменившего глупый костюм мушкетера на что-нибудь, более приличествующее случаю. Ухватив «участника карнавала» за ухо, он радостно сообщил мальцу: — И ты, карапуз, поедешь с нами. Как безлошадный, побежишь пешком за телегой.

Вырвавшись из лап атамана, Гек огрызнулся:

—　Лучше дайте мне мерина со стремянкой! Или на худой конец боевого ишака!

Рохляндский управитель протяжно свистнул и заявил:

—　Нет у меня ишаков с худыми концами. Поедешь десантом на броне.

Излишне обрадовавшийся карапуз не верил собственным ушам:

—　На танке, что ли?

Впрочем, правильно делал, что не верил, поскольку Борис Николаич, в очередном энергично-деловом припадке запрыгнув на коня и лихо сорвавшись с места, данную версию не подтвердил:

—　Я сказал — на броне.

Застывший в недоумении карапуз недолго пребывал в состоянии прогрессирующей экзистенции, поскольку был грубо схвачен за шкирку и вбит в седло пролетавшим мимом всадником. Карапуз уже собирался развернуться и вдарить обидчику промеж глаз, но голос рохляндской принцесски остановил его от совершения глупого поступка:

—　БрОней мою кобылу кличут.

Моментом забыв ночные обиды, Гек откинулся на спину и, уперевшись в девичью грудь, поведал с дебиловатой улыбкой:

—　Я кобыл сильнее люблю, чем ишаков!

Выкатывавшиеся на общее построение подразделения занимали свои места в соответствии со строгим распорядком, а по стремительно пустеющему лагерю носился на своей кобылке отпрыск рохляндского атамана и по совместительству командир элитного подразделения половцев. Спортсменчик подгонял особо замешкавшихся, как говорится, «и словом, и делом»,　— не уставая раздавать налево и направо тычки своей любимой клюшкой и столь же усердно деря глотку:

—　Строиться! Выходи строиться!

Когда же, наконец, все войска выстроились перед очами рохляндского главнокомандующего, он приподнялся в стременах и, соблюдая верность собственному ораторскому немногословию, проревел:

—　Вперед! На Гондурас!

Многотысячная армия потекла из урочища, будто сошедшая с ума горная речка, стремительно вышедшая из берегов…

Троице, пробиравшейся по подземелью в свете где-то уворованного Агрономом факела, наконец-то удалось вырваться из душных коридоров, по которым они плутали уже не вполне приличное время — один из боковых ходов, по какому-то наитию выбранный Агрономом вывел их в огромный зал с высоченным потолком и едва различимой вдали противоположной стеной.

Гиви закрутился на месте, судорожно оглядываясь по сторонам,　— для него все же было привычнее шариться по местам, кратко характеризуемым словом «задница».

Внезапно под сводами заскрежетал чей-то противный голос:

—　Кто тревожит души олигархов?

Обернувшись, Агроном увидел, как по широкой лестнице, сбегающей в центр зала откуда-то из-под потолка, спускается шикарно прикинутая мумия.

Моментом сообразив, что с таким перцем слабину давать не стоит, бомж сразу перешел к делу:

—　Французская налоговая. Парни, мне нужны бабки.

Кажется, сие требование совершенно не удивило «неживого делового», не моргнув и глазом (который, впрочем, попросту отсутствовал), он предложил:

—　Огласите, пожалуйста, сумму.

Агроном, сообразив, что забыл нечто важное, поспешил подкорректировать список требований:

—　Только еще придется попотеть.

Почему-то эта реплика нашла куда больший отклик у бизнеструпа — под сводами заметался его хищный смех, и по всему залу принялись загораться люстры и светильники, отвоевывая у темноты детали весьма и весьма богатого интерьера, до сих пор остававшиеся невидимыми для непрошеных посетителей.

Откуда-то потек вонючий дым, будто местные «звезды» пользовались концертными дымовыми установками, и в клубах искусственного тумана из темноты, беря «святую троицу» в кольцо, надвинулись разнообразные мертвецы — все как на подбор в дорогущих шмотках и шузах, облепленных ярлыками «всемирно известных» лейблов, обвешанные гирляндами драгоценностей. Казалось, что не нужно никакого дополнительного освещения — надписи Rich, Gucci, Armani, выполненные исключительно стразами, слепили глаза не хуже стадионных прожекторов.

Агроном, Лагавас и Гиви сгрудились в центре зала, а глава этой мертвой братвы снова заговорил:

—　Мертвые не потеют, юноша! А поработать можно, но с условиями.

Он спустился по лестнице, встав прямо перед Агрономом:

—　Первое, оно же главное.

Кажется, у Агронома сдали нервы, поскольку он рванул с ремня свою джыддайскую саблю, выставив Клинок перед собой, и тот угрожающе загудел, осыпая все вокруг синими искрами.

Мертвый олигарх криво усмехнулся:

—　Почему это у тебя сабля синяя? У хороших — сабли зеленые!! Впрочем, нам по барабану. Итак, первое. Мы никуда не пойдем… пока нам не объявят амнистию.

Теперь уже не выдержал горячий парень Лагавас, как всегда, свято веривший в быстроту своих рук. Он и вправду весьма шустро выхватил ствол и, не целясь, от бедра всадил всю обойму в скалящегося упыря. Вот только убить мертвого, похоже, оказалось непосильно сложной задачей для мягкомозгого эльфа.

Маслица в назревавший конфликт подлил лично Агроном, чье внезапное олимпийское спокойствие уникальным образом поддерживала джеддайская сабелька:

—　Нет, амнистий просто так не бывает.

Выходка Лагаваса, хотя и не принесла никакого вреда мертвецу, но разозлила того не на шутку, а потому для приличной разборки хватило бы и куда как более политкорректного заявления.

Мертвый принялся бычить уже совершенно в открытую, двинувшись на Агронома и на ходу доставая собственную сабельку:

—　А с каких это пор амнистии объявляют бомжи?　— сделав обманное движение, он попытался рубануть противника своей ржавой саблей, но Агроном запросто парировал выпад и сам перешел в атаку, едва не снеся полголовы слишком уж прыткому трупу.

Зашатавшись, тот быстро ретировался в толпу своих сподвижников и захрипел:

—　Ты вообще кто?

Агроном, всегда любивший визуальные эффекты, описал светящейся саблей в задымленном воздухе красивую дугу и прогромыхал на весь зал голосом рекламного диктора:

—　Конь в пальто. И до кучи — король Гондураса. Что в принципе одно и то же.

Еще раз махнув саблей для пущей острастки, он скомандовал:

—　Выходи строиться, мальчики налево, девочки направо. Бегом на пристань!

Несмотря на то, что упыри выглядели совершенно подавленными, никто из них даже не дернулся с места. Агроном, удивленно крутя патлатой башкой, двинулся в расфуфыренную мертвяцкую толпу, вглядываясь в порядком разложившиеся лица, подсвеченные сабелькой. Упыри боязливо расступались перед ними, но выполнять команду совершенно не собирались. Агроном начал сердиться:

—　Бегом на пристань.

За мертвяков неожиданно вступился Гиви, до этого как-то уж очень пристально разглядывавшим сгрудившуюся вокруг них толпу:

—　Не сэрчай, Аграном. Тут у них сплошной унисэкс. Одни скелеты.

Самопровозглашенный король Гондураса, хоть и вынужденный признать собственную ошибку, тем не менее решил не прекращать разговаривать с толпой мертвецов с однажды завоеванной позиции силы: