Как перехитрить дракона

Снизу доносились разъяренные вопли Истериков, их перекрывал бешеный рев Нор-берта Сумасброда:

- МОЙ ОВОЩ! ОНИ ПОХИТИЛИ МОЙ ОВОЩ!

Истерики ринулись к дверям, в погоню за злоумышленниками.

Иккинг понимал, что им ни за что не уйти от Истериков пешком, а искать лыжи было некогда.

В таком положении выживает не тот, кто сильнее, потому что, если вас всего четверо, то, как бы сильны вы ни были, вам всё равно не справиться с пятью сотнями разозленных Истериков.

В такой ситуации спасти вас может только одно: Хитроумная Идея. А по части Хитроумных Идей Иккингу Кровожадному Карасику III, как известно, не было равных. Иккинг положил металлический поднос на завален- ную снегом крышу и уселся сверху.

— Иди сюда, Камикадза, садись сзади, — позвал он.

— Уx ты-ы-ы! — взвизгнула Камикадза, и ее глаза восторженно вспыхнули.

Крыша Парадного Зала слегка нависала над деревенской стеной. А оттуда к гавани спускался длинный крутой откос.

Поэтому, когда Истерики крикливой разъяренной толпой высыпали из своего Парадного Зала, они увидели, как Иккинг и Камикадза, оседлав похищенный серебряный поднос, с ветерком мчатся вниз по крыше и воспаряют над стенами деревни.

— АААААААЙЙЙИИИИИИИ!- завопили Иккинг и Камикалза, взмывая в воздух.

Каким-то чудом им удалось приземлиться точнехонько посреди склона.

Дальше всё происходило с молниеносной скоростью.

Поверьте на слово, ничто на свете не мчится с почти отвесного снежного склона быстрее, чем хорошо отполированный серебряный поднос, когда на нём сидят двое детей.

Иккингу уже доводилось кататься на санках, но никогда еще он не спускался с горы такой крутой, что правильнее было бы назвать ее обрывом. Именно после этого спуска в Истерии зародилась традиция устраивать ежегодные соревнования по скоростному спуску на санях. Они называются «Бегство Похитителей Картошки» и проводятся на том же самом маршруте, каким в то достопамятное утро следовали Иккинг и Камикадза: с крыши Парадного Зала ло Истерической Гавани, Весь путь занимает чуть меньше двух минут.

Санная трасса, где проводится «Бегство Похитителей Картошки», считается одной из самых опасных на Внутренних Островах, и с храбрецами, которые отваживаются спуститься по ней, нередко происходят несчастные случаи.

Но Иккингу и Камикадзе повезло — они не свернули себе шеи. Отчаянно визжа, юные Викинги неслись на неуправляемом подносе по практическиотвесному склону.

Одноглаз и Беззубик не могли за ними угнаться, ибо это было всё равно что попытаться поймать летящую стрелу.

Итак, через две минуты, вдоволь наоравшись и набив синяков на «мягких местах», наши герои вылетели на лед Истерической Гавани. Скорость была так велика, что они проскочили мимо оставленных на льду саней и «Решительного пингвина», терпеливо дожидающихся их возвращения.

Когда поднос наконец остановился, они с трудом встали и поковыляли к саням. Тут с неба спустился Одноглаз, ребята торопливо запрягли его и бодрой рысцой направили к выходу из Гавани.

— Вот это да, — задыхаясь, пролепетала Камикадза, оглядываясь на Истерическую Деревню, где гигантским костром полыхал Парадный Зал. — Ну и РАССЕРДЯТСЯ же теперь эти Истерики.

— Прими мои поздравления, — сказал Одноглаз Иккингу. — Ты единственный человек из всех, кого я знлню, который пускает в ход не только мускулы, но и мозги.

— Если бы он д-д-действительно пускал в ход мо-мозги, — пожаловался обессилевший Беззубик, — мы бы тут в-в-вообще не ок-к-казались. — Он с трудом догнал сани и в изнеможении рухнул на сиденье.

В этот миг на гребне холма появились Истерики.

Они надели шлемы и встали на лыжи. Их боевой клич — Истерический Рев — звучал как вой стаи ошалевших волков. Они стреляли из луков вдогонку похитителям. Но Истерики опоздали. Выйдя на лед, они проехали немного и вскоре остановились. Иккинг и Камикадза были уже у выхода из Гавани, и стрелы Истериков, не причиняя им вреда, падали на лед.

Оглянувшись на разъяренных преследователей, Камикадза испустила радостный крик. Одноглаз вывел сани из Гавани.

— Ура! Получилось! — завопила Камикадза.

— Еще не совсем, — встревоженно отозвался Иккинг. Всю ночь с моря доносился странный треск, похожий на удары топора по стволу дерева, а теперь, когда они вышли на лед, этот треск стал громче. Иккинг внимательно всматривался в лед, выискивая Злокогтя.

— Вот он, Овощ, — сказала Камикадза и протянула Иккингу Картошку с вмороженной в нее стрелой. — А вот еще одна Штуковина, она тоже лежала в шкатулке. Я понимаю, что нe должнабыла ее брать, но когда начинаешь воровать, бывает очень трудно остановиться...

Иккинг взял Картошку и эту самую Другую Штуковину и сунул их за пазуху, не особенно задумываясь, потому что в этот самый момент прямо под санями из глубины поднялась исполинская тень Злокогтя. Чудовищный дракон, не отставая, следовал за ними.

— Выбраться бы в Открытое Море, пока лед не вскроется, и тогда всё будет в порядке, — бормотал про себя Иккинг. — Злокоготь не уйдет из Торова Гнева. Он не покидал пролива уже пятнадцать лет...

Они мчались мимо отвесных обрывов, а внизу, не отставая, плыл Злокоготь, темный и грозный, как Рок. Вот впереди показалось Открытое Море. Они успели! Добрались! А лед еще не треснул!

— Видишь! — усмехнулась Камикадза, — Успели!

15. МОЖЕТ БЫТЬ, УДАСТСЯ?..

Да, на первый взгляд казалось, что они действительно УСПЕЛИ. Сани вырвались на ледяные просторы Открытого Моря. Одноглаз с быстротой молнии тащил их по Великому Белому Безмолвию, Пролив Торова Гнева остался далеко позади. Картошка в целости и сохранности покоилась за пазухой у Иккинга, а до острова Олух оставалось менее трех часов езды.

И тут всё пошло наперекосяк.

— Ч-Ч-ЧТО это? — пролепетал Беззубик, указывая на исполинский силуэт сзади, который с каждой секундой неумолимо приближался.

Этоприблизилось еще немного и оказалось гигантским Ездовым Драконом, намного крупнее и проворнее везущего их Одноглаза. Дракон тащил за собой громадные сани, а в них восседал один-сдинственный человек. Очень сердитый, с раной от стрелы на заду, с шишкой на башке, с обкусанными усами и с топором в руке.

Как вы сами уже догадались, этим человеком был Норберт Сумасброд.

Не успел Иккинг и глазом моргнуть, как Норберт очутился возле них.

Некоторое время его сани ехали вровень с бешено мчащимся Одноглазом, потом он про-

тянул руку и одним ударом топора перерубил поводья, удерживающие Одноглаза.

Дракон поскакал дальше, а сани (а вместе с ними и «Решительный пингвин») остались позади и, проехав немного по инерции, остано вились.

- Ох, тысяча замученных моллюсков,— простонал Иккинг.

Они очутились прямо посреди Великого Белого Безмолвия, а впереди Норберт Сумасброд натягивал поводья, чтобы развернуть своего Саблезубого Ездовика и броситься в атаку.

Внизу же ярился Злокоготь. В первый раз за пятнадцать лет чудовищный дракон покинул Пролив Торова Гнева.

Сани остановились, и Злокоготь остановился тоже. Неподвижные сани оказались как раз над зрачком его громадного зеленого глаза, словно в центре мишени.

Хотя они и были мишенью — для Норберта Сумасброда, громадного, грозного и СОВЕРШЕННО ОЗВЕРЕВШЕГО.

— АГА! — заорал Норберт. От радости его пораженный тиком левый глаз заплясал еще безумнее. — ПОПАЛАСЬ, ГНУСНАЯ МАЛЕНЬКАЯ БЛОНДИНИСТАЯ УБИЙЦА! Я ТЕБЕ ПОКАЖУ, КАК ШВЫРЯТЬСЯ ЛЮДЯМ В ГОЛОВУ ИХ ЖЕ СОБСТВЕННОЙ КАРТОШКОЙ!

Норберт Сумасброд занес свой ужасный топор над головой Камикадзы и был уже готов опустить его, как вдруг Иккинг громко и четко произнес:

— На твоем месте, Норберт Сумасброд, я бы этого не делал.

Иккинг вытащил из-за пазухи Картошку с торчащей из нее стрелой. Этим утром было не так холодно, как накануне, и Картошка, припрятанная за пазухой теплой шубы, успела немножко оттаять.