Золотая шпора, или путь Мариуса

Массивная дверь открылась легко, как хлипкая калиточка. Два шага — и вот Мариус в обширном зале, вид которого способен поразить любого мирного рена. По представлениям Мариуса, его занесло куда-то глубоко под землю. И вдруг вместо этого его изумленному взору предстает зал, накрытый прозрачным куполом — огромным, лиг триста в диаметре. За куполом развернуто иссиня-черное небо со всем допустимым изобилием звезд. Светящиеся точки кажутся необычайно близкими. Их будто приклеили с внешней стороны купола. Панорама подавляет своей грандиозностью, но, по мере привыкания, в ней выявляется какая-то смутная ущербность. Внезапно Мариус понял, в чем дело. Не хватало двух лун.

Центр помещения пустовал. Вообще, свободного места оставалось столько, что в зале могло бы устроиться все население Черных Холмов, да еще бы и осталось чуть-чуть для будущего приплода. По периметру зала размещалось нечто непонятное и ужасное: сплошной ряд однотипных предметов с нервно пульсирующими, издевательски мигающими огоньками, с бесчисленными светящимися квадратами, на которых что-то передвигалось. Явно неодушевленные, предметы тем не менее жили, и как-то сразу становилось понятно: лучше в эту жизнь не лезть. Предметы испускали жуткие звуки — нечто среднее между кваканьем лягушки, чавканьем свиньи и бульканьем доведенной до кипения густой каши — и все это сопровождалось отвратительным механическим присвистом.

Колдовство, понял Мариус, и занял самую безопасную позицию — строго по центру помещения. От греха подальше. В безопасном окружении гулкой пустоты, под крылом пусть чудного, но звездного неба.

Однако, что же дальше?

Из затруднения Мариуса вывел представительный мужчина лет сорока-сорока пяти, обладатель длинных прямых черных волос, спадающих на плечи, коротко подстриженной бородки, носа с горбинкой, черных проницательных, с поволокой, глаз. Росту мужчина был немалого, на голову, а то и поболее, выше Мариуса. Скрещенные его руки покоились на мощной груди. Осиная талия. Неимоверно длинные ноги — две трети всего роста. Одежда, не страдающая скромностью, но не вычурная: темно-синий плащ из материала, похожего на бархат, но более легкого и гладкого, черная рубашка без застежек и с высоким воротом, маскирующим лебединую шею, еще более черные штаны — облегающие, сильно расклешенные, полностью скрывающие обувь. Рубашка на груди имела красный знак — змеевидные переплетающиеся линии на фоне неправильного треугольника. Знак посверкивал. Штаны были щедро украшены золотым плетением, которое лампасами спускалось от пояса к самому полу.

Мужчина возник из ничего. Один побочный эффект Мариус все же отметил: в момент материализации пространство ощутимо заколебалось. Так волнуется поверхность воды, в которую что-то плавно вводят.

— Ну, здравствуй, — сказал мужчина таким тоном, словно не очень-то и обрадовался встрече. Баритон его был густ, но не приятен, потому что не был тепел, а холоден.

— Присаживайся, — предложил хозяин.

"Куда?" — подумал Мариус. И тут же увидел, куда. Незнакомец щелкнул пальцами, и из пола, как грибы после хорошего дождя, выросли два серых стула причудливой формы. Странное у них понятие о мебели, подумал Мариус и сел, помянув на всякий случай Бога. Стул, вопреки ожиданиям, оказался сказочно удобными. Он моментально подстраивался под очертания твоего зада, он обволакивал, как перина. У Мариуса мелькнула мысль, что стул в конце концов полностью обтечет сидящего и задушит в своих объятиях. Но уж слишком нежно вела себя мебель повелителя гномов. Стул тут же замер, стоило Мариусу только подумать о возможной опасности.

Откинувшись, Мариус тут же ощутил навалившуюся усталость.

— Что ж, объяснимся, наконец, — ворчливо пробормотал незнакомец.

Из "Хроник Рениги" аббата Этельреда:

"Посмотрим, племянник, что представлял собой мир в 146 году, когда появились первые сведения о пророке Мартине. Фицар, дважды разбитый, урезанный и униженный ренами, только начинал зализывать раны. Санахи, переходя к оседлости, лишь создавали государственное устройство. На территории Гислана четыре властителя оспаривали первенство, и конца этой распре не предвиделось. Хелы еще вовсе не существовало. Талиния усиленно развивала флот и торговлю при полном самовластии городов. Гинардия, держава сильная и обширная, еще не претендовала на многое. И лишь Ренига среди всех возвышалась, как пик в горной цепи. Она вышла из междоусобиц если и не окрепшей, то единой, имела энергичного короля, которому присягнули на верность главные роды страны. Территория ее даже расширилась благодаря завоеванию трети фицарских земель. Это самая густонаселенная страна, и ясно, что соперников в ближайшем будущем она иметь не будет. В такой великой державе и появляется великий человек, называющий себя Мартином. Ему нет еще пятидесяти. Он статен и полон сил, по происхождению — рен, но подтвердить последнее некому, поскольку деревушка Коккарден вблизи Литии, где, по его утверждению, он родился, сожжена дотла неистовым принцем Робертом. Мартин утверждает также, что в младенчестве был выкраден бродягами, которые его воспитали по своему разумению и с которыми он обошел полмира, переправился через непроходимые горы Бен Редан и оказался в Пустыне Гномов, которая тогда была просто жаркой степью, покинутой местным населением. В той-то степи на Мартина снизошло озарение. Явился к нему Бог наш Рагула, указал на себя как на источник всего живого, защитника всего живого, блага для всего живого. Он решил явить себя людям, ибо люди, его творения, в погоне за благополучием перестали понимать границы зла. "Но безрассуден тот, кто надеется укрыться от меня!" — сказал Рагула. Люди должны, наконец, узнать и признать Бога. Понять волю Бога — значит, искупить свою вину, а она есть на каждом, большая или малая.

Чтобы люди узнали истинного Бога, Рагула избрал Мартина. "Иди, — молвил Рагула, — и скажи им, что человек должен быть чист, как младенец. Трудитесь, создавайте радость жизни, поддерживайте ее плодородие, творите добро словом и делом, помогайте друг другу, давайте приют странникам, кормите голодных, поите землю, выращивайте пищу, стройте жилища, сажайте деревья, растите детей".

…В 146 году Мартин оказался, наконец, в Рениге и осел в городке Куртин. Судьба пророков редко бывает завидной. В Рениге Мартин столкнулся с величайшими трудностями. Рены имели древние верования и не видели причин от них отказываться. Мартин предлагал им взамен нечто невообразимое. Народу следовало отвергнуть древних богов, с которыми было так просто поладить обильными жертвоприношениями. А вот снискать расположение Рагулы было куда сложнее — на это мог рассчитывать только тот, кто впитал какой-то расплывчатый "высший нравственный закон", совершенно непостижимый для нормального рена, воспитанного в язычестве.

Мартин продолжал проповедовать, несмотря на все трудности. Жрецы издевались и потешались над ним. Но свет истины всегда пробьет себе дорогу. У Мартина появились ученики, число которых росло с каждым месяцем.

Увидев, что новое учение становится опасным, жрецы обратились к королю, требуя сурово покарать осквернителя древней ренской веры. Марк I рассудил иначе. Он пригласил к себе Мартина и четырех верховных жрецов Рениги, предложив им устроить то, что мы бы назвали "ученый диспут". Четверо умудренных в своем культе старцев не смогли одолеть одного простолюдина, слова которого шли от Бога. И король вынес решение: Мартину разрешается свободно проповедовать на всей территории Рениги, более того, король берется обеспечить его безопасность.

В этом решении видна вся государственная мудрость Марка I. Он увидел в учении Пророка Мартина силу, которая может скрепить изнутри страну. Король понимал, что единство Рениги — мнимое, что его подданные — разрозненная масса людей, которые, принадлежа к разным кланам, по-своему верящим в древних богов, при первом же удобном случае ввергнет страну в новую, еще более гибельную междоусобицу. Он увидел в новой вере единую цель, к которой можно вести страну. Но мудрость состоит еще и в понимании меры. Король не стал рубить сплеча, отменяя веру предков. Понимая, что это приведет к открытому восстанию, он внедрял учение Чистой Веры осторожно, незаметно для своего народа. Благодаря столь редкой в правителях умеренности и аккуратности рены всего за полвека ощутили новую религию своей. И тогда Марк II, внук великого государя, без затруднений объявил эту религию государственной…"