Возвращение чувств. Машина (СИ)

И – как сердце няни стучит, словно у юной девочки, идущей на первое свидание!

Ну и дела. Похоже, её верная боевая подруга всерьёз влюбилась.

Что ж. Это и неудивительно… Барон – мужчина во всех отношениях достойный.

Над этим вопросом нужно подумать. Она и подумает. Ведь её няня – тоже достойна лучшей участи, чем вдовья… Но как преодолеть проклятый барьер родовитости, и, главное – полюбит ли барон Марию? Впрочем, может он уже?.. Хотя чувствовать его эмоции гораздо сложней – мужской самоконтроль куда сильней глушит ее попытки проникнуть в…

Ничего, она – сможет разобраться. Поживём – увидим.

Теперь, когда ходы очищены и заперты, она чувствовала себя почти спокойно, размышляя над этим и другими вопросами. Но кинжал под подушку всё равно положила – для полного спокойствия.

И – она готова была поспорить! – что и Пьер, и Мария, да и барон, поступят так же: как известно, Бог бережёт тех, кто сам себя бережёт…

47

Когда она открыла глаза, по всей комнате словно шёл снег. В неестественно ярком лунном свете, заполнявшем почему-то без теней всю комнату, вокруг порхали, не падая на пол, не исчезая, и не улетая прочь, мелкие светящиеся белые точки, очень похожие на бесплотных светлячков.

Но это происходило не в тишине – той глубокой, успокаивающей тишине, которая обычно сопровождает снегопад. Нет, она явственно слышала тихий, но отчётливый звон серебряных колокольчиков, пение, детский смех, шум дождя, мычание коров, щебет птиц – десятки и сотни знакомых и незнакомых звуков, многие из которых она так и не смогла узнать. Но – она чувствовала! – ничто и никто ей не угрожает. Опасности не было.

Постепенно звуки стали тише, исчезли. Движение порхающих точек замерло.

Она сидела на постели и ждала.

И её позвали. Голос тихий-тихий. И печальный. Нет, скорее, задумчивый. Мужской.

– Катарина! Катарина…

– Я слышу. – ответила она негромко.

– Встань и иди, я покажу тебе дорогу. – голос потеплел, его хозяин был явно рад.

Она, подумав, одела халат, сунула за пояс кинжал, а в карман – две звёздочки, после чего повернулась лицом к потайной двери и сказала:

– Я готова.

Сияющие точки со всей комнаты медленно и осторожно собрались вокруг неё довольно плотно, как бы заключив в полупрозрачный сияющий овальный кокон, не прилегающий, впрочем, к телу, а отстоящий от него примерно на фут.

– Не бойся ничего! Я проведу тебя. Иди вперёд!

Она сделала шаг, и, странное дело: кокон несколько приподнялся и она ощутила, как её ноги отрываются от пола и она продолжает двигаться прямо по воздуху. Они с коконом, продолжая совместное движение, вначале медленно, а затем всё быстрее, поплыли к стене.

Катарина, несмотря на предупреждение, инстинктивно зажмурилась и вытянула руки, ожидая удара. Но этого не произошло – они свободно, словно нож в масло, влетели в камень стены.      Затем чернота камня сменилась пустым пространством коридора, снова стеной, какими-то комнатами, затем движение стало ещё быстрее, различить детали стало невозможно, но осталось ощущение, какое бывает на американских горках – они летели вперёд и вперёд, плавно поворачивая иногда, но не замедляясь.

Катарина поняла, что её ведут кратчайшим путём, и даже поняла, куда.

На одинокий выдающийся в озеро мыс, с полуразрушенной башней, к самому древнему сооружению замка. Она подумала ещё, что туда ходов они так и не нашли…

Не прошло и нескольких секунд, как движение стало замедляться, и она оказалась там, в башне, в круглой большой комнате, без крыши и мебели, просто под открытым небом. Но ей было не холодно. Она осмотрелась.

Пыль, ветки, сухие листья и другой мусор толстым слоем покрывали кладку пола. Там, куда попадали дождь и снег, на ней виднелись разводы оплывшей глины. Хорошо, что она всё ещё висела в воздухе, ничего этого не касаясь.

– Теперь – осторожно. – предупредил голос, ставший громче, – Не бойся!

Она плавно провалилась прямо сквозь пол, и ещё один пол, и ещё один… На четвёртом сверху этаже ниже поверхности земли, она, наконец, закончила движение.

Светляки разлетелись в сторону, освещая низкий и угрюмый каземат. На деревянной лавке у стены сидел пожилой человек с огромными горящими глазами и густой белой бородой. Одет он был в какие-то неописуемые лохмотья.

Присмотревшись, она поняла – это не человек, а Призрак.

Сквозь него в неверном свете светляков была видна стена и цепи с кандалами на крюках. Но он не двигался и смотрел на неё. И, несмотря на страшную худобу и дряхлость морщинистого тела, приветливо улыбался ей.

Катарина почувствовала некоторое смущение – она никогда не общалась с настоящими призраками. Не обидеть бы симпатичного незнакомца.

Он первым нарушил молчание, вдоволь рассмотрев её сверху донизу:

– Господи, какая же ты красавица! Я до сих пор не могу поверить, что такая женщина смогла сделать всё это!

Она продолжала тоже рассматривать его, теперь улыбаясь.

Вдруг он встрепенулся и встал с жёсткого ложа:

– О, прости пожалуйста старика – я никудышний рыцарь: совсем забыл о приличиях! – он церемонно раскланялся. Она тоже сделала реверанс, невольно улыбнувшись ещё шире и облегчённо вздохнув – «никудышний рыцарь» явно не собирался причинить ей вред, и лицо у него было открытое и лучилось доброжелательностью.

Он между тем продолжил:

– Сознаюсь честно: за последние почти триста лет моё общение с людьми проходило совсем в другом ключе – обычно я старался напугать их до полусмерти – как своих, так и захватчиков!.. Совсем отвык от нормального обращения. Ещё раз прошу меня простить! Меня может немного извинить только то, что я… Потрясён и очарован!

Да, фамильные черты фонХорстманов ясно проступали и сквозь триста лет. Он был похож, да и вёл себя, почти как свой далёкий потомок-тёзка.

– Добрый вечер, господин барон! Разумеется, я прощаю вас! Не скромничайте – дара говорить изысканные комплименты вы не утратили! – она воспользовалась одной из самых женственных своих улыбок.

– О, да! Я сразу понял, что вы ещё и очень умны. Вы уже догадались, кто я. Но всё равно: разрешите представиться, леди моего сердца – Я – Карл Фридрих Рудольф фонХорстман, сын первого фонХорстмана, пожалованного за выдающуюся доблесть, храбрость и безупречную преданность, дворянским титулом. – он снова поклонился.

– Очень приятно, мессер барон! А я – Катарина Изабелла де Пуассон, хотя это вы наверняка знаете. – сделав ещё раз реверанс, она откинула со лба приставшую прядь волос.

– Да, знаю. Как и то, что вас преследует злой и неправедный враг, вынудив скрыться сюда, в эти печальные и скудные места из отчего дома, и лишив мужа и оторвав от семьи…

– Дорогой барон, вы можете не смущаясь продолжать обращаться ко мне на «ты» – ведь я гожусь вам в прапраправнучки!

– Вы правы, моя дорогая, я очень… стар. Но – нет. Я этого не хочу. Даже если бы вы не сделали того, что сделали, и даже несмотря на трёхсотлетний опыт пугания, в вашем присутствии самый последний, потёртый и полинявший призрак чувствует себя королём! А это дано не каждой женщине – заставить мужчину чувствовать себя мужчиной!

Ох уж эти фонХорстманы! Понятно, почему ни одна женщина не могла устоять перед такими отважными и галантными рыцарями! Ведь он говорил от души – уж она-то чувствовала это. А, как уже неоднократно упоминалось, женщины во все времена «любят ушами!»

– Ах, дорогой барон!.. Теперь мне понятно, у кого ваш праправнук перенял свои лучшие рыцарские черты. Умеете и вы дать женщине почувствовать себя королевой!

Благодарю вас за искусный комплимент! Триста лет нисколько не притупили вашей галантности и пытливого ума!

– Как вы мне льстите, милая Катарина! Всё же триста лет… Да – это триста лет.

Собственно, для этого я и попросил вас прийти сюда. Мне очень нужно поговорить с вами – именно с вами! – обо всём: о нашем родовом гнезде, о моём праправнуке Карле, и о том, что вы сделали.