Племя тьмы (Авт. сборник)

Он почувствовал укол в шею, человек, подойдя сзади, вводил иглу.

— Спи, — сказал голос, и с этими словами пришло забытье.

Поначалу он не мог вспомнить имени этого человека. Его мысли блуждали, как потерявшийся ребенок ищет родителей, хотя говорящий постоянно взывал к его вниманию, обращаясь к нему, как к старому другу. И вправду, было что-то знакомое в его механическом глазу, который двигался значительно медленнее своего напарника. Наконец, вспомнилось и имя.

— Вы Криппс, — сказал он.

— Безусловно, я — Криппс, — ответил тот. — Что, память пошаливает? Не волнуйся. Я ввел тебе кой-какие успокоительные, чтобы ты не свихнулся. Хотя, думаю, это излишне. Ты держался молодцом, Баллард, несмотря на явные провокации. Когда я думаю о провале Оделла…

Он вздохнул.

— Ты что-нибудь помнишь из последней ночи?

Сначала перед его мысленным взглядом было лишь слепое пятно; потом воспоминания стали всплывать, одно за другим. Огромные фигуры, движущиеся в тумане.

— Парк, — сказал он наконец.

— Я вытащил тебя оттуда. Одному Богу известно, сколько там погибло.

— Еще один… русский?..

— Мироненко? — подсказал Криппс. — Я не в курсе. Я отстранен от должности, ты же знаешь. Рано или поздно, мы снова понадобимся Лондону. Особенно теперь, когда они знают, что у русских есть служба типа нашей. Мы, конечно, разведали об этом, а потом, после того, как ты встретился с Мироненко, заинтересовались им. Поэтому я устроил встречу. И когда я встретился с ним лицо к лицу, я уже знал. Что-то было в его глазах. Какой-то голод.

— Я видел, как он переменился…

— Да, зрелище не для слабонервных, верно? Раскрепощенная энергия. Вот поэтому мы разработали программу, чтобы обуздать эту энергию, чтобы заставить ее работать на нас. Но здесь трудности с контролем. Нужны годы подавляющей терапии, шаг за шагом истребляющей желание к трансформации, так чтобы в результате получился человек со способностями зверя. Волк в овечьей шкуре. Мы думали, что справились с задачей, что если система убеждения не удерживает человека в подчинении, должен возникнуть болевой отклик. Но мы ошиблись. — Он встал и подошел к окну. — Теперь все придется начинать сначала.

— Саклинг сказал, что вы ранены.

— Нет. Просто понижен в должности. Меня снова вызывает в Лондон.

— Но вы ведь не собираетесь?

— Теперь собираюсь, после того, как нашел тебя. — Он оглянулся на Балларда. — Ты — мое алиби, Баллард. Ты живое доказательство того, что моя методика жизнеспособна. Ты носитель знания о своем состоянии, хотя терапия еще не завершена.

Он снова повернулся к окну, дождь хлестал в стекло. Баллард почти физически ощущал его на голове, на спине: холодный, свежий дождь. В один счастливый миг ему показалось, что он льется вместе с ним, до самой земли, и воздух наполняется запахами, поднятыми ливнем с тротуаров.

— Мироненко сказал, что…

— Забудь Мироненко, — сказал Криппс. — Он мертв. Ты последний из прежней команды. И первый из новой.

Внизу раздался звонок в дверь. Криппс посмотрел из окна на улицу.

— Все в порядке, — сообщил он. — Делегация. Прибыли умолять нас вернуться в Лондон. Ты должен быть польщен.

Он пошел открывать дверь.

— Оставайся здесь. Не нужно, чтобы тебя видели сегодня. Ты утомлен. Пусть подождут, а? Пусть попотеют.

Баллард слышал, как тот спускается по лестнице. В дверь снова звонили. Он встал и подошел к окну. Свет предвечернего неба казался Балларду таким же утомленным, как и он сам; несмотря на нависшее над ним проклятье, он и его город все еще оставались в гармонии. Внизу, на улице, из-за машины появился человек и подошел к входной двери. Наблюдая под острым углом, Баллард все же узнал Саклинга.

В прихожей послышались голоса, с появлением Саклинга обстановка, кажется, стала накаляться. Баллард подошел к двери и прислушался, но его отупевший от медикаментов мозг не воспринимал смысл разговора. Он молил Бога, чтобы Криппс сдержал свое слово и не выдал его. Он не хотел стать таким же монстром, как Мироненко. Какая же это свобода, если ты столь ужасен? Это просто другой вид тирании. Но в таком случае он не желает быть первым в новой ударной группе Криппса. Он не принадлежит никому, даже самому себе. Он безнадежно потерян. И разве не говорил Мироненко при их первой встрече, что человек, не чувствующий себя потерянным, — действительно потерян? Уж лучше существовать в сумеречном пространстве между одним состоянием и другим, находя компромиссы в сомнениях и двусмысленности, чем испытывать определенность каменной башни.

Голоса внизу становились все более раздраженными. Баллард открыл дверь, чтобы лучше слышать. До него донесся голос Саклинга, язвительный, но и угрожающий.

— Все кончено… — говорил он Криппсу. — …Ты что, по-английски не понимаешь?

Криппс хотел что-то возразить, но Саклинг грубо оборвал:

— Или ты пойдешь как джентльмен сам, или Гидеон и Шеппард тебя выволокут. Что ты выбираешь?

— В чем дело? — возмутился Криппс. — Ты никто, Саклинг. Ты смешон.

— До вчерашнего дня, — ответил тот. — Теперь кое-что изменилось. Один раз повезет и собаке, не так ли? Ты должен знать это особенно хорошо. На твоем месте я бы надел плащ, на улице дождь.

После минутной паузы Криппс сказал:

— Хорошо. Я иду.

— Послушный мальчик, — издевательски-ласково сказал Саклинг. — Гидеон, пойди проверь наверху.

— Я здесь один, — сказал Криппс.

— Не сомневаюсь, — ответил Саклинг, и снова повернулся к Гидеону. — Пошевеливайся!

Баллард слышал, как кто-то сделал несколько шагов по коридору, и сразу затем резкие движения нескольких человек. Или Криппс совершил попытку к бегству, или набросился на Саклинга, — одно из двух. Саклинг что-то выкрикнул, завязалась борьба. Затем, покрывая шарканье ног, прозвучал выстрел.

Криппс вскрикнул, и послышался звук его падения.

Затем снова голос Саклинга, тонкий от ярости.

— Идиот!

Криппс что-то простонал, но Баллард не разобрал слов. Возможно, он просил добить его, потому что Саклинг ответил:

— Нет. Ты отправишься в Лондон. Шеппард, останови кровотечение. Гидеон — наверх.

Баллард отпрянул от перил, когда Гидеон начал подниматься по лестнице. Он плохо соображал и чувствовал слабость во всем теле. Из этой западни не было выхода. Они загонят его в угол и уничтожат. Ведь он зверь — бешенная собака в западне. Надо было убить Саклинга, когда была такая возможность. Но что бы это дало? В мире полно людей вроде Саклинга, выжидающих время, чтобы обнаружить свое истинное лицо; подлые, недалекие, скрытные людишки. И вдруг как будто зверь пошевелился в нем, он вспомнил и парк, и туман, и улыбку на лице Мироненко и почувствовал прилив горя, оттого что никогда не жил — не жил жизнью монстра.

Гидеон был уже почти наверху. Чтобы отсрочить неизбежное хотя бы на несколько мгновений, Баллард скользнул по коридору и открыл первую попавшуюся дверь. Это оказалась ванная. На двери была задвижка, и он ее закрыл.

В ванной журчала вода. Кусок водосточной трубы оторвался, и на подоконник бежала ручьем дождевая вода. Этот звук и холод в ванной снова напомнили ему о видениях той ночи. Он вспомнил боль и кровь, вспомнил душ — как вода лилась на голову, освобождая его от укрощающей боли. При этой мысли его губы непроизвольно произнесли три слова: «Я не верю».

Его услышали.

— Тут кто-то есть, — крикнул Гидеон, он подошел к двери и ударил в нее. — Открывай!

Баллард слышал его хорошо, но не отвечал. В горле он чувствовал жжение, а в голове снова нарастал гул турбин. В отчаянии он прислонился спиной к двери.

Саклинг моментально поднялся по лестнице и уже стоял за дверью.

— Кто там внутри? — раздался его требовательный голос. — Отвечай! Кто там?

Не получив ответа, он приказал привести Криппса. Опять возникло движение — выполняли его приказ.

— В последний раз… — сказал Саклинг.

Баллард чувствовал, что его череп распирает изнутри. На этот раз нарастающий шум казался смертоносным, глаза пронзило болью, как будто они сейчас выдавятся из глазниц. Он заметил что-то в зеркале над умывальником — что-то с горящими глазами, и еще раз пришли слова: «Я не верю», но теперь его пылающая глотка не справилась с ними.