Сезон ведьмовства

— Значит, ты пыталась найти его самостоятельно, — констатировал Габриель.

— Ну конечно, — горячо закивала Фрэнки, — поэтому и считаю, что Робби нет в живых.

— Ты ничего не почувствовала, так?

— Абсолютно ничего. Никакого «скачка». А ведь мы были близко знакомы. До переезда в собственную квартиру он почти год прожил в одном доме с нами.

Габриель знал, что когнитивный стиль Фрэнки в основном строился на личностных связях. Для получения пси-данных ей требовалось установить эмоциональный контакт с объектом дистанционного видения. Чем больше она знала о внутреннем мире объекта, тем точнее оказывалась информация, приобретенная в результате «скачка». Фрэнки довольно долго прожила с пасынком в одном доме, следовательно, межличностная база, необходимая для включения ее способности, была налицо. Если при таком раскладе она совсем ничего не почувствовала, стало быть, дело плохо. По всей вероятности, Фрэнки права: Роберт мертв.

Фрэнки потянулась за сумочкой, извлекла оттуда желтоватый конверт, а из него — фотографию.

— Это он. Робби.

С фотографии смотрело лицо красивого молодого человека. Блестящая черная шевелюра рассыпалась с высокого лба непослушными короткими кудрями. В форме глаз и носа Роберта проглядывали ястребиные черты Уильяма Уиттингтона, однако на этом сходство между отцом и сыном заканчивалось. У младшего Уиттингтона был чувственный рот и округлый подбородок, но особенно поражали глаза: в них светилась невероятная беззащитность и детская чистота. Габриель уже и не помнил, когда в последний раз видел такое безграничное доверие в глазах человека старше трех лет.

— Ты сделаешь это?..

Фрэнки не сказала «для меня», но слова прозвенели в воздухе так же отчетливо, как если бы она произнесла их вслух.

Габриель молча положил фотографию на подлокотник кресла и отодвинул ее от себя.

Уголки рта Фрэнки скорбно опустились, и на секунду она зажмурила глаза, затем стремительным грациозным движением поднялась.

— Пожалуйста, подай мне плащ, — сухо промолвила она.

Не говоря ни слова, Габриель помог ей одеться и открыл дверь.

— Прощай.

Фрэнки застыла в проеме.

— Будь ты проклят.

Ее голос был лишен всякого выражения.

— Послушай, Фрэнки…

— Я люблю мужа. Я готова на все, лишь бы дать его душе хоть немного покоя. Умоляю тебя, Габриель, помоги. Один раз, один-единственный раз подумай о ком-то кроме себя. Ты ведь всегда проявлял свой талант только из эгоистических побуждений.

Габриель начал злиться.

— Ты так говоришь, потому что…

— Я так говорю, потому что это правда. Александр не ошибался. Жизни, которые ты спасал, добро, которое ты творил, — все это было постольку-поскольку. Тебя интересовал только процесс, только сам «скачок». И всего лишь из-за одной неудачи ты решил отбросить свой дар, избавиться от него, как от негодного стоптанного башмака! — Фрэнки обернулась и теперь смотрела прямо в глаза Габриелю. — Ты хоть представляешь, как я завидовала тебе в «Глазе бури»? Что, удивлен? Как же, милая крошка Фрэнки завидует, и кому — любимому мужчине! А знаешь ли ты, что временами зависть просто пожирала меня? Посмотрите на Габриеля, с какой легкостью, с каким изяществом он выходит в «скачок», и, что самое интересное, ему самому на это абсолютно наплевать!

— Я никогда не относился к этому наплевательски, — вспыхнул он.

— Ты был надменным и высокомерным. А что касается всех остальных… В глубине души ты нас презирал, считал кучкой упертых посредственностей.

Он ошеломленно глядел на Фрэнки, чуть ли не физически ощущая ударную волну ярости, кипевшей в ее глазах.

— Почему ты решил уйти, Габриель? — Она подалась вперед, стоя на цыпочках, так что их лица оказались почти на одном уровне. — Ты действительно сбежал из-за Мелиссы Картрайт или твое уязвленное самолюбие взыграло так сильно, что ты испугался нового провала?

— Убирайся. — Габриель посмотрел вниз, на свои руки. У него тряслись пальцы. Кровь отхлынула от лица. — Выметайся отсюда.

Во взгляде Фрэнки внезапно мелькнула боль.

— Габриель, прости…

— Уходи… Пожалуйста.

Она подняла руку, словно желая коснуться его ладони.

— Если передумаешь… — Ее голос сорвался. — Номер моего телефона записан на обороте фотокарточки.

Габриель не ответил. Мгновение спустя Фрэнки безвольно уронила руку и двинулась прочь. Ее шаги отзывались гулким эхом. В конце коридора она остановилась. Сейчас обернется, подумал Габриель, однако она пошла дальше и вскоре скрылась за поворотом.

На него вдруг навалилась страшная усталость. Он попытался отключиться, выкинуть из головы недавнюю сцену, эмоции, которые истощили его силы и вывели из равновесия.

Мелисса Картрайт. Пепельные волосы, фиалковые глаза. Настоящая красавица… То есть была красавицей при жизни.

Стоп. Хватит. Это ни к чему не приведет. Нужно отдохнуть, выспаться. Завтра утром он проснется, и жизнь войдет в прежнее русло. Габриелю нравилась его жизнь. Он хорошо потрудился, чтобы сделать ее такой. В ней нет места призракам из прошлого.

Габриель уже потянулся к выключателю, но тут его взгляд упал на фото Роберта Уиттингтона. Карточка лежала там, где он ее оставил, на подлокотнике кресла. На секунду Габриель заколебался, потом резко погасил свет. Бесконечно доверчивые глаза юноши все так же грустно глядели в темноту.

Хватить лить слезы. Р. больше нет. Пора снова встряхнуть жизнь за шкирку, вернуться к работе.

Что придает смысл существованию? Что есть страсть? Р. пытался ответить на эти вопросы.

Р. был искателем. Мы помогали ему в пути. Позволили вступить в игру — великую игру, божественный эксперимент, призванный дать ответы, которых Р. так жаждал. Но свет для него оказался слишком ярок. Р. не сумел продержаться. Он ушёл.

М. права: мы не должны терзаться чувством вины. Человек рожден для эксперимента, и если опыт закончился сокрушительной неудачей — что ж, лучше потерпеть грандиозное фиаско, нежели влачить жалкое существование и в конце осознать, что твоя жизнь была мелким бесцветным осколком.

Ко мне вернулись силы. Я еще не счастлива, но уже менее несчастна, чем раньше. Да, я скучаю по Р. Мне не хватает мужчины, который держал меня за руку и вместе со мной смотрел, как тают океаны и плавятся скалы. Но в моем сердце снова взошли алые маки с пылающей сердцевиной. И пусть Р. не нашел того, что искал, я верю, что он продолжает свое странствие, из многих дорог пытается выбрать единственно верную.

Я должна размышлять над своим истинным именем.

ГЛАВА 5

— Эй, осторожно!

Габриель резко нажал на педаль тормоза. Пешеход, грузный мужчина с большим пакетом, прижатым к груди, чуть не угодил под колеса. Габриель улегся грудью на клаксон, посигналил, затем опустил стекло и в сердцах выругался. Испуганный вид толстяка — бледное лицо и растерянно открытый рот — доставил ему злое удовлетворение.

— Идиот!

Габриель закрыл окошко и надавил на газ, машина дернулась и встала. Настроение окончательно испортилось.

Черт, поколотить бы кого-нибудь. Боковым зрением он заметил, что Исидор наблюдает за ним.

— В чем дело, братишка?

Габриель пожал плечами, хотя и сам знал, что в последние несколько дней бесился из-за любой мелочи. Естественно, от Исидора это не укрылось, тем более что свое раздражение Габриель не раз срывал именно на приятеле.

— Понимаю, — философски заметил Исидор. — Ты все думаешь о той девушке.

Габриель поморщился. Неделю назад, повинуясь внезапному порыву поделиться проблемой, он рассказал Исидору о визите Фрэнки. Следует отметить, что возникновению порыва немало поспособствовали три бутылки «Баронессы Надин». Габриеля словно прорвало. Фрэнки, «Глаз бури», пропавший наследник. Кажется, дошло даже до пьяных слез, хотя подробности того вечера заволокло туманом похмелья.

Выговорившись, Габриель почувствовал облегчение, однако теперь жалел о своей откровенности. Он видел, что приятеля разбирает любопытство, но больше не хотел обсуждать эту часть своей жизни. Нечего бередить старые раны. Кроме того, он и словом не упомянул Исидору о деле Картрайт. Выпей Габриель хоть дюжину бутылок вина, на этот счет он рта не раскроет.