Сезон ведьмовства

Дистанционное видение. Внутреннее зрение. Дар. Сияние. Разница в названиях не меняла сути феномена. Габриель ощущал его с детских лет: едва уловимый, мимолетный выход в собственное подсознание. На первых порах он не мог объяснить — ни себе, ни остальным, — что же это такое. Только в «Глазе бури» его познакомили с концепцией пси-пространства — туманного информационного поля, в котором аккумулированы чувства и знания множества разумов. Габриелю объяснили, что в силу повышенной психической сенситивности он уже обладает собственной высокоразвитой нейрофизиологической структурой, что позволяет ему входить в пси-пространство и вливать свои мысли в общий поток информации, порождаемой разумом других людей. При должной тренировке он сможет настраиваться на резонансную частоту чужих мыслей, почти не напрягаясь.

Разумеется, в детстве Габриель не мог описать, что с ним происходит, и знал лишь о своей непонятной способности находить пропавшие предметы, как бы «видеть», где они лежат. Специально он никогда не упражнялся, да и семья не поощряла его развивать это дарование. Пару-тройку раз, когда Габриель приносил вещи, которые считались в доме утерянными, мать относилась к его находкам с подозрением и обвиняла сына в том, что он сам же их и прятал, дабы привлечь к себе внимание. После того как старший брат Джек поколотил Габриеля, когда тот нечаянно выдал его тайник, парнишка твердо решил, что исследовать глубину своего «таланта» больше не намерен. Окружающие, по всей видимости, подобным даром наделены не были, и это заставляло Габриеля чувствовать себя не таким, как все. А кому, скажите на милость, в подростковом возрасте понравится ощущать себя белой вороной?

Возможно, надеялся Габриель, если не обращать внимания на свою странную способность, она исчезнет сама по себе. Годам к семнадцати он пришел к выводу, что игнорирование «таланта» не срабатывает и ему придется мыкаться с ним до конца жизни. Осознание этого факта привело Габриеля в «Глаз бури», к Александру Маллинзу.

Александр Бенедикт Маллинз. Имя звучало грозно, его обладатель выглядел так же. В течение трех лет Маллинз был ментором и вторым отцом Габриеля, хотя отношение учителя к ученику даже отдаленно не напоминало отеческое. Маллинз не имел склонности чрезмерно хвалить своих подопечных и вообще проявлять какое бы то ни было дружелюбие, однако пользовался бесспорным авторитетом и уважением со стороны дальновидящих. Наряду с другими участниками проекта Габриель отчаянно старался заслужить одобрение наставника, хотя никогда бы в этом и не сознался. Для него не было секретом, что преподаватель считает его надменным гордецом. «Помните, — предостерегал Маллинз, — никогда не влюбляйтесь в свой дар; не позволяйте ему ослепить вас. Это всего лишь способность, такая же, как абсолютный слух или широкоугольное зрение. Психическая сенситивность широко распространена среди населения. Нюх полицейского, женская интуиция — повседневные проявления скрытых парапсихических возможностей. Действительно, лишь малое количество людей одарено по-настоящему, и вы — среди них. Но дистанционное видение нельзя ставить себе в заслугу, вы не сделали ничего, чтобы получить эту способность, а просто родились с ней».

Несмотря на определенные трения между учителем и учеником, они не могли обойтись друг без друга. Габриелю требовалась помощь наставника, чтобы обуздать и дисциплинировать свое абсолютно непредсказуемое дарование. Маллинз же, хоть и питал сомнения насчет заносчивого студента, искренне радовался высокому уровню, который Габриель неизменно демонстрировал в продолжение первого года обучения. За все время исследовательской работы Маллинз не встречал среди своих подопечных второго такого, кто бы так стабильно продвигался вперед.

Особый интерес Маллинза вызывала многосторонность Габриеля. Большинство дальновидящих выбирали индивидуальный способ познавательного процесса и пользовались почти исключительно им. Одни добивались заметных результатов в бодрствующем состоянии, психические способности других обострялись только во сне — естественном или гипнотическом, третьим для выполнения задачи требовалась глубокая медитация. Некоторым лучше удавалось «видеть» и затем описывать объекты на местности, предметы и геометрические формы, кто-то легче справлялся с более личными формами — мыслями и чувствами. Габриель, однако, не проявлял особых предпочтений и одинаково легко работал как в визуальном, так и в эмоциональном аспекте.

После целого года специальных тренировок — «пристальный взгляд», «двойной слепой поиск», «работа сновидения», «фильтрование» и т. п. — Габриель на две головы превосходил своих товарищей. К этому времени он уже начал проявлять нетерпение, мечтая заняться настоящим делом, и не воспринимал всерьез предупреждения наставника.

— Какого черта он выжидает? — жаловался Габриель Фрэнки. — Тебя уже взяли в команду, а я — прости, милая, если покажусь тщеславным, — справляюсь лучше, чем ты.

— Ну спасибо.

— Брось, Фрэнки. Сама знаешь, я слишком тебя люблю, чтобы выделываться перед тобой.

— Ладно, — вздохнула Фрэнки, — попробую уговорить Александра привлечь тебя к работе.

— Вот-вот, — горячо подхватил Габриель. — Старик явно к тебе неравнодушен. Одари его обольстительной улыбкой и как следует похлопай ресницами.

— Знаешь, Габриель, — с нажимом произнесла Фрэнки, — иногда ты ведешь себя как полный осел.

Фрэнки на самом деле сумела убедить Маллинза подключить Габриеля к участию в нескольких второстепенных делах, таких как поиск украденной скульптуры коня эпохи китайской династии Тан и возвращение потерянной рукописи. В другой раз Габриель вместе с Фрэнки и еще одним опытным членом организации установили, где скрывается преступная группа интернет-мошенников.

Конечно, не всегда все удавалось. Дистанционное видение представляло собой стихийную энергию, управлять которой было все равно что перевязывать ниткой смерч. Точные данные — например, название улицы и номер дома — не открывались легко, как страницы телефонного справочника. Более того, сам процесс дистанционного видения подчас доставлял серьезный дискомфорт. У посвященных это называлось совершить или выйти в «скачок», и такой «скачок» нередко выносил видящего в чужое мыслительное пространство — далеко не всегда уютное и теплое место.

Однако Габриель отнюдь не примерял на себя шаблонный образ мученика-экстрасенса, добровольную жертву своего темного дара. Он был не жертвой, а воином. Помимо прочего, экстаз успеха быстро вызвал у Габриеля привыкание. Мощный прилив гордости и самодовольства, сопровождавший каждый удачный «скачок», стал его наркотиком.

В определенной степени он вел жизнь шизофреника. С одной стороны — Оксфорд, друзья, преподаватели, ночные бдения в библиотеке, контрольные работы, групповая зубрежка, «гонки на выживание» в пабе; с другой стороны — «Глаз бури». Единственным связующим звеном между мирами была Сесилия Фрэнк. То обстоятельство, что они оба вели, так сказать, двойное существование, естественным образом упрочило их связь. Это было потрясающее время. А затем свалилось дело Мелиссы Картрайт.

Через шесть недель Габриель покинул «Глаз бури», бросил университет и уехал в Лондон, чтобы начать с чистого листа.

Прошлой ночью мне снился Р. Он улыбался и протягивал ко мне руки. Мысль о том, что я больше никогда не увижу его чарующую ангельскую улыбку, причиняет такую боль, что мне иногда кажется, будто мой разум вот-вот взорвется.

Я начинаю раздражать М. Она считает, что я цепляюсь за прошлое, «погрязла во вчерашнем дне», как она это называет. Она хочет, чтобы мы нашли нового участника игры. Может быть, она права: работа важнее всего. Нужно продолжать. Но мое сердце разбито. Где нам найти кого-то, похожего на моего милого мальчика? Того, кто стремился бы к новым приключениям, а не к собственному удобству. Искателя. Посвященного. Независимого духом.

Как бы то ни было, на прошлой неделе мы закончили еще одну комнату. В ней будет жить человек с головой павиана, Тот — бог письменности и магии, покровитель алхимии, арифметики и астрологии.