Судья

— Инна…

— Мне плевать! — вскричала Инна. — Он мертв, и знаете что? Я в восторге! Он мне надоел! И я не хочу, чтобы он из могилы доставал меня! Мы прожили под одной крышей пятнадцать лет, и я хочу забыть все, как страшный сон!

Плача, она развернулась и направилась к бутылочного цвета «БМВ». Точилин видел за рулем знакомого парня с порочным лицом и насмешливым взглядом. Илья Бубнов. Точилин многое знал о нем, и то, что он знал, не предвещало для Инны ничего хорошего.

— Инна!

— Ну что еще?

Инна обернулась, презрительно оглядела следователя.

— Можете думать что угодно. Я скажу правду. Может, вы и рады, что вашего дядю убили — он оставил вам жирный кусок. И не говорите, что вас это не волнует. Я отслужил двадцать лет и о людях знаю все. Ничего для вас не изменится. Но у вас есть шанс помочь мне засадить за решетку негодяя. Звучит смешно, но если вы соврете в суде, можете спасти сотни хороших людей. Подумайте, Инна. Вы ведь ничего не теряете.

Она отвернулась. Направляясь к «БМВ», бросила через плечо:

— До свидания. А лучше — прощайте.

Инна села в машину. Бубнов, целуя ее, с наглым торжеством посмотрел в глаза следователю.

Точилин смотрел вслед удаляющемуся «БМВ».

— Идиотка! — процедил он.

Александра Точилина не любил никто — ни начальники, ни сослуживцы. Персонажи преступного мира любили его еще меньше. Но все без исключения его боялись.

Несмотря на дурную репутацию и несговорчивость, Точилин стремительно взлетел по карьерной лестнице.

Любил его, пожалуй, только капитан Владимир Быстров. Любил, потому что знал его с детства.

Вчера Точилин приехал в Высокие Холмы и вмешался в дело Нестеровой. Убийство бизнесмена — это не убийство, скажем, школьного учителя. Такая смерть всех ставит на уши, особенно тех, кто может на этой смерти хорошенько нажиться.

Быстров, которому поручили это дело вдобавок к пяти другим (нераскрытым), чувствовал, как небесная твердь кусками падает ему на голову.

В этом убийстве были замешаны силы, достойные битвы титанов. В первую очередь — деньги и власть. Больше всего Быстров боялся, что Инна Нестерова окажется убийцей. Не потому, что упечь ее в тюрьму казалось ему задачей абсолютно невыполнимой. Он и сам не знал, почему.

И вот из-под земли вырос Точилин, с которым знакомы со школы. У следователя была своя версия. И в его изложении все выглядело хуже, чем это возможно себе представить.

— Капитан, я тебя поздравляю! Ты сидишь на пороховой бочке.

— В смысле?

— В твоем городе заправляет питерская мафия, судьи куплены, почти все твои сослуживцы — тоже. Только ты, наверное, честным и остался. Наверное, потому что дурак.

— Не болтай ерунды.

— Если бы так! И вот теперь ты, маленький, скромный и честный капитан Быстров, столкнулся с миром больших дядек.

— Думаешь, в деле замешан Баринов?

— И все, кто за ним. Дело поручили тебе. Думаешь, случайно?

Быстров нахмурился.

— Не хочешь ли ты сказать…

— Именно. Кто-то постарался, чтобы дело поручили тебе. Потому что не раскроешь ты его, друг мой, даже за тысячу лет.

— С-суки, — Быстров нервно закурил.

— Есть одно большое НО.

— Какое?

— Я добился от министра, чтобы убийство отдали мне. А это в их планы не входило, уж поверь старику.

— Ну спасибо, — с облегчением выдохнул Быстров. — Так, значит, девка невиновна?

— Ты ее на детекторе проверял?

Быстров покачал головой.

Точилин встал у окна, с отвращением оглядел улицу.

— Да-а-а-с-с… Девочка его не убивала. Уж больно хитро. Но она явно недоговаривает.

— Вот и займись ею, — Быстров раздавил в пепельнице окурок. — Я спросить как следует не умею.

Он поднял глаза.

Точилин открыл окно. Высунулся на улицу чуть не по пояс.

— Ты чего?

— Птичка на карниз села. Червячка ищет. Много ли пичужке надо?

Быстров закрыл рот.

Глава 8. Вечером

— Ну что, сука, попалась ментам?

Илья сел в кресло, потирая костяшки пальцев. Инна сидела в кресле напротив, согнувшись пополам. Ладони она прижимала к правому верхнему ребру, которое ныло при каждом вдохе. Ее тошнило.

— Я ничего им не рассказала, — прошептала Инна, шмыгая разбитым носом. Илья поднялся, склонился над ней, заорал в ухо:

— ЧТО не рассказала?!

Инна вскинула голову.

— Про тебя! Про тебя не рассказала! Твое имя ни разу не прозвучало!

Илья застенчиво улыбнулся.

— Точно?

— Ага, — Инна кивнула.

Илья с облегчением вздохнул. Погладил Инну по волосам.

— Хорошая девочка.

Вернув себе маску самоуверенности, Илья сел в кресло. Закурил.

— Слушай, а ты точно невиновна?

Инна вздрогнула.

— Ты про что?

Илья выдохнул дым. Стряхнул пепел на ковер.

— Может, никакого урода с молотком не было? Может, ты его и порешила, а?

— Как ты можешь так говорить, Илья? Я на такое не способна!

Илья махнул рукой.

— Забудь.

Встал. Прислушался к грохоту вечеринки за дверью.

— Пошли. Нас не так поймут.

Он подал Инне руку. Она легко поднялась — боль в ребрах почти утихла. Илья ее обнял.

— Ну? Чего разнюнилась?

— Я ужасная дура, прости, — Инна вытерла слезы. — Сейчас перестану.

В залу она вышла с сухими глазами.

— О! — воскликнул Болт — бритый парень с серьгой в ухе. — Ильюха вернулся. Да не один, а с парой классных сисек!

— Смотри, не ослепни, — сказала Инна, наливая себе немного — «детскую порцию». Вдруг сцена из ужасного прошлого возникла перед глазами. «Ты решишь его судьбу». Она поскорее выпила.

— Ой, че я, сисек не видел, что ли?

— Ты другого не видел никогда! — огрызнулась Инна. Болт открыл рот, но тут Илья прорычал:

— Завязывайте! У меня в ушах звенит от ваших сисек! Еще раз услышу «сиськи», вышвырну тебя в окно. Понял, Болт?

— Сиськи, — сказала Инна. Отхлебнула из стакана. — Приятного полета, Болт.

Хмуро молчавшая в углу Вероника ожила.

— Да, хватит обсуждать… сиськи, — Инна усмехнулась: примерная девочка еле выдавила это слово. — Особенно, если они кое у кого квадратные!

Все заржали. Инна поперхнулась, чуть не расплескав вино из стакана.

— Что? На х… ты это щас вякнула?

— Это шутка, Инночка, шутка.

— Да, — встрял Мигунов, моргая глазами лемура. — Шутка-прибаутка. С яблоками.

Инна запрокинула голову. Расхохоталась.

— ХА-ХА-ХА! Шутка, да? ХА-ХА!

— Закрой рот, — посоветовала Вероника. — Трусы видно.

Инна обворожительно улыбнулась. Послала ей воздушный поцелуй.

— Опять шутка?

— Опять шутка.

— Опять шутка — ик! — затрясся Болт. — Шутка, шутка, шутка!

— Ну хватит! — рявкнул Илья. Саданул кулаком по столу — только тарелки подскочили. — Достали уже! Ильф и Петров.

— Ильф и Петрова, — поправила Инна. Подняла стакан. — Объявляю вас мужем и женой. Аминь.

— Э, — сказал Болт. — Не смешно.

— А Инна не умеет шутить. Она… юмора не понимает, не.

— Тухло пиздишь, — Инна отпила вина. С наслаждением добавила: — Целка.

Вероника побледнела.

— Что? Шлюха! Че смотришь? Твоя дыра — проходной двор! Да! Проходной двор! Все знают!

— А твоя… А твоя — досками заколочена!

— Да, я не как ты — и с мальчиками, и с мужиками — ножки врозь каждые пять минут, как Невский мост!

— Ага, — Инна отпила. — Если ты не успела освоить другие способы!

Илья закашлялся. Исподлобья взглянул на Инну.

— Инна… Я ем.

— Ну и что? Кушай на здоровье. А я — пью.

И она отпила еще немного.

Все бы ничего, но с того мгновения, как она увидела обезображенное лицо дяди, что-то в ней неуловимо изменилось.

«Убить его или оставить в живых?»

— Ну как? — спросила Вероника. — Хороша зараза?

Вздрогнув, Инна поскорее растянула губы в наглой усмешке.

— Отпад!

— Смотри не захлебнись!

Инна отпила еще.

— Смешно как похороны.