Костры Тосканы

— Дело вовсе не в том, что вы иноземец! — запальчиво выкрикнул Марио, несмотря на предостерегающие жесты старших доминиканцев. — Просто факты указывают на вас. Вас видели возле картин. Вы разговаривали с Боттичелли.

— Я этого и не отрицаю, — быстро ответил Ракоци. — Он попросил меня вернуть ему картину, купленную у него моим дядюшкой несколько лет назад. Я обыскал все палаццо, но ее не нашел. Об этом мы с ним и говорили. Я даже сказал ему, что очень рад, что она не сгорит. — Он удивленно покрутил головой и продолжил: — Мне хотелось в последний раз взглянуть на холсты, но Христовы воители очень ревностно их охраняли. Туда допускали только монахов. Спросите тех, кто стоял в оцеплении, они подтвердят.

Еще бы не подтвердить, если Ракоци специально там терся. А вот как он прятал холсты под накидку, не видел никто.

Фра Станислао пришлось признать истинность его слов.

— Мы знаем — охрана работала хорошо. Однако один из охранников утверждает, что видел монаха в таких же синих, как у вас, сапогах.

Ракоци неожиданно расхохотался. Фра Станислао осенил себя крестным знамением и озадаченно на него посмотрел.

— Прошу прощения, — сказал Ракоци, задыхаясь — Доминиканец в модных сапожках! — Он вновь засмеялся. — Это слишком нелепо! Я стоял рядом с монахами, там было тесно. Возможно, охранник ваш не разобрал, где чьи ноги… там яблоку было негде упасть. Во всяком случае, обувью я ни с кем не менялся. — Ракоци вновь весело улыбнулся и смолк.

Фра Станислао поморщился.

— Что ж, возможно, наш молодой человек и ошибся.

Он потянулся к пергаменту и сказал со скучающим видом:

— Аутодафе назначено на десятое марта. Сегодня — шестое. Завтра или днем позже дознаватели нашего ордена допросят обвиняемую Воландри, чтобы определить, еретичка она или нет. Первый допрос ее не привел к ожидаемым результатам.

Ракоци похолодел.

— Что это значит?

— Это означает, — осторожно пояснил доминиканец, — что с ней пока ничего не делали, а лишь попросили признаться в содеянном. Она отказалась нам отвечать. Поэтому завтра ее подвергнут допросу с пристрастием.

Ракоци хорошо знал, что за этим стоит. Но слова его прозвучали почти безразлично:

— Разве в таких случаях не достаточно клятвы?

Фра Станислао с сожалением покачал головой.

— Вы человек светский, вам этого не понять. Дьявол хитер и упорен. Словесных внушений тут мало. Ради спасения души тело должно пострадать.

Молодой доминиканец также счел нужным дать пояснения. Повернувшись к Ракоци, он сказал:

— Либо она признается в ереси, либо докажет свою невиновность. В этом случае мы вам ее отдадим.

— Но чем она может доказать свою невиновность? — спросил Ракоци, уже зная ответ.

— Смертью своей, чужеземец. Лишь смертью. Отрицая свою вину до конца.

Фра Станислао поморщился. Ответ молодого священника показался ему жестоким. Он ласково улыбнулся.

— Будет достаточно лишь подвести ее к этой грани, а дальше останется только ждать. Смертью своей она будет прославлена в царстве небесном, а если выживет — мы отпустим ее. Ежели же она признает свою вину, десятого марта ее сожгут. На костре, вместе с другими еретиками.

Ракоци пристально посмотрел на доминиканцев.

— Скажите мне, добрые пастыри, а многие ли выживают? Из тех, что… доходят до грани?

Фра Марио с особенным удовольствием ответил на этот вопрос:

— Пока таких не было. Впрочем, нам следует допросить еще одиннадцать человек.

— Я понимаю. Это удобно. — Ракоци отошел от стола. — Хорошо, добрые братья, и что же дальше? Вы намерены обвинить меня в ереси? Или в краже картин? Или хотите послать за моими бумагами, чтобы выяснить, не самозванец ли я?

Фра Станислао поджал губы, словно слова эти причинили ему боль.

— Все это вскорости прояснится. Мы еще побеседуем с вами. Когда у нас будет достаточно времени — после аутодафе. Вы должны понять, чего мы хотим, вы должны убедиться, что нами движет лишь забота о вашей душе. Пока же мы к вам приставим охрану, которая постоянно будет находиться при вас. Если вы попытаетесь ускользнуть, вас арестуют, а мы сочтем это доказательством вашей вины.

Темные глаза Ракоци загорелись.

— Понимаю. Противясь обыску своего дома, я навлекаю на себя подозрения; соглашаясь на обыск, я их усугубляю. Приглядывая за мной, ваш человек будет собирать факты против меня; попытавшись уйти от надзора, я буду обвинен и обесчещен. Очень ловко, добрые братья!

Казалось, монахов ничуть не затронул сарказм его слов. Фра Станислао, перекладывая бумаги, невозмутимо сказал:

— Мы займемся вашим делом через несколько дней, синьор Ракоци. Пока же, я думаю, вам придется со всем согласиться. Фра Сансоне, — он сделал знак доминиканцу, сидевшему молча, — будет вас охранять.

Фра Сансоне встал из-за стола и поклонился. Это был мускулистый, высокий и широкий в кости человек.

— Доброго дня вам, фра Сансоне, — вежливо поклонился в ответ Ракоци. — Будьте уверены, я сделаю все, чтобы вам в моем скромном обиталище было удобно. Если церковь, конечно, не сочтет это грехом, — добавил он, обращаясь к фра Станислао.

Монах улыбнулся.

— Такой уважительностью вы окажете и себе, и донне Деметриче большую услугу. Фра Сансоне исполняет приговоры церковных судов. У него много возможностей влиять на развитие ситуации. Я полагаю, вам это понятно?

— Да, — мрачно кивнул Ракоци. Что тут непонятного? К нему приставили палача.

— В таком случае мы вас не задерживаем. Встретимся после аутодафе. — Фра Станислао встал и повернулся к своим сотоварищам.

— Но… я не могу ведь оставаться все это время в неведении? Дадут ли мне знать, что сталось с донной Воландри? И сообщат ли, какие обвинения будут направлены против меня?

— После аутодафе. — В голосе фра Марио звучала издевка. — Ваш дядюшка был крепким орешком. Посмотрим, таков ли племянник!

Ракоци ничего не ответил, он смотрел на фра Станислао.

— Я полагаю, что до одиннадцатого мне нельзя посещать мессу и причащаться?

— Да, это так.

— А если я нарушу запрет? — Он привалился к столу и, опираясь на руки, наклонился вперед. — Ответьте мне, добрые братья. Что в этом случае будет со мной?

Фра Станислао спокойно встретил его взгляд.

— Вас обвинят в ереси. И вы разделите судьбу всех еретиков. Вас сожгут на площади, возле столба, а ваш пепел развеют по ветру. До встречи, синьор Ракоци. У нас еще много дел.

Письмо Папы Алессандро VI к Джироламо Савонароле.