Ночной мир

– Джек! Я думала, тебя нет в живых! – Она обвила руками его шею и прижалась к нему.

Джек тоже обнял ее, но без особого энтузиазма.

– Да, это я, – сказал он сдержанно. – Вот приехал узнать, как ты живешь.

Она чуть отступила назад, все еще изумленно глядя на него:

– Но когда я оставила тебя, ты был...

– Я залечил раны – сам.

Калабати почувствовала, как Моки приближается к ней сзади. Обернувшись, она с облегчением увидела, что он опустил ствол винтовки. Она выдавила из себя улыбку:

– Моки, это Джек. Мой старый, хороший друг.

– Джек? – переспросил он, метая взгляды то в нее, то в пришельца. – Тот самый Джек, которого ты любила и который погиб в Нью-Йорке? Тот самый?

– Да. – Она в замешательстве посмотрела на Джека. – Как видишь, я ошиблась, считая его погибшим. Разве это не замечательно? Джек, это Моки.

У Калабати перехватило дыхание. Реакцию Моки невозможно предугадать. Он вообще стал непредсказуемым, точнее сказать, неуравновешенным, с тех пор как в нем стали происходить все эти перемены.

Моки, улыбаясь, протянул Джеку руку:

– Алоха, Джек. Рад приветствовать тебя в своем королевстве.

Калабати заметила, как напряглись мышцы на лбу Моки, когда он сжал руку Джека, и как тот слегка поморщился, прежде чем улыбнуться.

– Благодарю, Моки. А это мой хороший друг, Ба Тху Нгуен.

Теперь настала очередь Моки морщиться, когда вьетнамец пожимал ему руку.

– Вы как раз вовремя, – сказал Моки, – мы собирались отправиться на церемонию.

– Может быть, нам лучше остаться дома? – спросила Калабати. – Тем более что к нам пришли.

– Чепуха! Они пусть идут с нами. Я просто требую этого.

– Уж не собираетесь ли вы выйти наружу? – поинтересовался Джек.

– Конечно. Мы должны подняться в горы, туда, где горят огни. Ночные твари не помешают нам. Тем более что они избегают высокогорных районов. Вы удостоены чести наблюдать церемонию ножа.

Моки уже рассказал ей о церемонии, которую придумал вместе с ниихаусцами. Она должна была стать повторением кровавой драмы, происшедшей накануне. У Калабати не было ни малейшего желания участвовать в этой церемонии, и приход Джека явился хорошим поводом, чтобы остаться.

– Моки, – сказала Калабати, – почему бы тебе не сходить одному? Наши гости замерзли и промокли.

– Да, – поддержал ее Джек, – а как быть с дождем? Мы немного...

– Ерунда! Возродившийся к жизни огонь Халеакалы высушит вашу одежду и вернет вам силы.

– Отправляйся один, Моки, – сказала Калабати, – без нас Церемония вполне может состояться, а вот без тебя ничего не получится.

В глазах Моки легко можно было прочесть: «Оставить тебя здесь, с твоим бывшим любовником? Ты за дурака меня считаешь?» Он обернулся к Джеку:

– Если вы не пойдете, я это сочту оскорблением.

– Гостям не пристало оскорблять хозяина, – сказал огромный вьетнамец.

Калабати заметила, как Джек и Ба быстро переглянулись между собой, потом Джек повернулся к Моки:

– Мы не можем отказаться от такой чести. Ведите нас.

Калабати тряслась в «исуцу-трупер», который вел Моки к освещенной пламенем вершине Халеакалы.

– А что это за церемония? – спросил Джек, сидевший позади Калабати.

– Скоро сами увидите, – ответил Моки.

– Это традиционный обряд или что-то другое?

– Не совсем традиционный, – ответил Моки, – хотя и с элементами традиционных обрядов – древние гавайцы часто приносили жертвы в честь Пеле. Но этот обряд я сам придумал.

Оборачиваясь назад, Калабати видела лишь силуэты Джека и его немногословного спутника.

– Пеле? – переспросил Джек.

– Это гавайская богиня огня, – пояснила Калабати, – повелительница вулканов.

– Что же будем там делать? Бросать в пропасть ананасы и кокосовые орехи?

Моки рассмеялся, поворачивая машину:

– Пеле не нужны ни фрукты, ни кокосы. Она требует настоящие жертвы – людей.

Джек хмыкнул.

– Он не шутит, – сказала Калабати.

Джек ничего не ответил, но даже в темноте женщина почувствовала на себе его взгляд. Она понимала его немой вопрос: как могла она дойти до такого? Ей хотелось все объяснить, но при Моки это было невозможно.

По мере приближения к Красной горе и обсерватории дорога становилась все лучше. Моки остановил машину примерно в четверти мили от вершины, и они вчетвером пошли пешком к кромке кратера, освещаемые холодным светом какой-то странной луны.

А там, примерно милей ниже, бушевало пламя. Бурлящий центр кратера – конечная точка, куда по каким-то неведомым каналам доставлялась расплавленная начинка земли, – находился в постоянном движении. Пузыри вздымались и лопались на его подернутой рябью поверхности, разбрызгивая во все стороны жидкую лаву.

Гейзеры лавы били вверх, словно фонтаны воды, выбрасываемые китом, образуя в воздухе оранжевые арки высотой в тысячи футов. И среди этого хаоса, среди вакханалии всеобщего разрушения неизменным оставался только вливающийся в океан раскаленный поток.

Даже здесь, на высоте тысячи футов, несмотря на холодный ветер, дующий в спину, их обдавало жаром вулкана. Калабати наблюдала, как Джек согревает руки, вытянув их перед собой, как поворачивается мокрой спиной к пламени. Он, должно быть, совсем закоченел. Азиат тоже поворачивался в разные стороны, просушивая одежду.

– Я понял, почему Пеле стала вести себя так хуху, – говорил Моки, стараясь перекричать гул Халеакалы, – она увидела, как ее народ отходит от древнего образа жизни и становится малихини по отношению к своим собственным традициям. Она подает нам знак.

Джек не отрываясь смотрел на огонь.

– Я бы сказал, что она весьма чувствительная дама.

– О! – воскликнул Моки, посмотрев вправо. – Вот и остальные участники церемонии прибыли. Теперь можно начинать.

Он пошел навстречу ниихаусцам. Старший из них – алии – приподнял свой головной убор из перьев, и все преклонили колени перед Моки.

Калабати почувствовала, как чья-то холодная ладонь ежа ее руку. Это был Джек.

– Он ведь просто валяет дурака, когда говорит о человеческих жертвоприношениях, правда? Полагаю, сейчас будет представление с участием Боба Хопа, Бинга Кросби и Дороти Ламор.