Запах страха. Коллекция ужаса

Фергюс Гуинплейн Макинтайр

МЕХАНИЧЕСКИЙ УЖАС

Фергюс Гуинплейн Макинтайр родился в Шотландии, в графстве Пертшир, но годы его становления прошли в австралийской глубинке, куда он был экспатриирован, как и тысячи других детей послевоенной Британии. Сейчас он живет на два дома, в Нью-Йорке и в Гуинедде, Северный Уэльс.

Макинтайр — автор нескольких романов (некоторые из них выпущены под различными псевдонимами) и десятков научно-фантастических, мистических рассказов и рассказов ужасов, опубликованных в различных британских и американских периодических изданиях. Он проиллюстрировал несколько своих сочинений, а также некоторые из рассказов Рона Гуларта для журнала «Аналог».

Сейчас он работает над серией иллюстраций для своего очередного научно-фантастического романа, который имеет интригующее название «Мужчина-лесбиянка».

Несмотря на то что «Механический ужас» — художественное произведение, Макинтайр использовал для него известные факты из жизни Эдгара Алла — на По. Он пишет: «В 1836 году, работая редактором журнала „Сазерн литерари мессенджер“ в Ричмонде, По опубликовал эссе под названием „Шахматный аппарат доктора Мельцеля“, в котором описывал недавнюю встречу с Автоматом, механическим шахматистом, который не только умел играть в шахматы, но даже обыгрывал большинство соперников. В этом эссе По, используя наблюдения и дедукцию, убедительно доказывает, что Автомат был обманом. Внутри машины прятался человек, который следил за партией и делал ходы. Удивительно, но в эссе По не указывает, где и когда именно он наблюдал за игрой автомата Мельцеля. Он лишь упоминает о том, что машина выставлялась в Ричмонде „несколько недель назад“, не называя ни точной даты, ни адреса выставки. Начав собирать материал для этого рассказа, я с удивлением обнаружил, что ни в одной из существующих биографий Эдгара Аллана По не указаны точная дата и место его встречи с Автоматом Мельцеля. Преисполнившись решимости разгадать эту загадку, я отправился в Вирджинию на поиски ключей к решению. В архивах „Ричмонд энквайерер“ (эта газета выходила в 1830-х годах два раза в неделю) я обнаружил несколько упоминаний о деятельности некоего Эдгара По, жителя Ричмонда. Также я разыскал афиши выступлений Мельцеля, установив таким образом, что механический шахматист выставлялся в городском музее Ричмонда с 15 декабря 1835 по 2 января 1836 года. В один из этих восемнадцати дней настоящий Эдгар Аллан По встретился с подлинным (хоть и фальшивым) Автоматом… Хотя, по-видимому, встреча их закончилась совсем не так, как описано в этом рассказе».

6 января 1836 года

Ричмонд! Дьявольская цитадель, которая меня порицает и возвеличивает. Гротескный город извращений, в котором тела черных людей продают на торгах на Кэпитал-сквер, а души белых спускают в канаву. Я прикован к этому Ричмонду, наши судьбы связаны, его участь так же неотвратима, как моя.

Поскольку мое имя не открывает двери и им нельзя купить покой, я выставляю его вам на обозрение. Я Эдгар Аллан По, ричмондец, снова вернувшийся к воротам этого города. Да, я не был рожден здесь, и одно время я называл себя бостонцем. И все же именно Ричмонд, этот сверкающий карбункул Вирджинии, держит закладную моей плоти. Город Ричмонд держит у себя талончик из ломбарда, в который я заложил свою бессмертную душу… И я больше не смею надеяться на то, что когда-либо выкуплю ее.

Моя мать была урожденной англичанкой, а отец — балтиморским проходимцем: Ричмонд не заявлял своих прав ни на нее, ни на него. Однако именно в Ричмонде родители связали себя священными узами брака. Правда, отец посчитал себя вправе нарушить брачные обеты. Моя святая мать была актрисой-инженю по имени Элизабет Арнольд, а человек, который считается моим отцом, — сыном генерала По, героя войны за независимость, квартирмейстера маркиза де Лафайета. Здесь, в Ричмонде, в театре Хеймаркет, будучи актерами средней руки, мать и отец играли соответственно Софию Вудбайн и повесу Вилларса в пьесе «Сделка вслепую». Я покажу вам их дневники, если желаете. Пасхальные праздники всегда были мертвым сезоном для актеров, поэтому между ангажементами, в пасхальный понедельник 7 апреля 1806 года, мои родители поженились в доме с меблированными комнатами на Кдэй-стрит.

Поскольку в Ричмонде им особенно негде было приложить свои драматические таланты, родители вскоре присоединились к труппе Александра Плэсида в Бостоне, где я имел сомнительную честь родиться. Моя мать слыла красавицей и талантливой актрисой. Отец же, огорченный тем, что его драматическое дарование было гораздо скромнее, бросил нас весной 1809 года во время гастрольного сезона в Филадельфии. Не найдя сострадания там, мать вернулась вместе со мной в столицу Вирджинии, где какое-то непродолжительное время с успехом выступала в Ричмондском театре, который находится на Ист-броуд-стрит, что на Шокхоу-хилл, исполняя трагическую роль Анжелы в «Призраке замка», танцуя хорнпайп в костюме мальчика в «Комендантском часе» и показывая свои музыкальные способности в роли Летиции Гарди в «Уловке красавицы».

Ричмонд убил мою мать. Когда здоровье ее ухудшилось настолько, что она не могла путешествовать с актерской труппой, моя мать, Элизабет По, нашла себе работу в захудалой таверне «Индиан квин», что на северо-западном пересечении Девятой улицы и Грейс-стрит, нанявшись помощницей к одной модистке из Шотландии. В подвале этой таверны мать потеряла зрение, сшивая детали дамских шляпок при свечах. Когда мне было два года от роду, в воскресное утро 8 декабря 1811 года, в подвале модистки, инфекционная лихорадка унесла мою наполовину ослепшую мать.

Однако этот темный город еще не закончил со мной. Мои приемные родители Джон и Фрэнсис Аллан взяли меня в свою квартиру в Ричмонде, которая была расположена над конторой моего усыновителя, торговой фирмой «Эллис энд Аллан», что на пересечении Тринадцатой улицы и Ист-мейн-стрит. Мою мать тем временем похоронили неподалеку в неотмеченной могиле в северной части кладбища церкви Святого Иоанна. Именно в этой церкви Патрик Генри произнес свои знаменитые слова: «Дайте мне волю или дайте мне смерть!», забыв при этом, что сам является рабовладельцем. Я часто бывал на этом кладбище, но так и не смог найти могилу своей матери.

Ричмонд крестил меня. Через три дня после кончины матери, в ричмондском доме мистера и миссис Ричард, не поинтересовавшись моими собственными убеждениями, меня обратили в протестантскую веру. В тот самый день до меня дошли разговоры о смерти моего отца в Балтиморе.

По давней традиции вечером после Рождества театры принимают самое большое количество зрителей. Через восемнадцать дней после смерти моей матери, 26 декабря 1811 года, Ричмондский театр сгорел дотла в пожаре, причину которого так и не удалось установить. В тот момент шестьсот душ наблюдали за исполнением пьесы «Окровавленная монахиня» труппой Плэсида и Грина. Семьдесят три человека погибло, включая губернатора Вирджинии. Сцена, видевшая величайший триумф моей матери, превратилась в пепел.

Ричмонд надел на меня штаны. Я говорю о том обряде перехода от детства к ранней юности, когда мальчик считается достаточно повзрослевшим, чтобы сменить детское платьице на достойные брюки. В неумолимом потоке моих беспомощных детских лет Алланы, мои приемные родители, заставляли меня ходить с ними на службы в Монументальную церковь. По какому-то извращенному капризу судьбы эта церковь была воздвигнута на том самом месте, где до того находился сгоревший Ричмондский театр. Там, где когда-то подмостки посвящались богам драмы, теперь стоял алтарь. Там, где яркие лампы некогда служили рампой, теперь, словно часовые, выстроились покрытые бороздами канделябры. О, святой читатель! Я заклинаю вас представить себе яркий контур моих мыслей в 1815 году, мыслей чувствительного шестилетнего мальчика, сидящего на скамье № 80 Монументальной церкви и осознающего, что на этом самом месте, смежном по расположению, но отдаленном во времени, его мать танцевала на сцене, распевая знаменитую песенку «Никто не женится на мне» незадолго до своей трагической кончины.