Дорога затмения

— Достойный судья введен в заблуждение, — миролюбиво произнес Сен-Жермен. — Заставой Мао-Та командует военачальница Тьен, весьма юная женщина. Лет двадцати с небольшим, — добавил он, заметив, что сообщение изумило чиновника. Его замешательством следовало воспользоваться, чтобы довести церемонию представления до конца. — До недавнего времени по протекции прославленного ученого Куана Сан-Же я читал лекции в университете Ло-Янга. Ученикам своим я известен, как мэтр Ши Же-Мэн.

— Иностранное имя! — презрительно бросил чиновник.

— Но я, как вы сами изволили подчеркнуть, и есть иностранец.

Из коридора вновь послышались звуки возни. Боги, что с Руджиеро и верховыми?!

Судья сложил на груди руки, упрятанные в широкие рукава.

— Ты прибыл сюда с обозом и вооруженными конниками.

— Всего три повозки и шестеро верховых, — рискнул уточнить Сен-Жермен.

— Не смей говорить, пока я не позволю! — взорвался судья, лицо его запылало. — Ты должен, помалкивая, стоять в почтительной позе! — Маленькие свирепые глазки уставились на дерзкого инородца. Сен-Жермен чуть наклонил голову, но взгляда не опустил. — Итак, ты прибыл сюда с обозом и вооруженным отрядом, хотя в наших краях объявлено военное положение. Похоже, некоторые глупцы как в Ло-Янге, так и в Кай-Фенге не могут взять в голову этот факт. Бойким чужеземцам следовало бы унять привычную прыть. — Судья явно взвинчивал сам себя. — Даже моему дядюшке, высокопоставленному Хао Чен-Наю, приходится принимать их в собственном доме и развлекать словно знатных особ!

Сен-Жермен хорошо знал эту завистливую озлобленность, присущую отпрыскам захудалых ветвей могущественных родов.

— С дядюшкой вашим доводилось встречаться и мне, — осторожно сказал он, и это не было ложью. Однажды ему, затеявшему в Ло-Янге строительство особняка, пришлось испрашивать разрешение именно у Хао Чен-Ная. Давненько то было, лет девять назад, и все же он помнил, что сановитый вельможа не чванился и произвел на него прекрасное впечатление. — Огромное счастье принадлежать к столь древнему роду, прославленному деяниями героических предков.

— Благодарю, — буркнул чиновник. Затем неохотно, вынужденный следовать правилам этикета, добавил: — Мое личное имя — Сай-Чу. Я четвертый год служу здесь судьей.

«И, — подумалось Сен-Жермену, — еще пяток лет прослужишь. А потом, согласно законодательству, тебя переведут в другой городишко, где ты и застрянешь, не имея надежды перескочить на ступеньку повыше…»

Он почти сочувствовал Хао Сай-Чу, хотя именно отсутствие каких-либо перспектив и озлобляло этого человека, делая его предельно опасным.

— Преданность интересам империи, насколько я знаю, девиз рода Хао. Знакомство с вами — великая честь для меня.

— Преданность, — повторил Хао угрюмо. — Да, это так.

Старец-буддист выглянул в коридор и вернулся.

— Высокочтимый судья, — сказал он, — стражники почтительно спрашивают, как быть с остальными.

Хао Сай-Чу, приподнявшись, выслушал старца, затем покосился на инородца и снова сел.

— Придержи их на время. Пусть ожидают, пока я не разберусь с главарем этой шайки.

Он опять быстро глянул на стоящего перед ним человека. Ему явно хотелось увидеть, как подействует на того оскорбительное высказывание.

Сен-Жермен оглядел потолочные балки, вслушиваясь в шум дождя. Нельзя отвечать на подобные провокации. Вспышка только ухудшит дело. Следует сохранять равновесие. В конце концов, не потащат же его в трибунал голышом. Или все же потащат?

— Твои люди… Где ты их нанял?

— Верховых — в Ло-Янге, руководствуясь рекомендациями министерства дорог и перевозок. Мне отобрали самых опытных и надежных проводников, чтобы я без заминок добрался до места.

— А твой седьмой спутник? — Хао Сай-Чу наклонился вперед. — Что ты скажешь о нем?

— Руджиеро родом из испанского города Гадес. Он служит мне уже долгие годы. — То, что судья вряд ли когда-нибудь что-либо слышал не только об упомянутом городе, но и о самой Испании в целом, не имело значения. Главное — говорить уверенно и непринужденно. — Прикажите своим охранникам его опросить. Он скажет им то же самое.

— Несомненно, — последовал едкий ответ. — Не думай, что, проживая в провинции, я утратил способность разбирать, где правда, а где ложь. Я не из тех, кого можно дурачить.

— Я и не собираюсь лгать вам, достойный судья. Зачем мне это? Ведь мое дело законно. — Сен-Жермен понизил голос и отвел глаза в сторону, зная, что сказанное не придется по нраву раздувшемуся от важности Хао Сай-Чу.

— Могу сказать лишь одно, инородец. — Судья сузил глаза. — Ты человек очень сильный. Я думаю, ты гораздо сильнее, чем кажешься.

Сен-Жермен промолчал. Надутый болван не подозревает, насколько он прав. Можно, конечно, продемонстрировать ему свою силу, проломив, например, кулаком стену, однако такая безрассудная выходка ничему бы не помогла.

— Ты ничего не ответил, — возвысил голос судья.

— Я припомнил о молодости, когда и впрямь был силен.

— Молодость хороша лишь тогда, когда она вечна, — изрек важно чиновник. — Говорят, таоистские шарлатаны умеют ее продлевать.

— Такое слышал и я.

— Но секрета, конечно, не знаешь? — В глазках судьи блеснуло неподдельное любопытство.

— Таоисты не делают записей, достойный судья. И не поверяют своих тайн инородцам. — Сен-Жермен улыбнулся, надеясь, что чиновника удовлетворит этот ответ и что он перестанет затрагивать скользкую тему.

Хао Сай-Чу задумчиво покивал, затем повернулся к двери, где топтался маленький человечек с пером за ухом и со свитком в руках.

— Ну, что такое?

Писец помедлил.

— Составлена опись.

— Дай! — Сай-Чу, резко вытянув руку, схватил поданный ему документ. — А теперь оставь нас!

Писец поклонился и вышел.

— Три крытые повозки, — провозгласил чиновник минутой позже.

— Да, — безразлично кивнул Сен-Жермен, хотя его чувства болезненно обострились.

— Одна загружена бочками, наполненными землей, и емкостями с какими-то жидкостями, — прочел Хао.

— Это рабочие материалы, достойный судья. Они мне потребуются по прибытии на заставу.

Сен-Жермен умолк, прислушиваясь к дождю и к себе. Ливень усиливался, а его терпение истощалось.

— В другой повозке обнаружены вещи: одежда, белье, седла и прочее. — Тон чиновника сделался скучным, однако через мгновение лицо его просветлело. — О, это уже интересно! В той же повозке, оказывается, размещены две широкие доски с цветными изображениями из шлифованных камешков.

Досадно, но ничего уже не изменишь. Мозаики нужно было оставить в Ло-Янге.

— Я купил их на Западе… довольно давно, — сдержанно пояснил Сен-Жермен и умолк, ожидая ответного хода.

— Я видел такое лишь раз — и был поражен. Воистину счастливы обладатели подобных диковин.

Сен-Жермен прикрыл глаза и сказал то, что следовало сказать. Быстро, отчетливо, равнодушно.

— Поскольку достойный судья соизволил проявить интерес к этим жалким панно, возможно, он не откажется принять их в подарок. Удовлетворение, которое мне принесет его дружеский жест, будет воистину неоценимо. — Он любил эти мозаики, относящиеся к эпохе Юстиниана, и в течение долгих столетий возил их с собой.

— Ты очень щедр, Ши Же-Мэн. Твои подарки просто великолепны. Повешенные в моем доме, они будут наводить меня на размышления о высоком. — Сай-Чу даже не пытался скрыть свою радость.

— Молю небеса, чтобы их созерцание нескоро наскучило вам. — Пожелание было вполне искренним. Пусть уж лучше эти панно украшают гостиную вымогателя, чем валяются, разрушаясь от сырости, на каком-нибудь складе.

— Весьма благородно с твоей стороны. — Сай-Чу довольно огладил щеки и встал. — Ладно. Ты, полагаю, хотел бы одеться. Здесь становится холодно.

— Что будет с моими людьми?

— О да. Твои люди. К сожалению, я отпущу не всех. Ополчение вправе использовать в своих целях любого. А потому трое твоих конников останутся здесь. Нам нужны искусные воины, ведь монголы уже хозяйничают в соседних долинах. — Судья постучал ногтями по свитку. — Думаю, ты сумеешь без них обойтись.