Морок

Виктор встрепенулся и стал искать верстовой столб или дорожный указатель, на котором было бы обозначено расстояние. Указатель-то вскоре и появился перед его глазами. «Ковентри-20» — было написано на нем. Виктор сначала даже обрадовался: недалеко осталось! А потом похолодел от ужаса. Ковентри! Ни секунды не надеясь, что ошибся в чтении, он все же доехал до следующего указателя на очередном перекрестке и остановился на обочине.

Как он ухитрился свернуть на дорогу, что вела в Бирмингем?! Неужели только из-за того, что на указателе стояло также слово «Ковентри» и он автоматически идентифицировал его по первой букве с «Кембриджем»?

— Наваждение, — вслух произнес он.

Это не было жалобой на непостижимые обстоятельства, не было выкриком раздражения, не было метафорой. Просто это слово точно определяло характер происходящего. Виктор никогда не отличался суеверием или набожностью. Он и сейчас не думал о мистических материях. Но слово «наваждение» объясняло его затуманенному усталостью сознанию всю невозможную череду простых совпадений и нелепых случайностей.

Виктор с самого начала не представлял себе, чем жене и ему могли бы помочь служба спасения, полиция и любые другие организации, занимающиеся розыском людей. «Они не помогут, — подумал он и теперь. — Только я сам должен найти ее. Если не найду — я недостоин ее! Тогда ей просто не к кому будет возвращаться». Эта мысль казалась безупречно логичной и непреложной. Но от этой мысли Виктор все глубже увязал в тяжелой растерянности, переставая ориентироваться в окружающей действительности. Ему вообще было очень трудно думать, в особенности удерживать одну и ту же мысль дольше мгновения. Под воздействием длительного эмоционального напряжения сознание плыло, путалось. Он не представлял, что теперь делать им с женой. Что они оба ни предпринимали, с каждым шагом она — всей душой стремясь к нему — отступала все дальше.

Между тем Джей, вероятно, подъезжала к вокзалу в Кембридже, если уже не сошла на перрон. Следовало как можно скорее ехать вперед. Судя по карте, ему совсем немного оставалось до поворота на прямую трассу, ведущую в Кембридж. Далеко, конечно, но дорога там хорошая, да и выхода другого нет. Виктор сложил карту и сидел неподвижно.

Скоро позвонит обеспокоенная жена, спросит, где он. Он так боялся этого звонка, не представлял, как повернется язык сказать, что он ошибся. Хотя ему уже казалось, было бы почти нереальной удачей, если бы он попал по назначению.

Он понимал, что нужно немедленно трогаться в путь, — и не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой, охваченный неодолимой апатией. Наконец, заставил себя повернуть ключ. Машина лихорадочно дернулась и встала, мотор заглох. Тогда Виктор опомнился, снял ее с передачи, завел.

Впереди как раз замаячил указатель поворота на Кембридж, когда зазвонил телефон. Жена так же торопливо, как и в предыдущий раз, сообщила Виктору, что не сошла в Кембридже — то ли проспала остановку, то ли не смогла открыть дверь в купе старого образца — она объяснила слишком неразборчиво из-за спешки, и теперь поезд везет ее в Ноттингем.

— Может, и к лучшему, — ответил Виктор, — потому что я в Ковентри.

В нем мгновенно вспыхнула надежда, что все недоразумения остались позади и теперь начнется полоса везения. Дорожная карта, которую он успел изучить в деталях, стояла перед глазами.

— Постой, — успел крикнуть Виктор прежде, чем Джей отключила связь, — тебе лучше выйти в Петербороу. Слышишь?

— Ноттингем, Виктор, — ответила жена, и трубка запиликала отбой.

Виктор понимал: у нее не было времени на то, чтобы думать и обсуждать варианты.

Спокойно, уже без лихорадочной гонки Виктор докатил в густеющих сумерках до Ноттингема. Он немного приободрился. Единственное, о чем старался не думать, — это о билетном контроле. Он был уверен, что у жены уже заканчиваются деньги и она не сможет уплатить штраф. Он лишь надеялся, что она сразу оплатила проезд до конечной остановки, хотя слабо представлял, как его карманных денег могло на это хватить. А ведь у нее нет при себе ни единого документа! Если Виктор позволял себе отдаться во власть этих тревожных мыслей и пессимистических предчувствий, сердце начинало тяжело и неровно колотиться, перехватывало дыхание. Когда ему удавалось подавить тревогу и забыть о дурных предчувствиях, сердце успокаивалось и он ощущал только холод в груди.

Странно: чем ближе он подбирался к вокзалу в Ноттингеме, тем слабее становилась надежда на добрые перемены.

На железнодорожном вокзале он провел сутки. Днем и ночью дежурил на перроне. Выучил наизусть расписание поездов. Свою приметную машину поставил так, что от выхода ее было видно обязательно, даже из-за голов толпы: договорился с полицейским, чтобы тот разрешил припарковать автомобиль там, где даже остановка была запрещена. Полицейскому пришлось рассказать — без подробностей — почти подлинную историю, приукрасив ее взбалмошностью любимой жены и полным незнанием ею английского языка. Человек попался отзывчивый, да и программы Виктора регулярно смотрел. Проникся, выписал специальное разрешение.

Честно говоря, он ни на что уже не надеялся. Только на собственную выдержку и терпение. Он был готов ждать столько, сколько потребуется. Правда, было бы гораздо лучше, если бы у Джей была возможность вот так сидеть на месте и ждать его. По истечении суток Виктор признал нецелесообразность дальнейшего ожидания. Если уж Джей не удалось сразу попасть сюда, далее она не будет стремиться в Ноттингем: как таковой, этот город ей не нужен.

Она позвонила из Шотландии. Сказала: сначала вроде кончились деньги, а затем она обнаружила, что деньги будут, но нельзя тратить много. Фраза звучала так коряво, что Виктору почудилось — она подзабыла английский язык.

«Чем она там будет зарабатывать?» — тоскливо думал он.

Виктор не предполагал ничего запредельно ужасного, вообще ничего конкретного. Просто Джей не работала с тех пор, как стала его женой, и Виктору представлялось какое-нибудь тяжелое и муторное занятие, приносящее гроши, особенно если учесть, что у нее не было с собой паспорта. По той же причине переслать ей деньги он не имел возможности.

Почему она не обращается за помощью к властям, спросил Виктор. «О чем я могу попросить? Как объясню, что со мной произошло? — ответила она печально. — Нас с тобой отправят к психиатру». Он пытался спорить, но она напомнила об абсурдности происходящего. Сказала: представь, как будет комично, если по всему Соединенному Королевству будет носиться не одна обезумевшая иностранка, а целая компания, состоящая из полицейских, спасателей и представителей социальных служб! Виктор представил это — как кадры из простенькой комедии про мистера Питкина. Было действительно очень смешно. Виктор нервно хохотнул и закусил губу, чтобы не заплакать. «Милый, что я натворила?» — спрашивала она. Виктор хотел объяснить, что она тут ни при чем, что виноват только он один, но удержался, так как понял, что от его самобичевания ей не станет легче. «Ты не голодаешь?» — спросил он, замирая от ужаса в ожидании ответа. «Я невыносимо голодна, — ответила она, — мне не хватает тебя!»

В Эдинбург он летел самолетом. Самолет совершил вынужденную посадку на восточном побережье, в Ньюкасле. За несколько минут до того, как полет был возобновлен, она позвонила и сказала, что шофер, араб, плохо понимавший по-английски, завез ее вместо Эдинбурга в Хеленсбург — на западном побережье.

— Возвращайся в Лондон, — попросила она мертвым голосом, — ты работу потеряешь!

— Разве мне сейчас это важно?! — в сердцах воскликнул Виктор. И тут у него наконец родилась совершенно новая идея, еще с Ноттингема зревшая в голове: — Послушай! Попробуй вернуться домой, пока меня там нет!

Она поняла и согласилась.

— Если все пойдет хорошо, мне за глаза хватит на это суток. Если в течение суток я не позвоню тебе из дому, возвращайся в Лондон. И… не жди моего звонка.

Виктор замер.

— Нет, Джей!.. — Он хотел сказать, что нельзя прекращать попытки встретиться.