Стеклянные книги пожирателей снов

Несколько мгновений — и он оказался в полной темноте. Он перешел на неторопливый шаг, вытянул перед собой руки, чтобы не споткнуться о мебель. Ему нужно было оторваться от Ксонка, но сделать это тихо. Его рука нащупала слева стену, и он двинулся вдоль нее вроде бы в другом направлении — может быть, он вошел в коридор? Он остановился и прислушался. Ксонка больше не было слышно… неужели он так быстро загасил огонь? А может, он умер? Нет, вряд ли. Его утешало теперь хотя бы то, что Ксонк будет вынужден стрелять с левой руки. Он продолжал осторожно двигаться дальше, его рука нащупала занавеску, за ней — ход. Дальше (он чуть не вывихнул коленку, не попав на первую ступеньку) была очень узкая лестница — он легко доставал до стен по обеим сторонам. Бесшумно спустившись ступенек на двадцать, он оказался на площадке и услышал сверху какие-то звуки. Вероятно, это был Баскомб. Он на ощупь пробирался вперед вдоль стены, его рука встретила дверь, нашла ручку — заперто. Чань тихонько вытащил из кармана связку ключей, сжимая их в кулаке, чтобы не звенели, попытался открыть замок. Второй ключ подошел, и он переступил через порог, а потом тихонько закрыл дверь.

Следующая комната тоже была погружена в полную темноту. Скоро ли эти коридоры наполнятся солдатами? — спрашивал себя Чань. Он продолжал идти на ощупь, руки его наткнулись на штабель деревянных ящиков, потом на пыльный книжный стеллаж. Он шел все дальше и дальше, наконец с облегчением нащупал стекло — окно, явно закрашенное черным. Чань вытащил нож из трости и осторожно ткнул рукоятью в стекло. Хлынул свет, вырывая из темноты комнату, заставленную мебелью. Ничего угрожающего он здесь не увидел, выглянул в разбитое окно — оно выходило во двор с его множеством дорожек и располагалось (он выгнул шею) не меньше чем в двух этажах от крыши. К его разочарованию, наружная стена была абсолютно голой — без каких-либо карнизов, без лепнины или труб, по которым можно было бы подняться или спуститься. Здесь пути к спасению не было.

Чань развернулся, почувствовав сзади неожиданную струю холодного воздуха — словно кто-то открыл дверь. Сквозняк шел из вентиляционного отверстия в полу, откуда холодный воздух (с каким-то тошнотворным душком) задувал в открытое окно. Чань встал на колени рядом с отдушиной. До него донеслись голоса. Он разочарованно вздохнул — разобрать, что говорят, было невозможно, гулкое эхо в металлическом желобе искажало слова. Желоб был достаточно широк — по нему можно было проползти. Он пощупал его изнутри и, к своему облегчению, сырости там не обнаружил. Осторожно сдвинув в сторону решетку, он освободил для себя лаз. Внутри была тьма кромешная. Он выставил вперед трость и спустился в открывшийся лаз. Тут хватало места, чтобы двигаться на четвереньках. Он полз вперед, стараясь делать это как можно тише.

Метров через пять желоб разветвлялся на три: в стороны и вверх. Он прислушался — голоса доносились сверху, с того этажа, с которого он только что спустился. Он поднял голову, увидел слабый световой блик и направился туда. Он полз вверх, упираясь ногами в боковины лаза, чтобы не свалиться вниз. Ход, по которому он полз, по мере приближения к световому пятну принимал горизонтальное положение, но двигаться ему становилось все труднее, потому что на металлической поверхности появился какой-то скользкий налет. Может, сажа? В темноте понять это было невозможно, и он выругался — выйдет отсюда весь в грязи, — но продолжал ползти на свет. Наконец его пальцы нащупали уступ, а за ним — металлическую решетку, ухватившись за которую он подтянул вверх свое тело, чтобы можно было выглянуть наружу. Увидел он только покрытый плиткой пол и занавеску. Он прислушался — до него донесся чей-то незнакомый голос.

— Он протеже моего дядюшки. Я, конечно, не в восторге от моего дяди, так что эта рекомендация не из лучших. Он надежно связан? Отлично. Вы должны понять, что я — принимая во внимание недавние события — не склонен рисковать, так что обойдемся без всякой показной учтивости.

В ответ раздался вежливый смешок — явно женский. Чань нахмурился. Голос говорил с иностранным акцентом вроде докторского, но неспешно растягивая слова, произнося их по одному без всякого учета смысла или разговорного темпа, отчего они казались механическими.

— Извините, что прерываю, но, может, мне стоит вмешаться…

— Не стоит.

— Ваше высочество!

За этим обращением послышался щелчок каблуков. Второй голос тоже принадлежал немцу.

Первый голос продолжил, обращаясь явно к женщине:

— Чего люди не хотят понимать — мы этого прежде не знали, — так это огромного бремени ответственности.

— Да, ответственности, — согласилась она. — Нести это бремя могут лишь немногие из нас. Чаю?

— Благодарю. Он может дышать?

Этот вопрос был задан из любопытства, а не из сочувствия, а ответом на него (так это, по крайней мере, услышал Чань) стал легкий удар по телу, за которым последовал мучительный приступ кашля.

— Он не должен умереть, прежде чем Процесс преобразит его, — продолжал голос методичным тоном. — Лимон есть?

Голоса доносились до него с некоторого расстояния, может, с другого конца комнаты — точнее сказать было трудно. Чань подался наверх и осторожно надавил на решетку. Она подалась, но не отошла. Он надавил еще, прикладывая большее усилие.

— А что это за человек с ними? — спросил первый голос.

— Преступник, — ответил второй человек.

— Преступник? Зачем нам такой человек?

— У людей из разных слоев общества разные наклонности, ваше высочество, разный опыт, — сказала женщина ровным голосом. — И если нам нечему больше учиться, то и жить дальше не стоит.

— Конечно, — нетерпеливо согласился голос. — И если следовать этой логике, то вы, майор, проживете еще долго, ведь вам многому нужно научиться!

Чань логично предположил, что второй голос, видимо, принадлежит майору Блаху, а первый — Карлу-Хорсту фон Маасмарку, но вовсе не эти голоса интересовали Чаня. Женский голос принадлежал Розамонде, а вернее, графине ди Лакер-Сфорца. Он не мог понять, что она здесь делает, его волновало другое — она говорила о нем.

— Майор злится, ваше высочество, потому что этот человек доставил ему массу неприятностей. Но именно поэтому мистер Баскомб по моей инициативе обратился к нему с предложением присоединиться к нам.

— А он захочет? Он поймет, в чем суть? — Принц отхлебнул чаю.

— Мы можем только надеяться, что его благоразумие не уступает вашему.

Принц снисходительно усмехнулся, услышав это нелепое предположение. Чань прижался к решетке. Он знал, что это глупо, но ему очень хотелось увидеть ее и того (потому что он узнал характерные звуки), кого пинали на полу. Он почувствовал, что решетка подалась, но понятия не имел, какой звук она издаст, когда окончательно выйдет из пазов. Но в этот момент с треском распахнулась дверь, раздались чьи-то проклятия и громкий крик. Он услышал голос Баскомба, который взывал о помощи, и тут же в комнате воцарился тарарам — злобные ругательства Ксонка, выкрики Розамонды, требовавшей воды, полотенца, ножниц; принц и Блах отдавали противоречивые распоряжения тем, кто находился в комнате. Чань подался назад, потому что все внизу пришло в движение и он увидел своих врагов.

Крики перешли в свирепое бормотание — Ксонку обработали его раны. Баскомб попытался рассказать, что произошло в его кабинете, объяснил, что он ушел вперед, оставив Ксонка беседовать с их спутником.

— Почему вы это сделали? — резким голосом спросила Розамонда.

— Я… мистер Ксонк попросил, чтобы…

— Я же вам говорила. Я же вам говорила, но вы пропустили это мимо ушей.

Но эти слова были обращены не к Баскомбу.

— Не пропустил, — прошипел Ксонк. — Вы ошибались. Он бы все равно не подчинился.

— Он бы подчинился мне.

— В следующий раз встречайтесь с ним сами… а потом расхлебывайте последствия, — злобно ответил Ксонк.