Поцелуй тьмы

— Чем могу помочь? — спросила она, усевшись за свой стол.

Я вручила ей пачку бумаг. Глаза у нее стали как блюдца.

— Но… что… ты не можешь… — Я постучала пальцем по бумагам.

— Могу. Тут все заполнено как надо.

Все еще в шоке, она пробормотала, чтобы я подождала, торопливо покинула комнату и спустя несколько минут вернулась с директрисой Кировой. Та, по-видимому, уже была в курсе и устремила на меня осуждающий взгляд поверх своего похожего на клюв носа.

— Мисс Хэзевей, что все это означает?

— Я уезжаю, — ответила я. — Выбываю. Бросаю. Как вам угодно это назвать.

— Ты не можешь сделать этого.

— Ну, могу, очевидно, поскольку вы держите соответствующие документы в библиотеке. Я заполнила все, как требуется.

Ее гнев сменился грустью и беспокойством.

— Я понимаю, в последнее время произошло много разного… нам всем трудно с этим справиться… но это не повод принимать поспешные решения. Если уж на то пошло, сейчас ты нужна здесь больше, чем когда-либо.

Она говорила почти умоляющим тоном. Просто не верилось, что полгода назад она хотела исключить меня из школы.

— Это не поспешное решение. Я хорошо обдумала его.

— Давай, по крайней мере, пригласим твою мать, чтобы мы могли обсудить его вместе.

— Она три дня назад отбыла в Европу. Впрочем, это не имеет значения. — Я указала на строчку лежащей сверху формы, где было написано «дата рождения». — Сегодня мне исполнилось восемнадцать, и больше она не в состоянии влиять на меня. Это мой выбор. Теперь, может, вы поставите печать на эти формы или продолжите попытки удержать меня? Уверена, в схватке я одолею вас, Кирова.

Хоть и с явным неудовольствием, они поставили печати на мои документы. Секретарь сделала копию официальной бумаги, где было сказано, что я больше не студентка Академии Святого Владимира. Мне требовалось предъявить ее на выходе.

Это была долгая дорога, и западная часть неба окрасилась красным, когда солнце опускалось за горизонт. Потеплело, даже ночью. Наконец-то наступила весна. Это было хорошо, поскольку мне предстояло довольно долго добираться до шоссе. Оттуда я автостопом поеду в Мизулу. Путешествовать автостопом небезопасно, но серебряный кол в кармане куртки создавал ощущение уверенности, с чем бы мне ни пришлось столкнуться. После рейда никто не отобрал его у меня, и он наверняка сработает так же хорошо против скверных людей, как и против стригоев.

Я уже стояла у самых ворот, когда почувствовала ее. Лисса. Я остановилась и повернулась к рощице покрытых почками деревьев. Она стояла среди них совершенно неподвижно и сумела так хорошо скрыть свои мысли, что я не осознавала ее присутствия, пока не оказалась практически рядом. Ее волосы и глаза блестели в свете заката. Она представлялась слишком красивой, слишком неземной, чтобы быть частью этого унылого ландшафта.

— Привет, — улыбнулась я.

— Привет. — Она обхватила себя руками, замерзая даже в куртке.

Морои не обладают такой сопротивляемостью к перепадам температур, как дампиры. Та погода, которую мы воспринимали как теплую, уже весеннюю, ей все еще казалась холодной.

— Я знала. Знала с того дня, как стало известно об исчезновении его тела. Что-то подсказывало мне, что ты поступишь так. Я просто ждала, когда это произойдет.

— Ты что, научилась читать мои мысли? — с грустью спросила я.

— Нет, я просто научилась понимать тебя. Наконец-то. Просто не верится, насколько я была слепа. Просто не верится, что я ничего не замечала. Слова Виктора… Он был прав. — Она бросила взгляд в сторону заката и снова повернулась ко мне. Вспышка гнева — и в ее взгляде, и в чувствах — обрушилась на меня. — Почему ты ничего не рассказывала мне? — закричала она. — Почему не рассказывала, что любишь Дмитрия?

Я просто стояла и смотрела, не в силах припомнить, когда в последний раз Лисса кричала на кого-либо. Может, прошлой осенью, когда творилось все это безумие с Виктором. Громогласные вспышки чувств — моя стихия, не ее. Даже когда она терзала Джесси, ее голос звучал пугающе спокойно.

— Я не могла рассказать никому, — ответила я.

— Я твоя лучшая подруга, Роза. Мы через все проходили вместе. Ты правда думаешь, что я разболтала бы? Я умею хранить секреты.

Я опустила взгляд.

— Знаю. Я просто… ну, не могла говорить об этом. Даже с тобой. Не знаю, как объяснить.

— Насколько… — Она силилась сформулировать вопрос, который смутно вырисовывался в ее сознании. — Насколько это было серьезно? Только ты любила его или?..

— Это было обоюдно, — ответила я. — Он испытывал ко мне те же чувства. Но мы оба понимали, что не можем быть вместе… учитывая нашу разницу в возрасте и… ну, то, что мы оба должны защищать тебя.

— Что ты имеешь в виду?

— Дмитрий всегда говорил, что, если у нас с ним что-то будет по-настоящему, мы станем думать о защите не столько тебя, сколько друг друга. Этого мы не могли допустить.

Чувство вины пронзило ее вместе с мыслью, что именно она мешала нашему сближению.

— Это не твоя вина, — быстро добавила я.

— Конечно… наверняка был способ… это не могло создать неразрешимую проблему…

Я просто пожала плечами, не желая вспоминать, а тем более говорить о нашем последнем поцелуе в лесу, когда мы с Дмитрием думали, что нашли решение всех проблем.

— Не знаю, — сказала я. — Мы просто старались держаться подальше друг от друга. Иногда получалось, иногда нет.

Ее обуревали эмоции. Она сочувствовала мне, но одновременно и злилась.

— Ты должна была рассказать мне, — повторила она. — У меня такое чувство, будто ты не доверяешь мне.

— Конечно, я доверяю тебе.

— Тогда почему убегаешь украдкой?

— Доверие тут совершенно ни при чем. Это все я… Ну, мне была невыносима мысль рассказывать тебе, что я уезжаю, и объяснять почему.

— Я и так знаю, — бросила она. — Догадалась.

— Как?

Сегодня Лисса была полна сюрпризов.

— Помнишь прошлую осень, когда мы ездили в Мизулу? Чтобы походить по магазинам? Вы с Дмитрием разговаривали о том, как превращение в стригоя делает человека извращенным, злобным… разрушает прежнюю личность… заставляет совершать ужасные поступки. И я слышала… — Ей было трудно говорить об этом, а мне еще труднее слушать. Я почувствовала на глазах влагу. Это было ужасно — вспоминать тот день, когда мы сидели рядом и впервые почувствовали влечение друг к другу. Лисса сглотнула и продолжила: — Я слышала, как вы оба были согласны с тем, что лучше умереть, чем стать монстром.

Наступило молчание. Поднялся ветер, вздымая наши волосы — мои темные и ее светлые.

— Я должна сделать это, Лисс. Должна сделать для него.

— Нет, — твердо заявила она. — Не должна. Ты ничего ему не обещала.

— На словах — да, но… Ты не понимаешь.

— Я понимаю, ты пытаешься совладать со своим горем, и такой способ не хуже любого другого. Но ты должна найти другой, чтобы освободиться от него.

Я покачала головой.

— Нет, я должна сделать это.

— Даже если придется покинуть меня?

То, как она это сказала, как при этом смотрела на меня… О господи! Мое сознание затопили воспоминания. Мы ведь были вместе с самого детства. Неразлучные. Неразрывно связанные.

И тем не менее. Мы с Дмитрием тоже были связаны. Проклятье! Делать выбор между ними… этого я никогда не хотела.

— Я должна сделать это, — повторила я. — Мне очень жаль.

— Предполагалось, что ты станешь моим стражем и поедешь вместе со мной в колледж, — возразила она. — Ты — «поцелованная тьмой». Мы должны быть вместе. Если ты покинешь меня…

Отвратительное кольцо тьмы начало поднимать свою голову у меня в груди.

— Если я покину тебя, — твердо ответила я, — ты получишь другого стража. Даже двух. Ты — последняя из Драгомиров, и о твоей безопасности позаботятся.

— Но среди них не будет тебя, Роза.

Взгляд блестящих зеленых глаза не отрывался от моего, и гнев внутри начал угасать. Она такая красивая, такая милая… и рассуждает так разумно. Она права. Я обязана остаться с ней. Я должна…