Полдень синих яблок (СИ)

Церковь буквально кишила такими же фантастическими уродами, словно сошедшими со страниц гоголевской повести о Вие, превратив её в адову помойку! Твари всех форм и размеров копошились в углах, носились с пронзительными визгами мимо изображения Бога-отца, больше похожего на пациента психиатрической клиники, висели на люстре главного купола, заключённой в шестиконечную звезду. Они суетились, дрались, хрюкали и поглощали друг друга, непрерывно чавкая и утробно клокоча. Тлетворный запах гнили, смерти и распада витал под сводами.

Дино брезгливо взирал на это прибежище демонов.

То тут, то там на стенах вспыхивали начертанные огненным пламенем имена чужеродных низших богов. Кабалистические знаки пестрели на полу и колоннах, подсвечниках и крестах.

Кому понадобилось, следуя приказам своих хозяев так далеко увести народ в мир слепой веры в мёртвые догмы, превратив его в покорное стадо и нагородить это гигантское скопище символов и тайных знаков, призвав всепожирающих духов, заставить позабыть светлые законы Матери-Природы, вместо того, чтобы славить её Истину, красоту жизни, разбудить спящую в себе духовность? Кто закрыл людям глаза, скрыв знания об окружающих их мирах, вселенной и едином космическом Разуме?

В отличие от гоголевского Хомы Дино не стал чертить на полу магический круг. Меч придавал ему силы, к тому же нужно было испробовать его перед решающим боем и Дино, не раздумывая, бросился на борьбу с нечистью.

Глава 41.

Дино очнулся от боли. Он был совершенно опустошён. Из тела словно выкачали всю энергию. Внутри зияла гигантская, угнетающая дыра, пустота. Сводящая с ума бездна наполнила его оболочку, поглотив чувства, мысли и только ноющая боль в руке напоминала о недавней битве. Можно подумать, он махал мечом, сражаясь с нечистью наяву, а не во сне.

Снаружи, как сквозь толщу силикатного клея возникли голоса.

- И что, за эту х-йню отваливают кучу бабла? Аристарх Нилыч, вот скажите, что они в ней находят?

- Семён, за одну такую, как ты выразился, х-йню, я могу спокойно содержать клинику в течение полугода. И если бы не он, мне пришлось бы всех психов выпустить в город, мне же их кормить нечем! Смотри, как очнётся, ты ему сразу кисти в руки. Пусть работает, трудотерапия ему на пользу.

- Я всегда говорил, что у этих америкосов мозги набекрень свёрнуты! Такие бабки! - не унимался второй голос.

Перед замутнёнными глазами нависла белая пелена. Воздуха не хватало, пелена, оказавшаяся потолком, давила, мешала дышать, а жёлтый цвет выкрашенных стен утомлял и раздражал своей ядовитостью. На фоне этой лимонной вакханалии обрисовался бритый и мощный, в складках как у мастифа, затылок с оттопыренными, боксёрскими, ушами. Тяжеловес пригнул голову, грубо посаженную на могучие плечи, скрытые белой тканью застиранного халата, набычился и тщетно силился понять, что же могло так зацепить забугорных толстосумов в незамысловатой на его взгляд картине, стоящей в углу, что они готовы отвалить за неё целое состояние.

В сумеречном свете на фоне явно неземного пейзажа смутно угадывались призрачные очертания фантастических сооружений и летательных аппаратов, окутанных лучами маленького, похожего на звезду, солнца. Хаотичное, на первый взгляд, нагромождение красок, грубо размазанных перемешанных мазков, оливковых теней и каштановых золотистых оттенков издалека являло собой ирреальную, но совершенно чёткую фантасмагорию.

'Бля, я тоже так могу!' - недоумённо пожал он здоровущими плечами, а вслух спросил:

- И за что его к нам, раз такой гениальный?

- Это не наше дело! Органы перед нами не отчитываются.

- Пить, - облизнул Дино пересохшие губы. Ослабевшей рукой он дотянулся к стоявшей на тумбочке среди завала выдавленных тюбиков с краской, грязной, в мутных подтёках, баночке из-под майонеза. По прозрачной поверхности жидкости гуляли ослепительные размытые гроздья бликов, пойманные из зарешеченого окна и отражаясь, они превращались в приклеенные к потолку пятна качающихся солнечных зайчиков. Дино жадно припал к банке, тонкие потоки заструились, выливаясь изо рта, путались в бороде и протекая сквозь нее, падали каплями на впалую грудь.

Над ним склонилось уставшее полное лицо с моржовыми усами.

- Я тебе кашки принёс, поешь. А то уж пятые сутки не ешь ничего.

На кровати лежал крайне исхудавший нежилец. В нём трудно было узнать бывшего архивариуса. Щёки его ввалились, лицо осунулось, русые волосы спутанными космами расметались по подушке, открывая высокий лоб, рыжеватая бородка, которая изменила лицо до неузнаваемости, топорщилась и только глубоко запавшие глаза, немного затуманенные, лучились спокойно-глубоким светом, исходящим, казалось, из глубоких колодцев живой любви.

' С него бы иконы писать!' - Аристарх Нилович, или как его здесь все называли, просто Нилыч, а то и Вилыч за его без конца прописываемые болезненные уколы, зачарованно вглядывался в измождённые черты больного.

- Где я?

- Не волнуйся, - Нилыч заботливо укрыл больного. - В психиатрической клинике. А я - твой лечащий врач.

Дино застонал. Снова резкая боль пронзила его, словно кто-то невидимый наносил удары в разные части тела.

Доктор приподнял простынь и обомлел.

- Твою мать! Семён!

Лысый санитар, и сам оказавшийся похожим на собаку-убийцу, шустро для его комплекции подскочил к кровати и с изумлением смотрел как по исхудавшему телу, выпирающим рёбрам, по лицу, шее и груди расползаются на глазах огромные кровоподтёки.

- Да тут священник нужен, - ахнул Семён.

- Мескалин давай! Быстро!

От укола Дино буквально выбросило из пылающего жаром тела. Он едва успел заметить далеко внизу склонившихся над распростёртым на кровати очень худым человеком, в котором с трудом узнал себя, двоих людей в белых халатах, как снова оказался в зыбком молочно-серебряном бульоне астрала и завис в недоумении.

Неземной красоты женщина стояла перед ним, пряча тело под тёмной накидкой. Её волосы цвета спелой пшеницы спадали на узкие плечи и светились какой-то своей жизнью, серые глаза холодно сияли равнодушным блеском, а рот чувственно приоткрылся. Она облизала языком и без того влажные губы и медленно распахнула плащ. Мелькнула упругая грудь с выпираюшими крупными сосками, а обнаженное тело с бархатной кожей, сияющее золотистым переливом, звало и манило.

Дино не мог отвести глаз от прекрасной незнакомки. Он будто тонул в её красоте. Её руки заблуждали по телу, лаская его, а бёдра закачались в такт неслышимой музыке.

Невероятная, животная страсть охватила его. Единственное, чего он страстно возжелал в этот момент, позабыв всё на свете - слиться с этой богиней в едином экстазе.

Не мигая, она распростёрла к нему руки и поманила его. Под взглядом этих глаз он послушно двинулся к ней в порыве охватившего его желания. Чем ближе он к ней подходил, тем дальше она оказывалась, отдалялась и, продолжая свой замысловатый танец звала, словно заманивая куда-то. Воздух вокруг искрился необузданной и неукротимой сексуальной энергией, которая обволакивала Дино, как патокой и затмевала разум. Он всё дальше уносился за ней в неизведанное и одна только мысль выжигала его сознание - во что бы то ни стало овладеть прекраснейшей валькирией, пусть даже после этого ему придётся умереть в невероятном неземном экстазе и не вернуться в собственное тело.

Промчавшись по лабиринтам ячеистых туннелей, Дино поплыл по широкому тусклому коридору, увязая в липкой атмосфере и оказался в странном месте. По мрачному и ужасно освещённому городу, словно сотканному из паутины, бродили полусонные люди. Они шатались в полусне и слонялись, как муравьи, занятые каким-то только им понятным делом. От холода и смрада Дино почувствовал себя в гигантской подземной конюшне, но вожделенная цель была совсем рядом. Странная тишина облепила его. Воздух был словно наэлектризован.

Женщина остановилась, наконец, и опустив руки, уставилась на него потухшим взором. Её глаза, ещё недавно пылающие волнительной страстью, таперь угасли и смотрели, как кукольные безжизненные бляшки. Его взгляд всё ещё был прикован к видению, но тревожное предчуствие заставило очнуться от чарующего зрелища.