Номер 16

Она взяла со стойки блокнот и написала на верхней странице номер своего сотового телефона.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Сидя в одиночестве у окна театрального бара, который был пуст в этот ранний час, когда толпы желающих пообедать уже поредели, а клерки еще не повалили из контор заливать горести ушедшего дня, Сет ерзал на стуле и с тревогой оглядывал Аппер-стрит, высматривая Эйприл.

Он долго пролежал в ванне, первый раз за несколько недель, оделся во все самое чистое, что смог отыскать, после чего наскоро оглядел стены своей комнаты. Он решил, что Эйприл будет ошеломлена, в особенности когда узнает, что это лишь часть грандиозного замысла.

Заодно Сет расчистил пол, чтобы она могла походить и рассмотреть все с разных углов. Теперь изображениями были заняты три стены. И ни сероватый дневной свет, ни электрический, льющийся из голых лампочек, не могли разогнать исходившую от стен тьму, которая расползалась по полу и марала потолок. Даже стыки стен было трудно разглядеть, если не присматриваться специально.

И из этой лишенной проблесков света плоской темноты выступали фигуры. Из глубин, которые ставят зрителя в тупик. Как он сумел это сделать, обязательно спросит она. Как только возможно вообразить подобное расстояние? И передать ощущение жуткого холода, который пробирает, пока смотришь на изображение? Сет и сам не знал.

Притащив из кухни небольшую стремянку, Сет увеличил картины в высоту, чтобы усилить впечатление, будто персонажи болтаются в пустоте. Хотя он точно так же не смог бы сказать, как сумел передать в своих фигурах движение. Потому что все это еще и двигалось. Бесконечная ледяная темнота, в которой несчастные терпели свои вечные мучения, кажется, колыхалась из-за неведомых внутренних течений.

По временам, уходя в работу с головой, Сет склонялся к тому, чтобы поверить: стен больше нет, есть только огромное пространство, открывающееся в иное место, такое обширное и глубокое, что достигнуть его пределов невозможно. А фигуры, раскиданные под разными углами, которые всплывали на поверхность, как будто привлеченные светом его комнаты, до сих пор заставляли Сета вздрагивать каждый раз, когда он входил. Даже если он просто отлучался в уборную на несколько минут, он каждый раз в безмолвном потрясении смотрел на то, что сотворил, на то, что происходит с персонажами теперь.

К ним невозможно было привыкнуть, ко всем этим тварям, державшимся в темноте или же удерживаемым насильно, — его кисть передавала напряжение и сопротивление обрубков их конечностей или же в совершенстве воссоздавала глаз, широко раскрытый от ужаса, изгиб рта, только что испустившего отчаянный крик.

Все это замазывалось, переделывалось, доводилось до совершенства, пока для каждого не были найдены идеальные разворот и поза. Пока зубы не начали по-идиотски клацать, рты не раззявились в почти слышных криках, а глаза не налились кровью от боли, высекающей искры из нервных окончаний зрителя.

Ради Эйприл этим утром Сет удвоил усилия. Его руки двигались с большей осторожностью, когда он наносил мазки, исправляя и переделывая темно-красную и черную пелену, из которой рождались перекрученные фигуры, мокрые и завывающие. Он теперь как будто хотел что-то доказать, как будто готовил выставку для сочувствующей публики. Если ее привлекли его рисунки, то при виде картин она будет просто сражена.

Опасность ей не грозит. Не может грозить. У мальчишки в капюшоне и их друга из шестнадцатой квартиры ничего нет против нее. Она всего-то пробыла в доме пять минут. И Рот с Шейферами не имеют к ней никакого отношения, она просто не успела толком познакомиться с ними. К тому же если бы Эйприл узнала их получше, то зааплодировала бы их убийце. Старых уродов надо было приструнить. И наверное, за это его теперь и наградили. Они ведь могут устроить что угодно. Например, чтобы симпатичная девушка вошла в твою жизнь, когда твой разум разбит вдребезги. Вдруг появляется кто-то, кого восхищает твоя работа, кто хочет узнать тебя ближе. Кто-то, кто может сложить обратно осколки и сделать тебя цельным. Этот сукин сын в капюшоне намекал на что-то такое, он же сказал, что ему приготовили «награду», специально для него «кое-что на сладкое».

Смел ли Сет надеяться на что-нибудь подобное? Что получит такой подарок за все, что делал в той комнате, между зеркалами? Эйприл пробудила в нем нечто жизненно важное, давно умершее; за его непрезентабельной, потрепанной внешностью она разглядела что-то, интуитивно почувствовала в Сете нечто привлекательное. Посмотрев рисунки, она ведь даже заговорила о судьбе.

«Похоже, это судьба». И вот теперь она хочет увидеть другие его работы. И еще — есть и пить в его обществе. Эта особенная женщина, вероятно, даже придет к нему домой, чтобы взглянуть на его стены. Эти стены будут проверкой. Его творчество сразу же откроет ей, кто он такой. А она расскажет Сету о мастере и почему он вернулся и мстит тем, кто много лет назад поступил с ним нехорошо. Разве не это обещала ему Эйприл?

Может быть, с убийствами уже покончено и его работы будут становиться все лучше. Возможно, он даже получит тепленькое местечко старшего портье и сексуальную Эйприл в придачу. Они ведь могут сделать что угодно. Поставить тебя на колени, трясущегося от ужаса швырнуть, словно бревно, в морозную пустоту или же показать такие чудеса, что разинешь рот. Кажется, все складывается, его хотят наградить, повторял себе Сет снова и снова, пока сам не начинал верить в это, пусть ненадолго. Все должно сложиться в его пользу, просто обязано, потому что сам он ни над чем не властен.

Нельзя показывать свою нервозность, когда она придет. Он должен держать себя в руках, быть хладнокровным.

А она уже здесь. Медленно идет, разглядывая вывески на домах, высматривая то место, где он назначил ей свидание. Приятная дрожь прошла через все тело. Она прекрасна. И она для него, художника. Боже, он теперь художник. Наконец-то — художник!

Когда Эйприл вошла в бар, Сет поднялся, чтобы поприветствовать ее. Его ошеломил исходивший от нее сладкий головокружительный аромат — мистические свойства духов осознаешь в полной мере, когда ими веет от белой шеи прелестной женщины. Ее высокие каблуки зацокали по деревянному полу так звучно, что бармен обернулся.

Она нарядилась специально для Сета. Оделась, чтобы доставить ему удовольствие, — в простое, но элегантное черное платье и длинное пальто из тонкой и дорогой с виду шерсти. Вырез платья был довольно глубокий и частично открывал взгляду белые полукружья груди. Вечерний макияж аккуратно наложен на поразительно красивое лицо. Черные волосы, отливавшие синевой, закручены в изящный узел. Сет успел разглядеть выше черных туфель на шпильках совершенно прозрачные, сияющие чулки.

— Здравствуйте, Сет. Рада вас видеть, — сказала она и подалась вперед, чтобы поцеловать его в обе щеки.

Когда она приблизилась, Сет короткий миг упивался запахом ее помады и ароматом кожи. Он сразу же позабыл, с чего собирался начать. В его глазах загорелось восхищение. Сет покачал головой, выдавил из себя улыбку и проговорил:

— Вот это да!

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Эйприл рассмеялась, осознав, что ее усилия не пропали даром. Она несколько перестаралась с нарядом просто потому, что обед с Сетом должен был перерасти в вечер с Сетом. Придется потратить немало времени, чтобы он перестал смущаться и доверился ей. Пить она будет очень умеренно. Сегодняшний день посвящен Сету. Тому, что он скажет. Эйприл знала: ее попытки произвести впечатление на мужчин обычно имеют успех.

Живот сводило нервной судорогой, но она понадеялась, что первый же глоток вина, которое Сет кинулся заказывать в баре, успокоит ее. Ей было трудно сохранять спокойствие с тех пор, как она познакомилась с Сетом. Эйприл пыталась отвлечься, посвятив весь день встречам с агентами и бесцельному блужданию по магазинам после разговора с Майлзом, который снова отказался верить в некий заговор, который привел к исчезновению Феликса Хессена из собственной гостиной с последующим сожжением его работ. Выслушав уверения в том, что присутствие Хессена в Баррингтон-хаус ощущается до сих пор, и узнав о ее намерении встретиться с Сетом и расспросить его, Майлз совсем спал с лица от беспокойства и огорчения. Как она может верить в подобные глупости?