Продажная шкура

— Что ж, джентльмены, — произнес Эбинизер, поворачиваясь к Стражам. — Вы слышали волю Совета. Однако же должен предупредить вас, что, поскольку вы собираетесь поступать глупо, пусть и по распоряжению других, принявших глупое решение, я вам помогать не намерен.

Мэй резко повернулась к Эбинизеру.

— Маккой!

Эбинизер склонил голову.

— Чародей Мэй, я бы не советовал вам искать ссоры с этим молодым человеком. Он умеет драться.

Старая китаянка надменно вздернула подбородок.

— Он не может считаться твоим полноценным учеником. Ты опекал его не более двух лет.

— И неплохо с ним познакомился, — кивнул Эбинизер. Он повернулся к Слушающему Ветер. — Что там думал о нем тогда твой маленький енотик? Ты ведь всегда любишь говорить о том, как хорошо распознают характер твои зверята. Из тех ли он людей, кто способен на участие в подобном заговоре? Ты ведь знаешь ответ.

Слушающий Ветер устало покачал головой:

— Дело не в этом, и тебе это прекрасно известно.

— Если вы, чародей Маккой, не окажете нам содействия в его усмирении, — произнесла Мэй чуть надтреснутым от напряжения голосом, — это будет расценено как измена.

— Я оказываю вам содействие, — возразил Эбинизер. — Советами избегать конфликта. — Он помолчал секунду-другую. — Но вы могли бы попробовать его уговорить.

— Прошу прощения? — удивилась Мэй.

— Уговорить, — повторил Эбинизер. Он сунул большой палец под лямку своего комбинезона. — Вежливо попросить его проследовать с вами в Эдинбург. Возможно, он согласится.

— Не тратьте времени зря, сэр, — вмешался я. — Не соглашусь.

— Госпожа Мэй, — пророкотал Бьорк, или как там его. — Если вы соизволите вернуться на катер, мы с этим разберемся.

Я продолжал стоять, не двигаясь с места, и надеялся только на то, что остальные появятся, и очень скоро. Я не хотел заводить танцевальной музыки до тех пор, пока все не выйдут на площадку, но если Стражи начнут меня подпирать, мне, возможно, придется ускорить события.

— Госпожа Мэй, — повторил Йорг, — не хотите ли вы, чтобы мы…

Не успел он договорить, как послышался оглушительный рев, и из-за вершины холма показался вертолет, летевший дюймах этак в полутора над верхушками деревьев. Он пронесся над нами, заложил вираж над озером и завис на высоте в тридцать футов над берегом примерно в сотне ярдов от нас.

В кино парни из спецназа соскальзывают на землю по длинным тросам. Я даже сам раз спускался так, хотя напоминал при этом скорее куль с мукой, а не какого-нибудь «котика». Однако если с вертолета на землю десантируются вампиры, им не нужно длинных тросов.

Точнее, тросы им не нужны вообще.

Три фигуры в белом выпрыгнули из вертолетного люка, сделали в воздухе изящный кульбит и мягко, по-кошачьи приземлились на камни. Потом разом встали — по красоте, чистоте и слаженности исполнения они не уступали акробатам из цирка дю Солей.

Лара и две ее сестры подошли к нам. Нельзя не признаться, впечатление они производили сильное. Одежду Лары составлял белый сарафан, выгодно подчеркивавший все изгибы ее тела, и два черных кожаных ремня крест-накрест на бедрах. На одном ремне висела кобура с пистолетом, на другом — ножны с рапирой, судя по потертой рукояти не раз бывавшей в деле. Свою пышную черную шевелюру она убрала под сетку, поверх которой повязала белую косынку, что придавало ей этакий цыганский вид. На шее ее виднелось платиновое ожерелье, больше напоминавшее ошейник, с единственным кроваво-красным рубином.

Невозможно было не любоваться ее походкой, тем, как покачивались при ходьбе ее бедра, и даже смертоносное оружие на поясе не уменьшало ее женской привлекательности. Ну, и дождь, насквозь промочивший ее белое платье, тоже не позволял не заметить кое-какие другие подробности — например, то, что, помимо оружия и туфель, это единственное, что на ней надето.

Я сосредоточился на том, чтобы не дать своему языку вывалиться до пояса, и с усилием отвел от нее глаза.

Сестры ее оделись совсем по-другому. При том, что обе тоже щеголяли в белом, одежда их напоминала мотоциклетные доспехи — не те, что носят классические американские байкеры, а те, что можно увидеть на мотогонщиках-профессионалах. Они производили впечатление ультрасовременных и, судя по всему, пуленепробиваемых. Стандартные гоночные комбинезоны, подбитые плотным пластиком, чтобы защитить гонщика при падении. Готов биться об заклад, сестры Рейт заменили пластик на что-нибудь более крепкое.

Оружие у обеих также сочетало традиционное с ультрасовременным. Волосы они собрали в пучок на затылке; подобно Ларе, кожа у обеих была почти белоснежной, глаза — большие, серые, губы — темные, манящие.

Я смотрел на приближавшихся к нам сестер Рейт и думал только о том, что если бы во Вселенной существовала справедливость, я бы смог увидеть это и в замедленном повторе.

Увы.

Краем глаза я увидел, как Мэй жестом приказывает Стражу Берсеркеру стоять на месте. Это меня не удивило. У Старой Мэй очень жесткие понятия о достойном поведении и о том, как им следовать. Она ни за что не позволила бы выказать перед посторонними даже намек на разногласия между членами Совета.

Лара остановилась, не доходя до нас двадцати футов; сестры застыли у нее за спиной. Взгляды их были прикованы к Стражам, настороженно смотревшим на них в ответ.

— Гарри, — произнесла Лара таким тоном, будто мы с ней случайно столкнулись на званом ужине. — Гадкий, гадкий мальчик. Ну почему вы не сказали, что мне придется делить вас нынче вечером с другими?

— Ну что тут скажешь? — произнес я с улыбкой и склонил голову, не спуская с нее глаз. Надо признаться, смотреть на нее было куда приятнее, чем на Стражей, хотя и не менее страшно. — Я привык быть доверчивой, простой душой, однако жестокий мир сделал из меня циника и перестраховщика.

Лара перевела оценивающий взгляд со Стражей на меня. Потом улыбнулась им — такая улыбка могла бы расплавить бронеплиту — и двинулась ко мне, каким-то образом ухитряясь сохранять на этих камнях идеально женственную походку. При этом она протянула ко мне обе руки.

Я улыбнулся в ответ, хотя боюсь, моя улыбка вышла жестче и искусственнее.

— Вы шутите, — процедил я сквозь зубы.

Она скромно потупила взор и убавила интенсивность улыбки.

— Будь со мной любезен, мой чародей, и я расплачусь сполна.

Сомневаюсь, чтобы я долго колебался — как-то так само собой вышло, что я тоже протянул руки ей навстречу. Пальцы наши сомкнулись. Ее руки оказались гладкими как шелк и очень холодными. Она ослепительно улыбнулась и медленно, грациозно склонила голову в почти официальном поклоне.

А потом быстро — я и моргнуть не успел, тем более, пошевелиться — врезала мне по губам.

Она не сжимала руку в кулак, поэтому удар вышел не смертельный. Но даже так ощущение было как от удара дубинкой. Я отлетел на несколько шагов назад, вращаясь в каком-то безумном штопоре, и приземлился на пятую точку в десяти футах от нее.

— Ты в очередной раз солгалнам, — прорычала Лара. — Манипулировалнами. Я веду учет твоим подставам, чародей.

Я сидел, тупо разинув рот, опасаясь, что моя лишенная костей челюсть начнет раскачиваться тряпкой на ветру.

Ярость окутывала ее ледяным шаром, и все ее тело до последней клетки, казалось, жаждет насилия. Она стояла ко мне лицом; слева смотрели на все это старейшины и Стражи, справа темнел лес. Я изготовил свой браслет-оберег, не сомневаясь в том, что она запросто может выхватить пистолет и изрешетить меня.

— Если мой брат не вернется ко мне нынче же вечером целым и невредимым, — продолжала она спокойным, убийственно-ледяным тоном, — это будет означать кровную месть между нами, и честь моя не успокоится до тех пор, пока один из нас не будет лежать мертвым у барьера.

А потом она подмигнула мне правым глазом.

— Ты понял? — спросила она.

— Ы-ы… — произнес я, пытаясь пошевелить челюстью. Похоже, она осталась более-менее цела. — Угу. Послание принято.