Ужасы. Замкнутый круг

— И кто же, например? — поинтересовался я.

— Давайте только не будем оглядываться и таращить глаза, — тихонько предостерег меня Басма. — Справа от вас возле стены сидит парочка. Я видел их здесь уже не раз, они меня, право слово, интригуют.

Красивый молодой человек и прелестная дама, обоим лет под тридцать. Мужчина в льняном костюме и белой рубашке без галстука. Волосы темные, лицо здоровое, без особых примет. Одежда женщины была изысканной и определенно заграничной — юбка и жакет под стать ей, стильная блузка. Наверное, дочь местного богача, так надменно она держалась. Глядя на них, я как минимум завидовал их молодости и красоте.

— Мне все равно, — сказал я. — Я здесь лишь проездом. Мне хочется всего-навсего отдохнуть здесь пару недель.

— Конечно, — снисходительно улыбнулся Басма.

Итак, он повел меня на экскурсию по городу. После обеда, непременно включавшего в себя стейк, мы прогуливались по главному торговому пассажу, забитому последними модными новинками из Европы и азиатской электроникой, причем на всех товарах непременно стояли ценники. Заглянув в пару баров, мы ненадолго зашли в танцевальный зал и по совместительству службу знакомств эконом-класса. Потом остановились на сияющей неоновыми огнями дискотеке под названием «Marlene's», где с интересом понаблюдали за толпой. Сюда приходили танцевать, флиртовать, играть в социальные игры, а также выпивать дети местных богачей. Басма называл их недоумками, поскольку самые толковые представители поколения уезжали в Америку или Англию, где учились в лучших частных школах и университетах.

Просадив немного денег в шикарном игорном клубе и мельком с ужасом заглянув в неприметное с виду заведение, где можно было черт знает что вытворять с девушками (или юношами) тринадцати лет от роду, я счел, что на сегодня повидал достаточно. Скучный и аккуратный облик Ораниена маскировал самые обычные распутные наклонности граждан. Меня это не беспокоило, но и не интересовало.

Вернувшись в номер, на сон грядущий я пропустил последний стаканчик бурбона из дьюти-фри и закурил. За вечер я выпил много, правда, с большими промежутками, к тому же плотно поужинал. Я не был пьян, только устал, да в голове немного гудело. Это совершенно точно, потому что, когда я напивался прежде, мне никогда и ничего не мерещилось, или же я просто не помнил об этом. Той ночью мне явилось видение, которого мне никогда не забыть.

Я спал у себя в постели, там, в отеле «Des Vacances». Была середина ночи. Вдруг я проснулся от громкого лязга. Тут же вскочив с кровати, я мигом оказался у окна и во все глаза глядел на то, что походило на пышную процессию, вырядившуюся в исторические костюмы. Я опешил и даже не мог пошевельнуться. По улице, ярко освещенной тремя четвертями Луны, верхом ехали солдаты. Одни держали факелы, другие размахивали мечами. По булыжной мостовой со страшным грохотом топали лошадиные копыта. Ни в одном из домов свет не горел, но солдаты заходили в двери и выводили из домов людей. Их швыряли в запряженную лошадьми телегу, где уже находились другие пленники. В ночи раздавались жуткие звуки: крики солдат, тщетные мольбы и увещевания мужчин, плач женщин и детей, ад кромешный. Солдаты вроде бы закончили свои дела и собирались уже уезжать, когда один из них, похоже офицер, обернулся и посмотрел прямо на меня. Я стоял на своем маленьком балконе, изо всех сил сжимая кованые перила. Офицер что-то сказал одному из своих подчиненных, который тоже посмотрел в моем направлении. Указывая на меня, офицер поднял меч. Лицо мне показалось знакомым, только я никак не мог понять, где же видел его. Несколько солдат, подчиняясь приказу, зашагали через улицу к отелю. Но я по-прежнему не мог шевельнуться. Меня сковал жуткий страх, когда я понял, что сейчас меня заберут вместе со всеми. А дальше вот такое ощущение: скручивание, падение, отвратительный сладковатый привкус и то, что нам всем снится чаще, чем хотелось бы перед естественным концом — смертью.

Я спал допоздна — что уже становилось приятной привычкой — и проснулся в приподнятом настроении, чувствуя себя замечательно веселым и полным сил. Сон я помнил и размышлял о нем, пока принимал душ, а также за завтраком и по пути к газетному киоску, куда я пошел за свежим номером «Herald Tribune». Сидя в кафе на открытом воздухе, я выпил две чашки кофе, покурил и прочел об успехе Дэррила Строберри в далеком Монреале.

Отлично, что я жив. От сна уже не веяло ни угрозой для жизни, ни страхом. Ночное видение сделалось чем-то вроде мысленной безделушки. Может, я был счастлив оттого, что подобный кошмар мне бы никогда не привиделся в Нью-Йорке. При свете дня он словно оповещал меня: «Вот теперь ты точно знаешь, что находишься в Бланке».

— Такова местная история, — кивнул Басма, когда ближе к вечеру мы встретились в пивной и я рассказал ему о кошмаре. — Вы должны были знать об этом еще до приезда сюда.

— Ну да. Долетали какие-то слухи. — Я раскурил сигарету, пока официантка обслуживала нас вторым заходом пива. — Мне доводилось слышать о якобы пропадавших ночью людях.

— Так и есть, только без «якобы». То, что вам приснилось, именно так и происходило в минувшие времена, да и в наши дни порой тоже случается.

— В самом деле?

— Конечно.

— Что ж, все это политика, которая меня никогда не занимала. С тем же успехом мне может присниться секс.

— Ага! — широко улыбнулся Басма. — Но что за толк предаваться ему во сне?

— Пока что и так сойдет.

Басма уныло пожал плечами. Я знал, что разрушаю сложившийся у него стереотип американского туриста как человека, стремящегося оттянуться по полной. Мы пообедали вместе, а потом я еще больше разочаровал приятеля, решив на этом завершить вечерние похождения. Я все еще до конца не оправился от усталости после прошлой ночи и теперь хотел только одного: почитать лежа в постели и проспать часов двенадцать. На следующий день мне хотелось взять напрокат машину и проехать по окрестностям, какими бы унылыми и безрадостными они ни были.

Как обычно, Сименон подействовал на меня волшебным образом. Вскоре я перенесся в дождливый Париж (даже задыхаясь в душной августовской жаре, Париж Сименона казался дождливым), где инспектор Мегре должен был распутать очередное грязное преступление. Очень интересно, но, к сожалению, я уснул раньше, чем предполагал. В четыре утра я проснулся с книгой в руке. Положив ее на пол, я залез под одеяло. Не помогло. Наконец я сел и тяжко вздохнул, понимая, что уснуть не удастся. Но все же снова улегся и не шевелился.

Заметив странные сполохи света на стекле наполовину открытого окна, я встал с постели. Явно светили на улице, внизу: то ли фары автомобиля, то ли уличное освещение. Но когда я шагнул на балкон и посмотрел вниз, зрелище так поразило меня, что я замер. Опять они. Лошади, телеги, солдаты с мечами и факелами, несчастные, которых вытаскивали из домов, матери и жены, дети. Во второй раз меня посетил тот мрачный кошмар, который я созерцал двадцать четыре часа назад, только на сей раз я уже давно и вполне очнулся от сна. Я заставил себя убедиться, что действительно не сплю: ощутил босыми ногами холодное шероховатое кованое железо балкона, глубоко вдохнул свежий ночной воздух и, обернувшись через плечо, взглянул в комнату. И когда опять посмотрел на улицу, солдаты все еще были там и действо продолжало разворачиваться перед моими глазами. Я бодрствовал, и, значит, кошмар был явью.

Хотя на сей раз все происходило не совсем так, как вчера. Гвалт и грохот — их не было. Лошади ступали по мостовой, солдаты кричали, мужчины пытались их в чем-то убедить, их жены рыдали, но все это я лишь видел, но не слышал. Ночью правила тишина. Внизу снова был тот офицер — главный, который накануне указал на меня мечом. Я снова обратил на него внимание, и он опять показался мне знакомым, и я по-прежнему не мог сообразить, где же видел его. На сей раз он даже не взглянул в моем направлении. И он, и солдаты занимались своим делом, словно меня не существовало, хотя едва ли можно было не заметить меня на балконе второго этажа, когда за моей спиной в номере ярко горел свет. То, что они меня не видели, могло оказался следствием еще одного отличия сегодняшней ночи от прошлой: я не боялся. Жуткое зрелище приковывало внимание, я замер как вкопанный и не мог отвести глаз, но в то же время я чувствовал, что не имею к нему никакого отношения, я посторонний. Я был скорее озадачен, чем испуган происходившим.