Твин Пикс: Тайный дневник Лоры Палмер

Я не верю никому и лишь изредка — самой себе. По утрам, днем и вечером меня терзает одно и то же: что есть добро, а что зло? Я не в силах понять, наказывают меня за что-то, сделанное мною неправильно, о чем я даже не помню, или же подобное происходит с каждым и я просто слишком тупа, чтобы это осознать.

Во-первых, я обнаружила, что не папа подарил мне Троя. А сделал это Бенжамин Хорн. Детали опускаю, но как бы то ни было, я невольно услышала, как Одри ссорилась из-за этого со своим отцом. Я была тогда у них в «Грэйт Нозерн», чтобы повидаться с Джонни. Это брат Одри, еще один ребенок Бенжамина. У Джонни отставание в развитии. Он старше, чем я, но у него ум маленького ребенка. Так, во всяком случае, говорят врачи.

Иногда я думаю, что он специально помалкивает, потому что куда интереснее бывает просто слушать людей, чем разговаривать с ними. Единственные слова, которые он произносит, это «Да» или «Индейцы». Он без ума от индейцев, постоянно носит индейский головной убор из замечательно красиво раскрашенных перьев и полосок цветной кожи. Для него мир — это странная смесь счастья и страдания, и мне кажется, я понимаю Джонни гораздо лучше, чем многих других людей. Может быть, надо выкраивать больше времени для общения с ним. Его так часто бросают одного.

Я в восторге, что у меня есть мой пони, мой Трои, и обожаю кататься на нем верхом, прогуливать его или просто смотреть, как он пасется. Но теперь я испытываю чувство неловкости за папу. Как будто он перестал быть правдивым человеком, каким был всегда, после того, как сказал, что Трои — это его подарок. Не знаю, может, так хотел Бенжамин. Но в любом случае, я всем этим очень заинтригована и чувствую, что обязана Бенжамину больше, чем папе.

Иногда я начинаю думать, что лучше бы уж мне не дарили никакого пони: тогда я не потеряла бы своего уважения к отцу, а Бенжамин оставался бы для меня просто Бенжамином. И самое плохое, что мы с Одри теперь никогда в жизни не сможем дружить. Мне даже немного не по себе, что всему виною я. Но вместе с тем это вызывает во мне чувство своей силы. И почему это такого рода вещи случаются именно со мной?

Знаешь, мне кажется, что из всех людей на свете доктор Хэйворд действительно меня любит. Он бескорыстен, добр, и у него для меня всегда находится нежная улыбка, которая меня вдохновляет или прощает — словом, дает мне то, чего в данный момент жаждет моя душа. Тринадцать лет назад он помог мне прийти в этот мир и на короткий миг прижал к своей груди мое маленькое тельце. В своем воображении я рисую себе этот момент как один из самых светлых в моей жизни. Я люблю доктора за то, что он прижал к себе меня, этот испуганный маленький комочек, только что открывший мир воздуха и света, за то, что он внушил мне уверенность, не сказав ни единого слова. Я знаю, если понадобится, он снова поддержит меня.

Он из тех, кого я с удовольствием видела бы каждый день. От него исходит нежность дедушки и вместе с тем всегда ощущаешь твердую поддержку, совсем как у отца.

Вернусь после ужина. Осталась еще масса новостей.

С любовью, Лора.

3 октября 1985 (позже)

Дорогой Дневник!

Сегодняшний ужин просто прекрасен. Еще бы, одно из моих самых любимых блюд — картофельные оладьи, политые сверху кукурузным соусом, с овощным гарниром. Надо будет мне скоро изменить свою диету, а не то рискую раздуться, как воздушный шар. Мама приготовила сегодняшнее блюдо специально для меня, потому что она знает, что я все еще расстроена из-за Юпитера. Она и папа ели на ужин курицу.

А сейчас я расскажу тебе про Юпитера. Обычно он выходит на задний двор и там играет. Участок не огорожен, но Юпитер ни разу не убегал. Мне кажется, он слишком умный, чтобы оставить дом, где его так любят и так хорошо кормят. Хотя я не так уж часто рассказывала тебе о нем, он всегда был одним из самых любимых друзей для меня, неизменно ласковым и нежным. Всегда любившим меня, несмотря на то, как я выгляжу и как себя веду — хорошо или плохо.

Часто ночью, когда мне не спалось, мы играли с ним вдвоем внизу с клубком ниток при тусклом свете маленького бра. Потом мы обычно отправлялись на кухню лакомиться мороженым. Он прямо обожал ванильное. В доме темно, а мы бесшумно крадемся в гостиную — и там нас неожиданно настигает сон, через много часов после того, как мы потеряли всякую надежду заснуть. У меня есть фотография, сделанная папой, из которой Юпитер и я спим на кушетке после одной из таких ночей. У нас не было сил подниматься по лестнице, и мы свалились там, где играли.

Я дала фото Юпитера шерифу Трумену, чтобы он выставил его у себя в полицейском участке. Я надеюсь, что они разыщут того, кто сшиб моего Юпитера. Понимаю, что, скорей всего, это бал несчастный случай, потому что еще за несколько минут до случившегося он как раз обнаружил мышонка или что-то в этом роде… Я не особенно обращала на него внимания, пока он не побежал за ним и не выскочил на дорогу, где его сшибла машина. Мама услышала шум и крикнула, чтобы я оставалась там, где была, пока она не выяснит, что случилось. Слишком часто, однако, у нас с мамой появляются одинаковые мысли, бывают и одинаковые сны, чтобы она могла допустить, что я ее послушаюсь и останусь у себя в комнате, когда я все уже знала. Ясно, что я не стала ждать и тут же вышла. Юпитер еще дышал, а из глаз и живота лилась кровь.

Не могу поверить, что можно вот так среди бела дня переехать кошку и потом никому ничего не рассказать об этом. Даже не подумать остановить машину и зайти в ближайший дом сообщить о происшедшем. Мама говорит, что слышала, как завизжали тормоза, а папа заявил, что если бы он был дома, то мог бы по этому звуку определить, что это была за машина. Я лично в этом сомневаюсь, но слышать его слова было все-таки приятно.

Мы похоронили Юпитера недалеко от дома. Вот и ушел настоящий друг, когда их у меня так мало и я так их ценю. Лучше бы я потеряла что-нибудь другое, а не моего Юпитера.

Если быть с тобой откровенной, как я всегда и поступаю, многие у нас в Твин Пикс меня любят. Множество людей знает, как меня зовут, а уж у себя в школе я известна всем и каждому. Вся проблема в том, что в отличие от этих людей, которые полагают, будто знают меня, я их решительно не знаю. Думаю, с полным правом могу сказать, что и они меня не знают. Лучше всех остальных знает меня Донна.

И все равно я боюсь рассказывать ей о своих фантазиях и кошмарах, потому что иногда она все понимает, но, бывает, в ответ просто хихикает, и у меня не хватает духу спросить у нее, почему такого рода вещи ей кажутся смешными. Мне тогда опять становится неприятно, и я надолго перестаю делиться с ней. При этом я очень люблю Донну, но боюсь, она бы не водилась со мной, если бы знала, что таится у меня внутри. Душа моя мрачная и черная, и она населена образами великанов из моих снов: каждый из них знает, как ему лучше схватить меня и подчинить своей воле. Прекрасная принцесса, которая полагает, будто ее спасли из заточения в башне, обнаруживает, что спаситель сделал это только ради того, чтобы войти в ее лоно, и как можно глубже, а вовсе не для того, чтобы ее освобождать. Его цель — укротить ее, как будто она дикое животное, дразнить ее, заставлять лежать с закрытыми глазами и слушать, как он рассказывает обо всем, что он с ней делает. Шаг за шагом. Я надеюсь, что все не так ужасно, чтобы нельзя было об этом думать.

С любовью, Лора.

12 октября 1985

Дорогой Дневник!

Вчера вечером я в первый раз попробовала сигарету с марихуаной. Мы были у Донны, где я ночевала, но ее родители ушли вместе с моими на вечеринку в «Грэйт Нозерн», которую устраивал Бенжамин, так что мы остались в доме совершенно одни. Ни Донна, ни я не хотели там быть — особенно я, учитывая Одри. Я уговорила Донну взять велосипеды и поехать в «Бук-Хаус», чтобы с кем-нибудь там познакомиться. Мне пришлось бесконечно долго убеждать ее, что я никому ничего не скажу, и обещать ей, что мы вернемся до прихода родителей. В конце концов, она согласилась, потому что нам обеим до чертиков надоело видеть вокруг нас все время одни и те лица.