Луна Замбибве

Темные глаза цветного засверкали, но он согласно кивнул.

– Помоги мне занести твоего стража в сруб, – приказал Макграт. – Он скоро очнется. Мы свяжем его и оставим здесь.

Солнце садилось, и сумерки воцарились над поросшими соснами лесами. Макграт и его странный спутник крадучись отправились через лес. Они сделали крюк к западу, чтобы избежать наблюдающих за дорогой, а потом отправились через лес по одной из множества узких тропинок, вытоптанных босыми ногами. Вокруг царила тишина.

– Земба – бог тишины, – пробормотал ниггер. – С заката до восхода ночи полной луны барабаны не бьют. Если собака залает, ее убьют. Если заплачет ребенок, его тоже могут убить. Тишина закрывает рты людей, пока ревет Земба. Только его голос звучит в ночь Луны Зембы.

Макграт содрогнулся. Грязное божество, конечно, было неосязаемым духом, существующим лишь в легендах, но де Албор говорил о нем, как о живой твари.

В небе засверкало несколько звезд. Тени поползли через густой лес, пряча во тьме стволы деревьев. Макграт знал, что уже недалеко от Дома Зембы. Он чувствовал присутствие множества людей, хотя ничего не слышал.

Де Албор, шедший впереди, неожиданно остановился, присел. Макграт тоже остановился, пытаясь что-нибудь рассмотреть сквозь занавес переплетенных ветвей.

– Что это? – пробормотал белый человек, потянувшись к пистолету.

Де Албор покачал головой, выпрямившись. Макграт не увидел камня, который цветной поднял с земли.

– Ты что-нибудь слышишь? – требовательно спросил Макграт.

Де Албор сделал движение, словно хотел что-то прошептать на ухо Макграту. Забыв об осторожности, Макграт наклонился к нему... Даже если он и заметил угрозу в движении де Албора, было слишком поздно. Камень в руке ниггера болезненно ударил в висок белого человека. Макграт повалился, как убитый бык, а де Албор поспешил дальше по тропинке, словно призрак, растаяв в полумраке.

5

Макграт наконец зашевелился и, пошатываясь, нетвердо встал на ноги. Такой отчаянный удар мог бы раскроить череп человеку, чьи физические силы и сложение были бы слабее, чем у быка. В голове у Макграта стучало. Кровь запеклась у него на виске. Но самым сильным его ощущением стало обжигающее презрение к самому себе – за то, что он позволил Джону де Албору обмануть его. Однако кто мог заподозрить, что дело повернется таким образом? Макграт знал, что де Албор убьет его, если сможет, но он не ожидал атаки до того, как они спасут Констанцию. Этот цветной был опасен и непредсказуем, как кобра. Оправдывало ли его то, что он хотел попытаться спасти Констанцию и избежать смерти от руки Макграта?

Испытывая головокружение, Макграт взглянул на звезды, мерцавшие сквозь эбонитовые ветви, и с облегчением вздохнул, увидев, что луна еще не поднялась. Было темно так, как только может быть темно в сосновом лесу. Темнота казалась почти осязаемой, словно некое вещество, которое можно разрезать ножом.

Макграт поблагодарил природу за свое могучее телосложение. Дважды за этот день де Албор перехитрил его, и дважды могучий организм белого человека перенес эту атаку. Его пистолет остался в кобуре, нож в ножнах. Де Албор не задерживался, чтобы поискать оружие, не останавливался, чтобы для верности нанести второй удар. Возможно, выходец из Африки просто запаниковал.

Ладно, но ведь условия сделки не изменились. Макграт верил, что де Албор приложит все усилия, чтобы спасти девушку. И собирался быть рядом, играя в свою игру или помогая ниггеру. Сейчас не осталось времени ругать себя за доверчивость, потому что жизнь девушки была поставлена на карту. Макграт на ощупь стал пробираться по тропинке, спеша к разгорающемуся мерцанию на востоке.

Он вышел на поляну раньше, чем понял это. Кроваво-красная луна висела среди нижних ветвей достаточно высоко, чтобы освещать поляну и толпу чернокожих, сидевших на корточках широким полукругом, повернувшись лицом к луне. Их округлившиеся глаза сверкали белками среди теней; их лица казались гротескными масками. Все молчали. Ни одна голова не повернулась к кустам, за которыми присел Макграт.

Бристол ожидал горящих огней, залитого кровью алтаря и песнопений безумных верующих, как заведено среди приверженцев вуду. Но это было не вуду, и между этими двумя колдовскими культами пролегла глубокая пропасть. Никаких костров, никаких алтарей. Дыхание с присвистом вырывалось сквозь сжатые зубы Макграта. В далеких землях тщетно искал он места, где проходят ритуалы Зам-бибве. Теперь же он наблюдал их, находясь в сорока милях от того места, где родился.

Посреди поляны земля поднималась на высоту одноэтажного дома. На возвышении стоял отделанный железом столб, который на самом деле был остро заточенным стволом сосны, глубоко вбитым в землю. И к столбу было приковано что-то живое.

То самое существо, из-за которого Макграт затаил дыхание, не веря своим глазам.

Он смотрел на бога Замбибве. Негры рассказывали об этом существе сверхъестественные истории, идущие из-за границ забытых стран. Их повторяли дрожащие носильщики у костров в джунглях, и они дошли даже до ушей белых скептиков торговцев. Макграт никогда по-настоящему не верил в эти рассказы, хотя занимался поисками существ, которых они описывали. В историях говорилось о звере, который богохулен по своей природе... звере, который ищет пищу, странную для своего вида.

Тварь, прикованная к столбу, была обезьяной, но такой обезьяной, какая и в кошмарах никому не могла пригрезиться. Ее густой серый мех был коротким и сверкал серебром в лунном свете. Обезьяна выглядела гигантской, несмотря на то что она сидела на корточках. Распрямившись на своих кривых ножках, она была бы ростом с человека, но много шире и толще. Ее цепкие пальцы были вооружены когтями, как у тигра... но не тяжелыми тупыми ногтями, присущими антропоидам, а ужасными, изогнутыми, словно ятаганы, когтями огромного плотоядного животного. Мордой чудовище напоминало гориллу: низкие брови, раздутые ноздри, отсутствие подбородка. Когда тварь рычала, ее широкий плоский нос морщился, словно у гигантской кошки, а рот-пещера открывал саблеподобные клыки – клыки хищника. Это был Земба – существо, священное для людей Замбибве, – чудовищное создание, нарушающее законы природы – хищная обезьяна. Многие люди смеялись над рассказами о ней – охотники, зоологи и торговцы.

Но теперь Макграт точно знал, что такие существа обитали в черном Замбибве и им поклонялись.

Ведь примитивные люди склонны поклоняться непристойному или извращенному. А может, выжившему с прошлых геологических эпох. Несомненно, что плотоядные обезьяны из Замбибве были пережитком забытых, доисторических эпох, когда природа проводила эксперименты и жизнь принимала самые чудовищные формы.

Вид чудовища изменил намерения Макграта. Перед ним был ужас – напоминание о животном начале человека и затаившемся в тенях страхе, из которого давным-давно выбралось человечество. Эта тварь казалась оскорблением святости. Она должна была исчезнуть вместе с динозаврами, мастодонтами и саблезубыми тиграми.

Чудовище выглядело массивнее современных зверей – выходцем из другого века, когда все существа имели могучие формы. Макграт задумался: сможет ли его револьвер остановить такое чудовище? Удивительно, с какими темными и коварными намерениями Джон де Албор привез чудовище из Замбибве в страну сосен?

Но что-то происходило на поляне. Об этом возвестил звон цепи. Животное дернулось, вытянув свою кошмарную голову.

Из теней деревьев вышла цепочка черных мужчин и женщин – молодых, голых, если не считать накинутых на плечи мантий из обезьяньих шкур и перьев попугаев. Большинство регалий, .несомненно, было привезено Джоном де Албором. Разодетые ниггеры образовали полукруг на безопасном расстоянии от прикованного животного и встали на колени, склонив головы к земле. Трижды повторялось это действо. Потом, поднявшись, они выстроились в две линии – мужчины и женщины лицом к друг другу – и начали танцевать. Но только из вежливости это могло быть названо танцем, Люди едва переставляли ноги, но все остальные части их тел находились в постоянном движении, извивались, вращались, скручивались. Размеренные, ритмические движения ничуть не походили на танцы вуду, которые не раз наблюдал Макграт. Этот танец казался невероятно архаичным, более развращенным и звериным – примитивные цинично-распущенные движения обнаженных тел.