Псоглавцы

— Прощай квартира в Москве, — подтвердил Кирилл.

— А вторая тема — во всём этом виноваты вы один, Кирилл. Потому вполне справедливо отдать вас на заклание и спасти свою судьбу.

— Они мне уже говорили, что это я во всём виноват.

— Я знаю. Я прослушивал записи с телефонов. Но таких оценок я не разделяю. Ваши товарищи представили социокультурную проблему как этическую. Но это не лукавство и не ошибка. Таковы императивы.

— Не понял.

— Ситуацию можно уподобить Римской империи. Есть Рим, есть варвары. На варваров законы Рима не распространяются. Кто посмеет это сделать — тот предатель. Он оскорбил Рим, уравняв варваров с римлянами. И вы это сделали, Кирилл. Вы наделили девушку-варварку правами римлянки. Вас надо наказать. Наказать за социокультурный проступок как за этическое преступление.

— Слишком сложные соображения, Роман Артурович…

— Никаких соображений нет, Кирилл. Есть архетипы культуры. Есть подчинение программе. Своим товарищам вы стали чужаком. И к вашей гибели они отнеслись так же, как к гибели чужака Годовалова.

— Когда я им стал чужаком? — закричал Кирилл. — Ругались — да, ну и что? Я же собрался уезжать! Я не собирался забирать Лизу с собой, вообще ничего не собирался делать!

— Друзья-римляне ждали вас на решающий суд. А вместо суда они увидели, что вы убегаете от них с девушкой-варваркой. Ну и…

— И что?

— И включилась программа. За вами погнались уже псоглавцы.

39

Надо было ждать утра, когда действие снотворного закончится, а Лиза, Гугер и Валерий проснутся. Роман Артурович предложил Кириллу ужин: овсяные хлопья, залитые молоком. Кирилл не стал отказываться. А Роман Артурович предпочёл энергетик.

— Ерунда все эти энергетики, — сказал он, разглядывая банку Burn, — но лучше ерунда, чем ничего. Не хотите прогуляться, Кирилл?

Кирилл согласился.

Прожекторы на углах усадьбы освещали дорогу, а небо оставалось ясным и тёмным. Карусель зодиака повернулась так, что огромный Лев, изогнувшись, будто перепрыгивал через храм на взгорье. Кирилл и Роман Артурович неспешно шагали по белым песчаным колеям.

— Я старше вас почти вдвое, Кирилл, — говорил Роман Артурович, — и моё детство пришлось на время Советского Союза. Тогда я думал, что к моим зрелым годам люди уже построят на Луне какой-нибудь город. А человечество, похоже, утратило интерес к космосу. Может, это и правильно. Нам ещё рано во вселенную.

Кирилл, прищурившись, посмотрел в небо. Звёзды показались ему габаритными огнями на невидимых громадах созвездий.

— В то время действительно многие мальчишки хотели стать космонавтами. А мне всегда это было непонятно. Ведь космонавты не летают к звёздам, не открывают иные миры. Их открывают астрономы, которые не покидают планету. И сейчас я благодарен своей профессии за такую возможность.

— Вы же не астроном, — хмыкнул Кирилл.

— А я говорю не про инопланетян.

Эта лирика показалась Кириллу подозрительной. Кто он вообще, этот Роман Артурович? То ли доктор наук, то ли спецназовец.

— А кто вы по профессии? Сотрудник фонда — не профессия.

— Конечно, это просто должность. Специалист по информационным технологиям — образование. А вот профессия… Названия у неё нет. Мы пользуемся жаргонным словом дэнжеролог. От английского «danger» — «опасность». Это не в смысле героя боевика, а в смысле таблички-предупреждения: осторожно.

Осторожно! — сам себе сказал Кирилл.

— От чего вы предостерегаете?

Роман Артурович задумчиво улыбнулся:

— Интересно, а как Даниил Львович вам это объяснял?

— Он чего-то намутил. Типа как есть артефакты культуры, которые влияют на жизнь общества, и ваш Фонд изучает эти влияния.

Роман Артурович рассмеялся:

— Н-да, Лурия умеет сказать главное, не сказав ничего. В общем, Кирилл, есть артефакты культуры, которые несут людям опасность. Мы отыскиваем такие артефакты, определяем принцип опасности, выясняем механизм действия и решаем, как сохранить артефакт, сделав его безопасным.

— Например? — тотчас спросил Кирилл.

— Корректнее всего приводить примеры из литературы. Скажем, у Толкина — Кольцо Всевластья, которое на горе Ородруин выковал волшебник Саурон. Механизм действия Кольца — выполнять желания владельца. Опасность в том, что Кольцо подчиняет себе владельца и развоплощает его. Способ нейтрализации — не надевать кольцо.

— Ой, только не надо таких примеров, — сморщился Кирилл.

Они подошли к опушке рощи, в которой пряталось кладбище.

— Ну, хорошо, — улыбнулся Роман Артурович. — Другой пример — голова Медузы горгоны. Голова — культурный артефакт. Механизм его действия — превращать в камень. Опасность — для тех, кто посмотрит на голову напрямую. Способ нейтрализации — смотреть на отражение.

— То есть Персей — первый дэнжеролог?

Роман Артурович снова рассмеялся.

— Повторю эту шутку в Фонде, — сказал он. — Выдам за свою, для повышения дутого авторитета…

Они спокойно шли по дороге сквозь кладбищенскую рощу, и это ничуть не волновало Романа Артуровича.

Оказывается, первые дэнжерологи появились не в Европе, а в СССР. В 1965 году в стране было учреждено ВООПИиК — Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры. Одним из его создателей был Борис Пиотровский, директор Эрмитажа. Поэтому первые дэнжерологи работали при Эрмитаже как научные сотрудники. Их деятельность, разумеется, курировал КГБ.

Теорию и методологию своей работы эти специалисты взяли из статьи академика Лихачёва «Житие чудотворной иконы». С 1928 года по 1931 год Дмитрий Лихачёв был узником Соловецкого лагеря для политзаключённых. Там его и заинтересовал феномен чудотворных икон, благо, советский режим ни в грош не ставил их святость и тем самым облегчил доступ. Работу об иконах Лихачёв завершил лишь в 1943 году, в эвакуации в Казани. До 1990 года эта работа носила гриф секретности, но и после того, как гриф сняли, не была опубликована.

— Чудотворные иконы — тоже ваши объекты?

— В принципе, да, — кивнул Роман Артурович, механически сдвигая ногой с пути ржавый погребальный венок. — Хотя ими занимается РПЦ, что вполне естественно. Дело в том, Кирилл, что чудотворные иконы — самый распространённый пример культурного артефакта, наделённого трансцендентными свойствами, правда, в случае иконы они трактуются как сакральные. А Церковь первой и разработала механизм нейтрализации подобных артефактов. Так что если Персей — первый дэнжеролог, то Церковь — первый институт дэнжерологии.

— И какой механизм нейтрализации чудотворной иконы?

— Перемещение в храм. Церковь сознательно внедрила в паству мысль, что держать чудотворную икону дома — грех, хотя божий дух дышит где хочет. Но просителей чуда у такой иконы храм сам по себе программирует на этику добра.

— Ничего себе — этика добра у псоглавцев! — возмутился Кирилл.

Ему уже не было страшно. Рядом с Романом Артуровичем страх как-то развеивался, что ли. Или нет: Роман Артурович умел объяснять, почему страшно, и страшное переставало пугать. Хотя про Псоглавца Роман Артурович пока что ничего не объяснил.

— Давайте разберёмся, — охотно поддержал Роман Артурович. — Во-первых, изображение Псоглавца находится в храме иного культа, да?

— Ну, да. Это раскольничий образ.

— А во-вторых, в сакральном смысле раскольники не отличались от никониан. Бога они все понимали одинаково. Различия были в обрядах и в общественном укладе. У раскольников — самоуправление и личная свобода, у никониан — бюрократия и крепостное право. Так что раскольничьи феномены — гражданские. Раскольники выдавали их за церковные, чтобы лишний раз не злить светскую власть.

— Что же, на Псоглавца, что ли, не молились? — удивился Кирилл.

— Святой Христофор — объект веры. Псоглавец — замаскированная под него общественная функция. Кто он, по-вашему, Псоглавец?

— Он?.. — Кирилл колебался: говорить ли? — Он бог конвоя. Он преследует тех, кто убегает из мира раскольников.