Вкус ужаса: Коллекция страха. Книга I

После особенно выдающегося прыжка, во время которого она слетела с небес, ни на миг не отводя от меня взгляда, девушка, не выныривая на поверхность, скользнула ко мне под водой. Я сидел, опустив ноги в бассейн. Не всплывая, чтобы глотнуть воздуха, она раздвинула мои колени. Затем втиснулась между ними и взяла меня в рот.

Когда мы закончили, она выбралась из бассейна и села рядом. Мы держались за руки.

— Не хочешь попробовать прыгнуть? — спросила она.

— Это ужасно высоко, — сказал я.

— Вот почему это так захватывающе.

— Все равно, я лучше буду смотреть на тебя. Я никогда не видел человека, который умел бы так нырять. Ты участвовала в соревнованиях?

Она покачала головой.

— Я делаю это только для себя. И для тебя.

— Я это ценю.

— Я знаю.

Она, улыбаясь, повернулась ко мне и поцеловала меня в губы. Я почувствовал, как ее сосок трется о мою руку, и нежно обхватил ладонью ее вторую грудь. Затем она отстранилась и спросила:

— Ты еще вернешься сюда после сегодняшней ночи?

— Ты шутишь?

Она улыбнулась и снова меня поцеловала.

— Я твой, когда ты этого пожелаешь, — сказал я. — Когда?

— Всегда, — прошептала она. — Сейчас.

Я подвинул ее, и мы занялись любовью на бетоне возле бассейна. На этот раз она была сверху. Оседлав меня, она словно втянула в себя мою твердую плоть. Она была тесной и влажной.

Склонившись надо мной, она скользила вверх и вниз, извиваясь и постанывая. Ее груди колыхались у меня перед лицом. Я ласкал их, сжимал пальцами соски, и она наклонилась, чтобы я мог взять их в рот.

Потом она лежала на мне. Мы оба запыхались, вспотели и выбились из сил. Я помню, как обхватил руками ее мокрую спину и крепко прижал девушку к себе. Помню, как она игриво куснула меня за подбородок.

Я уснул, так и не выйдя из нее.

Я проснулся, лежа на спине на бетоне у бассейна. Девушки на мне больше не было. Я сел и поискал ее взглядом.

Освещение бассейна и дворика уже выключили. В доме было темно.

По-видимому, девушка ушла.

Я взглянул на вышку. Ее освещал только тусклый свет дальних уличных фонарей, однако этого хватило бы, чтобы увидеть девушку, если бы она была там.

Но ее там не было.

Я открыл рот, чтобы позвать ее. И понял, что так и не спросил, как ее зовут.

Я повернулся к дому и крикнул: «Эй, ты там?»

Никакого ответа.

«Ладно, — подумал я, — увижусь с ней завтра».

Я оделся, перелез через ограду и вернулся домой тем самым путем, каким пришел сюда ранее ночью.

Сегодня я не мог дождаться момента, когда снова ее увижу.

Не мог дождаться, когда стемнеет.

Днем я сходил в цветочный магазин и купил яркий красивый букет в вазе, декорированной ракушками. Вернувшись домой, я принял душ, побрился и оделся как парень, идущий на первое свидание с любовью всей его жизни… И возможно, так оно и было.

Я планировал подарить ей цветы, а затем повести в хороший ресторан.

Если она дома.

Пожалуйста, пусть она будет дома.

С вазой в руках я вышел на улицу через парадную дверь, добрался до тротуара и направился к углу. Хотя я редко обращал внимание на здания, стоящие по другую сторону моего квартала, но все же прекрасно представлял себе местонахождение дома ныряльщицы: он был четвертым от угла.

По пути туда я с каждым шагом нервничал все сильнее.

Я подошел к четвертому дому и остановился потрясенный, с замершим сердцем.

«ПРОДАЕТСЯ».

Нет!

Я же встретился с ней только прошлой ночью! Она не может вот так взять и переехать. Это нечестно!

Чувствуя слабость, я пересек лужайку, подошел к окну эркера и заглянул внутрь. Ковер. Стены. Никакой мебели. Нет даже драпировок на стеклянных стенах задней части дома.

Отсюда я прекрасно мог разглядеть бассейн.

И в изумлении открыл рот.

— Что?

Я бросил вазу и побежал. Калитка сбоку от дома была заперта. Я перелез через нее, спрыгнул на ту сторону, споткнулся и упал, поднялся и снова бросился бежать.

А затем остановился, глядя на то, что мне открылось.

Мне очень хотелось верить, что я ошибся домом. Но вышка была здесь. Как и бассейн. Все это находилось здесь.

Бетонное покрытие вокруг бассейна напоминало старую заброшенную улицу, из бесчисленных трещин росли сорняки. Мощеный дворик был покрыт мусором: листьями и ветками, старыми газетами и обертками и еще сотней различных отбросов, по всей вероятности, принесенных сюда ветром.

Хромированная лестница вышки, еще вчера такая сверкающая, была тусклой и в пятнах ржавчины. Трамплин согнулся посередине и перекосился, словно был сломан и мог упасть в любой момент.

Что касается бассейна, то в него можно было спуститься и пройтись по дну, не замочив ног, почти до самого глубокого места под сломанным трамплином, где еще оставалось немного зеленой воды, в которой плавали сор и водоросли.

Я пошел к мелкому краю бассейна и спустился вниз по ржавой лестнице. Под ногами у меня хрустели листья и другой мусор. Я осторожно спустился по наклонному дну и дважды остановился, чтобы подобрать детали крошечного купальника.

Я их расправил.

Они были слегка влажными, белыми и слабо пахли хлорированной водой.

Я забрал их домой.

Остаток дня я провел, записывая эти строки, рассказывая свою историю о ныряльщице.

Я почти закончил.

Уже стемнело. Через пару минут я выключу компьютер и свет в кабинете, подниму жалюзи на окне в задней стене и буду ждать.

Понимаю ли я, что происходит?

Нет.

Совершенно не понимаю.

Но одно я знаю наверняка.

Если сегодня ночью у бассейна зажжется свет и она поднимется на вышку, я пойду к ней.

Чем бы она ни была.

КЛАЙВ БАРКЕР

История Хэкеля

Парракер умер на прошлой неделе, после долгой болезни. Он никогда мне не нравился, но известие о его смерти все же огорчило меня. Теперь я стал последним членом нашей маленькой группы, не с кем больше поговорить о старых добрых временах. Не то чтобы я о них много говорил, особенно с ним. После Гамбурга наши пути разошлись. Он стал физиком и жил в основном в Париже. Я же остался в Германии, работал с Германом Гельмгольцем, в основном в области математики, хотя иногда отдавал дань и другим дисциплинам. Не думаю, что после смерти меня будут помнить. Герман был осенен величием, я — никогда. Но мне нравилось жить в тени его теорий. Герман обладал точным и ясным сознанием. Суевериям и сантиментам не было места в его мире. Я многому у него научился.

И все же, когда я вспоминаю двадцатые годы (я на два года младше нашего века, как ни странно это звучит), триумф интеллекта отступает и на ум приходят не аналитические способности Германа и не его отстраненный подход.

По правде говоря, воспоминания мало касаются науки, но не отпускают меня, и вот я решился сесть и записать их, чтобы выбросить наконец из головы.

В 1822 году я был — вместе с Парракером и восемью другими молодыми людьми — членом неформального клуба аспирантов Гамбурга. Все мы стремились стать настоящими учеными, мы были полны амбиций, как и на свой счет, так и по поводу будущей нашей научной карьеры. Каждое воскресенье мы собирались в кафетерии на Репербане, в задней комнате, которую снимали специально для таких встреч, и обсуждали темы, которые казались нам важными, и чувствовали, что подобный обмен мнениями и размышлениями расширяет нашу картину мира. Мы были помпезны, вне всякого сомнения, и крайне уверены в себе, но наше рвение отличалось искренностью. Это было прекрасное время. Каждую неделю кто-то приходил на встречу с новыми идеями.

Был летний вечер — в тот год лето выдалось невероятно жарким и не холодало даже к ночи, — и Эрнст Хэкель рассказал нам историю, которую я поведаю и вам. Я отлично помню все обстоятельства. По крайней мере, уверен, что помню. Память порой не так точна, как нам того хотелось бы. Не суть важно. То, что я помню, может быть истиной. И не осталось никого, кто мог бы ее опровергнуть. Случилось же следующее: к концу вечера, когда все мы выпили столько пива, что хватило бы для маневра немецкого флота, интеллектуальные споры сменились чем-то иным (по правде говоря, к полуночи мы опускались до слухов и сплетен), Эйзентрот, позже ставший отличным хирургом, вскользь упомянул человека по имени Монтескино. Это имя было нам знакомо, хотя лично никто из нас упомянутого не встречал. Он появился в городе месяц назад и поднял большую шумиху в обществе, объявив себя некромантом. Он мог говорить с мертвыми и даже поднимать их из могил. С подобными заявлениями он часто давал свои сеансы в домах богачей. И просил у местных дам небольшую плату за свои услуги.