На несколько демонов больше

Кистей часто дышал, прижимал меня к себе с голодным жаром, приближая высшую точку наслаждения. Он ртом присосался ко мне, и мелькнуло воспоминание о входящих в меня зубах Айви, страх перед неизвестным спустился судорогой в пах, и Кистей застонал, ощутив его.

Я хотела, чтобы Айви укусила меня, хотела этого бескрайнего блаженства, смешанного со знанием, что это еще и под­тверждение: да, она стоит жертв, — и все это проложено слоя­ми того ощущения риска, на которое я так ведусь. И все равно я верила, что она меня к себе не привяжет. А Кистей... в глуби­не души я его все так же не знала, и острота адреналиновых ощущений все так же манила рискнуть всем. Защита Айви — это был костыль, который позволял мне снимать свою защиту без риска привязать себя к нему. Он не может укусить меня, но... но, быть может, я могу укусить его?

От этой мысли хлынул адреналин, мои руки, лежащие на его спине, сжались, я притянула его к себе, губами к губам. Господи, как мне хочется его укусить! — дошла до меня собствен­ная мысль. Нет, я не хотела пускать ему кровь или пробовать ее на вкус. Но я могу наполнить его ошеломительной волной эк­стаза, притаившегося у него прямо под кожей. Это ощущение власти над ним было эмоцией почти той же силы, что и страх. А я не привыкла говорить себе «нет».

—   Кистен... — выдохнула я, отодвигаясь. — Ты обещаешь

не кусать меня, если я тебя укушу?

Его руки, поддерживающие меня, задрожали.

—   Обещаю, — шепнул он. — Ты уже спрашивала, я сказал

да. Боже мой, Рэйчел! Ты могла... ты могла уловить эхо моего

голода, но он не твой. Не бойся.

Всплеск чувства пронизал нас обоих. Я ощутила силу и радость власти. Страх перед будущим мелькнул и исчез. Руки ох­ватили его шею, я прижалась к нему, чувствуя новый подъем желания и власти.

Пульс гудел. Запах кожи и вина будил воспоминания, притягивал меня к Кистену. Он раскрыл губы, и его возбуждение пело во мне, пробуждая жизнь в каждой клетке, а я подавила инстинкт, протестовавший против вкуса чужой крови — и встретилась губами с вампиром.

Кистей выдохнул в боли восторга, а я медленно вошла в поцелуй, осторожно ощупывая языком зубы любимого, двигалась вместе с ним, соединенная. Руки я не могла оторвать, чтобы не упасть с него, а я хотела остаться на месте, сжимая его ногами, чувствуя, что он во мне. Озверев от желания, мы слились ртами, и в миг забытья я нашла его губу — это было просто.

Потекла кровь — меня свело судорогой. Боже мой, это оно! Это весь мир, вся жизнь.

Искрясь и живя, я пробовала вкус вампирской крови. Она пронизывала меня, и я вцепилась в Кистена, не в силах дышать, не в силах прервать невероятный экстаз. Огненной вспышкой вливался в меня голод, и я знала теперь, что приходится смирять каждый день Айви и Кисте ну, и какое счастье — насытить его. Во мне бушевал голод Кистена, но не его страх.

И ничего в этом нет плохого, подумала я, пока меня сжимали руки Кистена. Голод требовал еще, и я глубже всосалась в этот наш поцелуй. Только он и был на свете, и ничего вокруг. Искра жизни, раздутая и лелеемая, выливалась в чувство. И пока гулко отдавался во мне голод Кистена, я пила его кровь, пила ее как свою. Нет, кровь вампира не сделает меня быстрее, или сильнее, или еще что-нибудь. Но это был восторг. Приход, ко­торому нет равных. И я чувствовала, как его аура сливается с моей, занимая с ней одно пространство, ая впивала в себя его.

Прилив добела раскаленного голода вызывала во мне ею кровь. Он застонал, и я снова втянула ее в себя, вцепилась в него пальцами, не отпуская. Мы вот-вот должны были оказаться на пике, и он был уже рядом, чуть-чуть не достать.

У Кистена тряслись руки, я тяжело дышала, ловя ртом воздух. Дикий крик вырвался у него, он прижал меня теснее, кровь его текла как жидкая мысль, неслась, поджигая меня. Я ощу­щала его в себе и сама прижималась к нему отчаянно.

И это случилось.

Крепко зажмурившись» я откинула голову назад и ничего не могла сделать, только отдаться потоку ощущений, льющемуся в меня, в нас обоих. Каждая клеточка тела моего пела, ос­вобождаясь, создавая такой приход, что можно было только об одном думать — чтобы он длился вечно.

Руки, держащие меня, затряслись, Кистей покачнулся. Не замечая ничего, мы повисли друг на друге, уносимые восторгом.

—Господи, — простонал он в полном изнеможении, отчаянно пытаясь удержать это чувство. И с его словами оно ушло.

Я судорожно вздохнула, обмякла — мышцы меня не держали, я стала падать.

—   Боже мой, — сказал он снова, на этот раз в тревоге, подхватил меня и отнес на кровать. Я почувствовала, как меня опус­кают на нее, и он придвинулся ко мне.

—   Рэйчел? — спросил он, держа меня за виски ладонями.

—   Все хорошо, — ответила я, тяжело дыша и дрожа. Почувствовав под собой кровать, я выставила руку, чтобы удержать­ся вертикально. Задрожала от холода — это мое тело попыта­лось восстановить силы, — и Кистей притянул меня к себе. Вампирская кровь и секс. Черт побери, это не было шуткой. Это действительно так хорошо, что ради этого можно пойти на убийство.

Передвинувшись к изголовью, мы сели почти прямо, и меня обнимали теплые руки Кистена.

—   Как ты? —спросил он.

—   Отлично. — Я не могла стоять, но чувствовала себя отлично. Лучше чем отлично. И этого я боялась?

Я держала руку у него на груди, где висели полы рубашки. Чувствуя, как успокаивается пульс, я провела пальцами по его груди, ощутила ее гладкость. Поискала глазами свои штаны — они лежали кучей возле комода. Кистеновы были на нем — по­чти. Я чувствовала, как заполняет меня удовлетворение, и улыб­нулась, измотанная и выдохшаяся. Слышно было, как у него бьется сердце, медленно успокаиваясь.

—Кистей?

—М-м?

Этот звук отдался дрожью в его грудной клетке — и во мне. В нем слышался покой, и я приткнулась ближе. Дрожащими пальцами Кистей натянул на нас легкое одеяло.

—Это было невероятно, — сказала я, ежась подшелковой

гладью. — Как... как можно ходить на работу, жить обычной

жизнью, зная, что есть вот такое?

Обнимающие меня руки Кистена напряглись — он нащупал мою руку, остановил ее движение по своей коже.

—Вот так и живешь, — сказал он тихо. — А ты владеешь хорошим укусом. Невинным — и голодным.

—Не надо, — застонала я. — У тебя получается, будто я... я...

Я не знала, как себя назвать — слово «потаскуха» казалось слишком мерзким.

—Потаскуха крови?

—   Заткнись! — рявкнула я, и он слегка ухнул — я шевельнулась и мой локоть двинул его в живот.

—   Тихо, — велел он, снова обнимая меня и удерживая рядом с собой. — Ты не такая.

Я его простила и пристроилась снова поближе к теплу его тела. Его рука гладила мне волосы, успокаивала, и я смотрела на огни города, отражающиеся в низком потолке, и погружа­лась в глубокую истому. Ощупала языком чехлы изнутри, по­чувствовала вкус Кистена до самого горла и не смогла понять, понравилось мне это или нет. Пульс становился медленнее, и мысли вместе с ним. Я знала, что мне нужно побеспокоиться насчет Айви, и смогла сонным голосом только и сказать:

—   Айви...

—   Т-ш-ш, — прошептал он, гладя меня и успокаивая. — Все хорошо. Я сделаю так, что она поймет.

—   Я тебя не бросаю, Кистей, — сказала я, прозвучало это так, будто я себя уговариваю.

—   Я знаю.

И он замолчал, а я услышала эхо женских голосов, говоривших до меня то же самое.

—Это не была ошибка, — шепнула я, закрывая глаза. Я знала, что опьянена кровью, что его феромоны особенно сильно подействовали, когда попали в меня вместе с ней. — Я не сде­лала ошибку.

Его рука, которая гладила меня по голове, становилась все медленнее и медленнее.

—Не сделала, — согласился он.

Успокоенная, я прилегла к нему поближе, вдохнула его аромат для ощущения уюта. Не отдам я это чувство, кто бы что ни делал.

—   Так что мы теперь будем делать? — успела я выдохнуть, засыпая.

—   Все, что захотим, — ответил он. — А теперь баюшки, спи.