Нечто в лодке по ту сторону озера...

— Ой, вот только не надо мне про любовь говорить, — перебил меня Виталий.

— А что? — удивился я.

— Любви не существует. Это эфемерное понятие. Есть только желание и выгода. А еще инстинкт.

— Пусть так. Но в результате это ведет к самоотверженности. А чувство самоотверженности можно в себе развить.

Виталлий на меня странно так покосился, задумался, но потом ответил:

— Самоотверженность это бред. Человек всегда во всем ищет выгоду.

— Да. Но в случае любви человек учится думать и о других так же, — произнес я, — Он достигает собственной выгоды путем удовлетворения потребностей других. На пути к собственной выгоде он помогает другим. А это уже совсем другой уровень. Это взаимовыгода. Все остаются счастливы. И, кроме того, со временем этот навык перерастает в привычки и условный рефлекс. И в совокупности с высоким уровнем самоконтроля это ведет человека к созиданию, а не к разрушению мира.

— К созиданию, да, — усмехнулся Виталий.

Я под наклоном поднял указательный палец и еще раз подчеркнул:

— Любовь и справедливость. Если этих двух вещей не будет — люди сожрут друг друга. Они сами себя изничтожат. Общество само себя ликвидирует. Мир погрузится в хаос. И, что самое интересное, когда-нибудь этот хаос доберется и до тебя. Он тебя поглотит, так же как все вокруг. Ты сейчас говоришь о естественном отборе, о том, что нужно соответствовать каким-то требованиям, какому-то статусу, чтобы выжить. А что ты будешь делать, если сам не сможешь соответствовать этим требованиям? Что ты будешь делать, если завтра станешь, например, инвалидом, и окажешься на обочине жизни?

Виталий снова усмехнулся. А я продолжил:

— Даже более того — я сам сделаю тебя таким, а потом посмотрю на твои страдания. Я посмотрю на то, как ты будешь чувствовать себя в такой ситуации. У тебя начнется совсем другая жизнь. Твои друзья тебя забудут, потому что им не захочется с тобой возиться. Ты не сможешь работать и покупать себе удовольствия. Тебя не будут воспринимать всерьез. А женщины не захотят иметь детей от ущербного самца и тебе больше никто никогда не даст.

Я развел руками.

— Все. Тебя ничто не спасет… Если только кто-то вдруг не проявит к тебе любви и понимания… Запомни: если в этом мире не будет любви и справедливости — этот мир превратится в ад и погибнет.

Я сделал небольшую паузу, и начал подводить итог:

— А теперь подумай хорошенько: ты пропагандируешь теорию, которую не только не можешь реально доказать на практике — ты пропагандируешь теорию, которая является деструктивной по своей сути, которая разрушает этот мир, формирует сознание людей жестоким и эгоистичным, а соответственно, склонным к насилию, и толкает человека на преступления. Эта теория не доказана. А вместе с этим ее распространение, как идеи, может уничтожить этот мир. Может, поэтому двадцатый век увидел уже две мировые войны и готовится к третьей? — я понизил голос, — И в этом контексте, как ты думаешь, какое значение приобретает твоя жизнь для всего человечества, с учетом тех ценностей, которые ты несешь этому миру?

Я откинулся на спинку стула.

— Ты, наверное, можешь собой гордиться. И гордиться тем обществом, в котором ты живешь.

— То есть подожди, — неожиданно вмешался в разговор Гоша, — Ты хочешь сказать, что если я, например, не верю в Бога, то это значит, что я не способен на проявления нравственности, на любовь, на сожаление? Если я атеист — значит я обязательно аморален?

— Нет, — ответил я, — Не обязательно. Человек может быть неверующим и быть высоконравственным. Но, во-первых, это встречается реже, чем ты думаешь, а во-вторых, для этого нужен другой сдерживающий фактор. Ведь ты по-настоящему-то теорию эволюции и естественного отбора не осознаешь. Она просто крутится где-то там у тебя в голове как удобное объяснение для успокоения души, и все. Ты серьезно над ней не размышляешь. А живешь ты все равно какими-то моральными принципами, которые регулируют твое поведения. А я говорю не об этом. Я говорю: что будет, если общество в массовом порядке начнет глубоко, очень глубоко, осознавать эти идеи, начнет копаться в них. К чему приведут эти размышления. Они уже и так, в общем-то, к этому приводят, это очевидно, и новейшая история тебе кучу свидетельств сейчас предоставит. Но до сих пор это не носило какого-то такого массового характера, и многие люди глубоко над этим не задумывались. Все равно всегда оставался какой-то сдерживающий фактор — церковь, обычаи предков, социальная мораль.

— А как же в Советском Союзе? Люди десятками лет жили с теорией эволюции. И мораль была, надо сказать, на более высоком уровне, — заметила Марина.

— Да, и к чему это в результате привело? — ответил я, — К чему в результате привело семидесятилетнее правление коммунистов? Посмотрите на молодежь, которая выросла в поколении девяностых. А какое поколение растет сейчас? Просто в Советском Союзе государство создало очень сильный сдерживающий фактор. Чтобы общество совсем не распалось и себя не изничтожило — людям придумали иллюзию. Людям постоянно пропагандировали моральные ценности и законы нравственности, потому что коммунисты знали, что без этого уж совсем никак. И это правильно. Государство само занималось сильнейшей пропагандой морали. Но проблема в том, что эта мораль была основана на иллюзии — которую так же вбивали десятками лет. А когда Советский Союз рухнул, — я наискосок хлопнул ладонями, разведя их в разные стороны, — Рухнула и иллюзия. И что началось? При переоценке ценностей люди стали сходить с ума и звереть. А с каким остервенением они стали верить в Бога? Все толпами побежали в церковь. Так, как будто целый век терпели. И не только в церковь, начали верить вообще абсолютно во все. В экстрасенсов, целителей, во всякую хрень. А что мы в результате имеем сейчас? Какие дети у нас растут? Какая у нас молодежь? Какая у нас сейчас мораль? И это при том, что уже лет двадцать большинство людей в стране все-таки верят в Бога. И, кстати, это еще и при том, что люди даже в Советском Союзе верили в Бога. И, кстати, вот вам показатель идеальности советской системы — сколько людей сгноили в лагерях? Скольких людей уничтожили? Скольких расстреляли? А скольких пытали? Что, если человек верит в Бога, значит, его нужно пытать и уничтожать, так по-вашему? — я вполне серьезно задал вопрос, сделав небольшую паузу, — Сколько крови было пролито в этой стране? Да эта страна просто тонет в крови. Вот вам и результат.

— А вера тогда разве не является той же иллюзией, ведь она тоже, своего рода, сдерживающий фактор? — снова заметила Марина.

— Возможно… отчасти, — согласился я, — Но, если даже и смотреть с этой позиции, если она и является иллюзией — то этой иллюзии уже тысячи лет. Эта иллюзия есть неотъемлемая часть человеческой культуры. Как искусство или, там, технический прогресс. В ней существует потребность. И она является намного более сильным сдерживающим фактором, и более устойчивым. А когда в Советском Союзе ее заменили другой, новой иллюзией, то в результате это привело к краху страны и моральному кризису. Потому что проблемы, которые не разрешались несколько поколений, в результате дали о себе знать через десятки лет невероятными осложнениями.