Полотно темных душ

Почувствовав его бессильную ярость Маэв рассмеялась и добавила:

– Можешь рассказывать этим деревенским дуракам все, что тебе угодно, все равно тебе никто не поверит!

Джонатан наслаждался своей маленькой победой: в голосе Маэв он уловил нотку тревоги. Когда он смотрел ей вслед, ему показалось, что ноги Маэв искривились, а походка стала напряженной и неуклюжей.

Глава 17

Сражаясь с мужчинами на дороге, Сондра тоже успела ранить двоих, прежде чем кто-то вырвал нож из ее руки. Затем ее потащили обратно в Линде, и Сондра, не стесняясь, выкрикивала все ругательства и проклятья, которые могла припомнить. Ее заперли в одной из комнат гостиницы на втором этаже, и один из мужчин остался на часах у дверей.

Оставшись одна, Сондра упала на кровать и лежала молча, мысленно оплакивая все то, что она потеряла. Несмотря на свое горе, она никак не хотела смириться с поражением. Пока Джонатан был жив, оставалась надежда на то, что что-то может измениться.

Наступил вечер следующего дня, и Дирка принесла Сондре роскошный ужин: луковый суп, кусок копченой утки, которую берегли к празднику зимы, когда Сондра и Жон должны были быть официально объявлены мужем и женой, засахаренную морковь и свежие булки. Самой большой драгоценностью среди всех этих яств был, безусловно, небольшой графин вина из облачных ягод, емкостью всего в два стакана. Мясо уже было порезано, а булки намазаны маслом и медом. Единственным прибором на подносе была большая суповая ложка.

– Мне не доверяют? – спросила Сондра, покосившись на ложку.

– Ты сделала все, что могла, – сказала Дирка неожиданно ласковым и нежным голосом, который разительно отличался от того, каким Дирка разговаривала с ней прежде. – У тебя выдался тяжелый день. Я знаю, что ты никогда не пробовала вина, но теперь тебе просто необходимо немного выпить. Оно утолит твою боль и поможет уснуть.

Сондра так стремительно прильнула к ее руке, чуть не перевернув поднос. Дирка едва успела подхватить графин.

– Дирка! Неужели ты не сможешь помочь мне бежать отсюда? Может быть, вместе мы сумеем…

– Я попробую что-нибудь придумать, дитя мое.

– Пожалуйста! Мы должны что-нибудь сделать. Мы обе так его любим!

– Да, действительно, – согласилась Дирка.

Сондра налила себе стакан вина и выпила его медленными глотками.

– Странно, вино кажется мне вкуснее, чем когда-либо, – заметила она.

– Я вернусь за подносом. Может быть, к тому времени одной из нас удастся что-то придумать, – ответила ей Дирка и, не сказав «спокойной ночи», ушла.

Как только дверь за Диркой закрылась, Сондра выпила всю воду из кувшина, который стоял возле кровати, и скорчилась над ночным горшком, засунув два пальца глубоко в рот. Она не прекращала своих усилий до тех пор, пока ей не удалось окончательно прочистить желудок.

Она не почувствовала бы в вине привкуса яда, если бы ее не насторожила неожиданная холодность Дирки, когда она говорила о Жоне, а решительное выражение ее лица напомнило Сондре лицо Миши – он выглядел точно так же незадолго до смерти, и точно так же выглядел Андор накануне своего исчезновения. Эта тварь – Сондре пришлось напомнить себе, что это был отец Жона, – сумела пробудить зло даже в душе ее тетки.

Озарение пришло к ней неожиданно, она поняла, что задумала Дирка и как ей самой следует поступить сейчас. На цыпочках подкравшись к двери, Сондра услышала только хриплое дыхание охранника. Сондра постучала.

– Отойди от двери! – приказал часовой и загремел засовом. Дождавшись, пока Сондра отзовется с противоположного конца комнаты, он отпер дверь и вошел.

– Ну, что случилось? – сердито проворчал он.

– Вот тут немного вина, – Сондра показала на графин. – Я никогда не любила вина, а в открытом графине оно испортится к утру. Может быть, ты выпьешь его?

– Хочешь подкупить меня, а?

– Я не смогла бы помочь ему, даже если бы была свободна.

– Это верно, – кивнул стражник, – ты все понимаешь верно. Трое наших сторожат твоего жениха днем и ночью, и тут уж никому не удастся его спасти.

Сондра казалась убитой горем, и стражник, похлопав ее по руке, забрал графин с вином и стакан.

– Я тоже ничего не смог бы поделать, дочка, – сказал он, – в моих силах – только прочесть молитву, чтобы боги оказались милостивее к нему, чем наши деревенские старейшины.

– Спасибо, – прошептала Сондра, глядя в пол и вытирая глаза кончиком салфетки.

Когда стражник вышел, тщательно заперев за собой дверь, Сондра уселась на полу, прислонившись затылком к двери, чтобы слышать все, что происходило в холле. Выпив вино, стражник сначала сонно задышал, потом громко захрапел. Его храп становился все тише, тише, и внезапно оборвался.

Сондра вскочила на ноги и схватила ложку. Ставни второго этажа были сделаны из мягкого дерева, и петли держались на них непрочно. Теперь, когда никто не мог ее услышать, Сондра принялась за работу. Наконец ей удалось освободить один ставень.

Она лишь чуть-чуть приоткрыла окно, чтобы выглянуть в темноту. На деревенской площади горели факелы. Несколько мужчин трудились в самой ее середине, вычищая и углубляя яму для костра, сгребая в сторону снег, чтобы освободить место для танцев. «Сколько из жителей деревни смогут петь праздничные песни и танцевать?» – задумалась Сондра. Весь поселок был как одна большая семья, и многие поселяне дружили с Джонатаном. Как они будут чувствовать себя, медленно сжигая Жона на костре, как они поступали с гоблинами? Неужели они верят, что его боль и пронзительные крики доставят радость уснувшему зимой краю? Их чувства могли бы обрадовать только Моргота.

Как раз под окном ее комнаты была крыша летней веранды; ее наклонная поверхность была покрыта снегом и льдом. Стоит только Сондре ступить на нее, и она сорвется с края крыши. Свободное падение с такой высоты было бы опасным, но у нее нет ничего, из чего можно было бы сделать веревку. Ей не дали даже простыни, а одежда – как резонно полагала Сондра – еще могла ей понадобиться.

Воткнув черенок ложки между ставнями так, чтобы они выглядели плотно закрытыми, Сондра подошла к кровати, на которой лежал только соломенный тюфяк. Только при помощи зубов ей удалось проделать дыру в его плотном чехле, после чего она сумела разорвать плотную ткань на длинные полосы и связать из них веревку. Затем, стараясь производить как можно меньше шума, Сондра пододвинула кровать к окну.

Прошло несколько часов, прежде чем мужчины на площади закончили работу и ушли, забрав инструменты. Притихшее село дремало под своим снежным покрывалом, и Сондра наконец отважилась выбраться из окна.

Снег под ее ногами немедленно подался и съехал с покатой крыши единым пластом, обрушившись вниз с глухим стуком. Следом посыпались сосульки. Большинство из них попали в сугроб, но некоторые ударились о резные перила веранды, произведя громкий звук, словно запоздалый, но настойчивый путешественник постучал в гостиницу.

Соблюдать тишину больше не имело смысла, гораздо полезнее было бы поторопиться. Сондра оттолкнулась от стены и, на глаз прикинув расстояние, сползла с края крыши, крепко держась за веревку. Подгнившая ткань не выдержала ее веса, и Сондра тяжело упала в снег. Острая сосулька немедленно вонзилась ей в бедро и Сондра с трудом сдержала крик, когда ледяная пика, которую она пыталась вытащить, сломалась у нее в пальцах. Впрочем, она надеялась, что острый обломок, застряв в бедре, скоро сам растает от тепла ее тела.

Она сделала это, она была свободна!

Низко пригибаясь, Сондра захромала вдоль стены гостиницы. Парадная дверь распахнулась, и из гостиницы вышло двое мужчин с факелами, при помощи которых они освещали себе путь. Оборванный конец веревки, раскачивающийся на ветру, привлек их внимание, а обломанные сосульки и следы Сондры на снегу рассказали им, что здесь произошло. Пока мужчины таращились на следы, Сондра успела юркнуть за угол здания. Вскоре из гостиницы послышались тревожные крики, которым ответили удары колокола на деревенской площади. Не пройдет и нескольких минут, как вся деревня отправится за ней в погоню.