Последний свидетель

Пребывание там наложило на меня сильный отпечаток. После экспедиций за границу почти без единого выстрела, после военных кампаний, во время которых я с трудом понимал, что вообще происходит, я сразу оказался в гуще военных действий, да еще на немецкой земле.

Канцелярия фюрера

Когда я вернулся в Берлин, то снова попал в резервную роту. Монке тоже был там. Прошла неделя или, может, две, и меня вызвали. Командиру батальона Тедди Вишу позвонили из канцелярии рейха от имени некоего Вильгельма Брюкнера, главного адъютанта Гитлера. Ему был нужен помощник. Освобождалось место в бегляйткоммандо, личном эскорте Гитлера. Ничего более конкретного Брюкнер не сказал, добавил только, что просьба срочная и что им нужен аккуратный молодой человек, на которого можно положиться. Тедди Виш рассказал об этом Монке, который сразу же подумал обо мне. Он ему напомнил, что я был тяжело ранен на фронте, сирота и к тому же единственный ребенок, — что означало, в соответствии с постановлением, действовавшим тогда в вермахте, что я должен был оставаться в запасе, не принимая участия в боях. Это было дополнительным аргументом в пользу моей кандидатуры на освободившееся место. Потом они вспомнили, что я жил в деревне у брата командира роты и что тогда все прошло замечательно, что помогал я как следует… В общем, Тедди Виш перезвонил в канцелярию и сказал, что нашел как раз того человека, которого они искали, солдата, с которым не будет никаких проблем.

Уже через несколько минут Монке вез меня в канцелярию фюрера. Мы оказались на Вильгельмштрассе, дом 77, в самом центре Берлина, в квартале, где расположены министерства и посольства. Рейхстаг отсюда всего в сотне метров, за Бранденбургскими воротами. Даты я сейчас уже точно не вспомню, должно быть, 2 или 3 мая 1940-го. Но я прекрасно помню свои первые впечатления, помню, как впервые оказался перед небольшим столиком в приемной, лицом к лицу с охранником, которому мой командир объяснил вкратце цель нашего визита, после чего попрощался со мной и уехал.

Не теряя времени, меня представили Вильгельму Брюкнеру, который в двух словах рассказал, что мне предстоит быть курьером, обязанным постоянно бегать туда-сюда по коридорам, и что лучше было бы, если бы я прямо сейчас отправился в казарму за вещами, чтобы по возвращении сразу приступить к выполнению своих прямых обязанностей.

Полтора часа спустя я снова стоял посреди огромного холла, на этот раз с чемоданом в руке. Охранник попросил меня следовать за ним, показал мою комнату, расположенную в правом крыле здания, на втором этаже той его части, которую он называл «адъютантское крыло». Сказал, что отныне я буду там жить, и ушел.

Я был в растерянности. Что нужно делать? Как себя нести, общаться, здороваться? Как объяснить эту внезапную смену должности, это резкое внедрение в канцелярию рейха, живой памятник истории, а сейчас резиденцию Гитлера, того самого, которого несколькими годами раньше я видел на Олимпийских играх в окружении беснующейся и ликующей толпы?

Я вышел из комнаты. Через несколько метров встретил двух охранников: обоим было хорошо за сорок. Они провели меня через коридоры и комнаты, а перед ступеньками центральной лестницы большой гостиной Гинденбурга объяснили, что там, на втором этаже наверху лестницы, жил сам Гитлер. Заодно они меня предупредили, что я с ним неизбежно встречусь и что в этом случае мне следует встать «немного сбоку» и держать ухо востро, если он вдруг заведет беседу.

Мне стало страшно. Засыпая, я думал только о нем, о том, как избежать разговора с ним, как наверняка его не встретить.

Что мог я ответить фюреру, кем я был, безродный мальчишка из деревни, по сравнению с человеком, которого боготворил весь народ? Все следующие дни я тщетно старался успокоиться и свыкнуться с новым местом работы, пытался разговориться с новыми коллегами. Одним из первых, с кем я познакомился, был Артур «Вилли» Канненберг, невысокого роста человек, коренастый, с невероятным чувством юмора, из тех, кто не лезет за словом в карман. Он был мажордомом Гитлера, важным в доме человеком, ответственным за кухню, еду, напитки и все, что с этим связано. У него был свой штат и свои адъютанты. К нему в Бауэрнштюбхен, что-то вроде крохотной таверны в смежной с кухней комнате, можно было в любой час дня и ночи зайти, посидеть на диванчике, погрызть чего-нибудь, выпить чаю или пива.

Командующего бегляйткоммандо звали Бруно Геше. Старый соратник Гитлера, прирожденный боец. У него на форме был позолоченный значок нацистской партии, означавший, как я узнал впоследствии, что его партийный номер не превышал число 100 000 (в 1939 г. каждый член НСДАП получал партийный билет, номер которого был больше семи миллионов).

Геше был человеком простым в общении, разговаривал вполне дружелюбно, грубым, во всяком случае, не был. В его лице было что-то запоминающееся: сильный, выступающий подбородок и слегка косящие глаза. Он мне коротко объяснил, что первое время придется носиться туда-сюда, брать нужную депешу, письмо или ноту и нести ее нужному адъютанту фюрера. Я должен был также быть готов доставить почту или газету прямо в кабинет Гитлера и передать одному из его камердинеров, или главе канцелярии рейха Гансу Генриху Ламмерсу, или главе президентской канцелярии Отто Мейснеру — человеку, который в свое время работал вместе с великим маршалом Паулем фон Гинденбургом, или некоему Вальтеру Хевелю, правой руке и офицеру связи министра иностранных дел Риббентропа. Список имен все удлинялся, места назначения пересекались, в конце концов все смешалось и перепуталось. Четкого распорядка не стало. Из-за войны сильно увеличилось количество передаваемой информации, все больше становилось ее источников, а новые сообщения поступали с все возрастающей частотой. Чтобы ознакомиться с моим расписанием и заданиями на ближайшие два дня, мне достаточно было заглянуть в тетрадку, лежащую в приемной и каждое утро между восемью и девятью часами заполняемую лично Гитлером или его адъютантом, лейтенантом Францем Шедле.

Всего в бегляйткоммандо нас было не больше двадцати. Я очень быстро понял, что ежедневные задания членов нашей группы сильно разнятся: одни были курьерами, как и я тогда, другие работали на коммутаторе, сидели в приемной, отвечали за развод караула в нескольких местах канцелярии, ну и, наконец, были те, кто сопровождал фюрера во время поездок — задача, которую мне доверили несколько позже. Все эти должности были взаимозаменяемыми, в ритме трех смен, работающих по восемь часов, то есть с двух дня до десяти вечера, с десяти до шести утра и с шести до двух. В первые годы войны расписание еще соблюдалось, но потом, когда действия все чаще стали выходить из-под контроля, все полетело вверх дном.

Первая встреча с Гитлером

Итак, в ближайшее время я должен был заниматься почтой и заодно научиться различать и идентифицировать всех обитателей канцелярии. Отправная точка — приемная, та самая, где я оказался в день своего приезда. Через эту маленькую комнатку — налево в глубине двора — входили и выходили посетители канцелярии, там же складывали почтовые сумки, посылки, срочные послания и газеты. Все должны были проходить через это место, что днем, что ночью. В приемной нас было трое — все стояли по стойке «смирно» рядом с небольшим столиком. Я должен был бегать по коридорам, остальные двое — встречать посетителей, принимать у них верхнюю одежду в раздевалке и звонить по телефону, чтобы предупредить об их прибытии. Очень редко я видел, чтобы кто-нибудь из посетителей завязывал с нами разговор. Мне казалось, они стеснялись, испытывали неловкость, связанную, безусловно, с символичностью места, и с нашим присутствием тоже, поскольку это означало, что Гитлер где-то рядом и что нашими стараниями ему сразу же станет известно о любом неосторожном слове или необдуманном поступке. Они словно видели в нас близких фюреру людей, кого-то вроде личной и приближенной охраны первого человека в государстве. Довольно ошибочное мнение — в том, что касалось меня, во всяком случае, но все вместе это только подпитывало состояние неуравновешенности, которое и так меня не покидало.