Призраки в Сети

Она взяла кабель от своего ноутбука, воткнула его в розетку и выпрямилась.

— Есть только один способ все выяснить, — сказала она и повернулась к своему ноутбуку.

Теперь, когда мы уже практически готовы идти, Рауль, кажется, колеблется. Я его понимаю. Это тебе не в метро проехаться.

Мы в подвале магазинчика Холли. Рюкзаки собраны. На нас больше одежды, чем мы обычно надеваем в такую жару: толстые носки, джинсы, футболки, фланелевые рубашки, куртки, бейсбольные кепки. Я бы ограничился шортами, майкой и сандалиями. Но Роберт намекнул, что там, куда мы направляемся, вовсе не обязательно будет такая же августовская жара, как здесь.

При этом ни он, ни Боджо не переоделись. У Боджо, правда, появилась кожаная сумка через плечо, через нее была перекинута куртка. Роберт остался в своем костюме и лихо заломленной мягкой шляпе. В руках ничего, кроме гитары в чехле.

— Не знаю, — говорит мне Рауль, — что-то я нервничаю.

— Я тоже.

Я говорю это не только для того, чтобы подбодрить его. У меня у самого мурашки по спине бегали, пока мы с Джорди ехали из дому. Пришлось припарковаться за несколько кварталов от магазина — в это время дня трудно найти место для стоянки. И даже пока мы шагали по жаре за сорок градусов до магазина, меня начинала бить дрожь при мысли о предстоящем путешествии.

— Ты когда-нибудь бывал там раньше? — спрашивает Рауль.

Я качаю головой.

— Но нас поведут те, кто там бывал, — говорю я, взглянув в сторону Роберта, который тем временем кладет гитару на пол.

— На меня не смотрите, — говорит Роберт. — Да, я пересекал границы раз или два, но предпочитаю держаться подальше от Мира Духов.

— Не высовываться, — улыбается Боджо.

Роберт отвечает ему мгновенной ослепительной улыбкой:

— Хочется остаться в живых.

Я чувствую, как напружинивается Рауль. Роберт, видимо, тоже это замечает.

— Не волнуйтесь, — говорит он нам. — С вами все будет в порядке. На вас никто не охотится.

Другие пришли нас проводить: Холли со Сниппет на руках, Дик и Джорди. Вид у всех довольно несчастный. Когда Роберт расчехляет своего Гибсона, Холли нервно поправляет очки на переносице.

— Вам нужна музыка для перехода? — спрашивает она.

— Это не обязательно должна быть музыка, — говорит Роберт. Он настраивает гитару. — Просто нужно сосредоточиться.

Холли переводит взгляд на жестянщика:

— Но я думала, Боджо может просто входить и выходить, когда захочет.

— Могу, — подтверждает Боджо, — но только туда, где я бывал раньше. Если же место мне незнакомо, то приходится делать то же, что и всем. Идти на своих двоих или пользоваться каким-нибудь другим транспортом.

— Вот когда пригождается музыка, — объясняет Роберт. — Музыка способна перенести вас туда, где вы никогда не были. Думаю, что любое искусство на это способно, если вы, конечно, достигли определенного уровня мастерства. У меня есть некоторое представление о духе, которого мы ищем, основанное на тех следах, которые он оставил в вашем магазине. И сейчас я собираюсь выслать музыку вперед, чтобы она нашла то место, где дух скрывается.

— Это звучит слишком просто.

Роберт улыбается:

— Мир вообще довольно прост. Это мы усложняем его.

Я вижу, что Холли хочет еще что-то спросить, но Роберт уже начинает играть на своей гитаре медленный блюз в минорном ключе, и говорить никому больше не хочется. Мы пойманы, загипнотизированы. И для этого потребовалось лишь две струны и несколько нот. Конечно, я в этом разбираюсь хуже, чем Джорди, но, кажется, и я понимаю, что это уже какая-то другая музыка.

Роберт что-то напевает. Это даже не мелодия, а тихое, несколько ворчливое подвывание гитаре, как будто фрагмент разговора, понятного лишь музыканту и его инструменту. Но пусть я и не могу понять смысл — я чувствую: что-то меняется.

Вот мы в нижнем этаже магазинчика Холли. Старый электрокамин стоит в углу, как медведь, который, забравшись на зиму в берлогу, ждет — вдруг еще пригодится. Шкафы от пола до потолка, должно быть полные книг и журналов. Белые бирки с черными надписями: «Нэшнл Джиогр.», «Сай. Амер.», «Хисторикал» — до шестидесятых.

В другом углу — высокая стопка картонных коробок. Под лестницей — совки для уборки снега, грабли, лыжи, велосипед с проколотой камерой и другие предметы, не так легко поддающиеся определению. У стены рядом с лестницей — стол с подвешенными над ним инструментами. Его рабочая поверхность занята предметами, необходимыми для упаковки книг, — еще коробки, конверты, клейкая лента, лейблы с адресами и тому подобное.

Четверо из нас, которые должны отправиться в путешествие, — посредине комнаты, на открытом пространстве. Дик и Холли сидят на ступеньках лестницы. Холли удерживает Сниппет, зажав ее между коленями. Джорди облокотился о рабочий стол.

Мгновение назад все было именно так. Потом… физически ничего не меняется, но пространство вдруг наполняется… возможностями. Не знаю, как еще это назвать. Я знаю только, что музыка сообщила нам потенциал оказаться где угодно. Возможно, Боджо и Роберт видят эти двери в другой мир. Не знаю. Я же не вижу ничего, кроме того, что было здесь, когда мы спустились по лестнице. Но я ощущаю разницу.

Проходит некоторое время, хотя не знаю сколько. У меня на периферии зрения возникают какие-то вспышки. Нет, это не двери. Это, скорее, видения, какие бывают от жары: легкая рябь в воздухе, которая пропадает прежде, чем я успеваю обратить на нее внимание.

— Мы уже близко, — говорит кто-то.

Не знаю кто. Вероятно, либо Боджо, либо Роберт, потому что кто еще из нас способен это понять? Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на них.

— Только скажите мне когда, — говорит Боджо.

Значит, перед этим говорил Роберт.

Я не настолько хорошо знаю блюзовую музыку, но эта как-то темнее, но в то же время радостнее, и спокойнее, и плавнее, чем что-либо, что я слышал. И я даже не совсем уверен, что это только Роберт играет. Иногда мне кажется, что ему помогает еще какой-то инструмент. То он здесь, то пропадает. То скрипка, то «волнистая» арфа, то еще одна гитара, то банджо — или какой-то похожий на банджо инструмент, только тише, глуше. Иной раз струны Гибсона звучат так, что одна нота перетекает в другую, как при игре на домбре.

Это как-то смущает и в то же время доставляет огромное удовольствие. И так много обещает.

— Приготовьтесь, — говорит Роберт.

Я вижу, как Боджо кивает ему. Он смотрит на нас с Раулем, и мы оба собираемся с духом, хотя и не знаем, к чему, собственно, готовиться. Должно быть, к тому, что одна из этих невидимых дверей откроется. Я оглядываюсь и вижу, что стена дрожит, колеблется, как будто она уже не такая твердая и плотная, как была.

А потом мы слышим кое-что еще. Отдаленный звук, как бы противостоящий музыке.

Я довольно долго не могу определить, что это.

— Лучше вам перестать, — советует Боджо.

Роберт, не поднимая глаз, качает головой:

— Нет, мы уже почти там.

— И они тоже.

И наконец я понимаю, что это за отдаленный звук. Это собачий лай. И я знаю, что это значит.

Ищейки напали на след Роберта.

— Ты знаешь эту женщину? — спрашивает Джексон.

Я медленно подхожу к гробу и кладу ладони на прохладное стекло. Он говорит «эта женщина», как будто мы наткнулись на фотографию в журнале. Но это же Саския! Это она лежит в гробу. Конечно я ее знаю!

— А почему ты спрашиваешь? — говорю я, понимая, что это не ответ.

Так обычно отвечают, когда нечего сказать или когда не хочется ничего говорить. Я уверена, Джексону не стоит знать больше, чем это необходимо.

— У тебя было такое лицо, — говорит он, — как будто ты с ней знакома.

Я пожимаю плечами:

— Просто это все… так неожиданно.

«Ты имеешь в виду то, что я мертва?» — интересуется Саския.

«Да конечно же нет!» — отвечаю я.

Но все это только слова. Никто из нас ничего не знает наверняка. Ничего мы больше не знаем. То, что происходит, просто за пределами понимания.