Перемены

Не мог я. Это было бы все равно что перерезать собственное горло.

Рука моя опустилась, словно нож сделался вдруг слишком тяжелым.

Мэб вдруг возникла прямо напротив меня, глядя на меня в упор. Правая рука ее сделала легкое движение, и туман над Столом внезапно сгустился, наполнился светом и красками. Несколько секунд изображение оставалось нерезким, потом разом сфокусировалось.

В углу комнаты с голыми каменными стенами лежала, съежившись, девочка. Кто-то наспех набросал на пол соломы и прикрыл ее грязным одеялом. Темные волосы девочка, судя по всему, завязывала в косички, но сейчас они растрепались. Одну из маленьких розовых пластмассовых заколок украли, или она потерялась сама, так что косичка осталась только одна. Лицо ее покраснело от слез. Сморкалась она, судя по всему, в подол розового платьица. Рубашка, изначально белая в желтый цветочек с большой мультяшной пчелой, вся перепачкалась грязью и нечистотами. Она съежилась в маленький комочек, словно в надежде на то, что когда за ней придут, ее не заметят.

В полных тихого ужаса больших карих глазах мне увиделось что-то знакомое. У меня ушла секунда или две на то, чтобы понять: очень похожие глаза я вижу у своего отражения в зеркале. Да и другие черты явно носили сходство с моими, точнее, сходство это ожидало момента, чтобы проявиться с возрастом в полную силу. Такие же подбородок и скулы, как у нас с Томасом. Рот скорее материнский. Прямые, блестящие черные волосы — тоже в Сьюзен. Вот руки и ноги казались великоватыми, как у щенка.

Где-то вдалеке послышался вопль вампира Красной Коллегии в истинном обличье; девочка вздрогнула и снова заплакала, сжавшись еще сильнее от страха.

Мэгги.

Я вспомнил, как Бьянка со своими миньонами держали меня в плену.

Я вспомнил, что они тогда со мной проделывали.

Нет, настоящего зла они девочке, похоже, еще не причинили. Пока.

— Да, — произнес холодный, лишенный эмоций голос Мэб. Видение начало медленно таять. — Ты видел свою дочь — такой, какая она сейчас. Даю тебе слово. Никаких фокусов, никаких подлогов. Все как есть.

Сквозь сделавшееся уже почти совсем прозрачным изображение я посмотрел туда, где стояли в ожидании Мэб и моя крестная. Лицо Леа было печально. Глаза Мэб под капюшоном сузились, превратившись в две зеленые щелочки.

С минуту я молча смотрел на них. Холодный ветер раздувал полы их плащей. Я смотрел на них, в их глаза, полные темного, извращенного знания. Я понимал, что ни ребенок из видения, ни человек, лежавший на столе, не значат для них ровным счетом ничего. Я понимал, что, если моя сделка с Мэб состоится, вполне вероятно, я окончу свою жизнь на этом самом столе.

Само собой, за этим Мэб и показала мне Мэгги: для того, чтобы мною манипулировать.

Нет. На этот раз не так. Она показала мне Мэгги для того, чтобы я абсолютно ясно понимал, какой выбор мне предстоит сделать. Ну, конечно, это не могло не повлиять на мое решение, но когда ты сталкиваешься лицом к лицу с неприкрытой правдой, иначе и не бывает.

Не знаю, можно ли вообще манипулировать кем-то с помощью правды.

Наверное, это можно назвать просветлением.

В общем, пока я смотрел на тающий образ моей дочери, страх исчез.

Если я закончу так, как Слейт, если такова цена, которую нужно заплатить за безопасность моей дочери — что ж, так тому и быть.

И если я буду проклят до конца моих дней, потому что ради Мэгги мне пришлось сделать нелегкий выбор — что ж, так тому и быть.

И если мне придется умереть жуткой, мучительной смертью ради того, чтобы у моей дочурки появился шанс выжить…

Так тому и быть.

Я крепче сжал рукоять невыносимо тяжелого бронзового ножа.

Я осторожно придержал Ллойда Слейта за лоб, чтобы он не дергался.

И перерезал ему горло.

Это была быстрая, чистая, но все-таки смерть, не менее эффективная, как если бы я отсек ему голову топором. Ничто так не уравнивает, как смерть. Нет никакой разницы, как вы попадете на тот свет. Важно — когда.

И почему.

Он не сопротивлялся. Он только испустил вздох, словно от облегчения, и голова его повернулась набок, как будто он уснул. Не слишком красиво, но и не сцена из кровавого ужастика. Не грязнее, чем у вас на кухне, когда вы готовите отбивные на большую компанию. Большая часть крови стекла в желоба на поверхности стола; коснувшись камня, она, казалось, превратилась в ртуть и разбежалась по вырезанным на боковинах и опорах письменам, отчего те словно загорелись серебром в призрачном лунном свете. Зрелище пугало и завораживало одновременно. Кровь буквально гудела от энергии; и письмена, и камень, и воздух вибрировали от этой мощи.

Две стоявшие у меня за спиной сидхе не спускали хищных ледяных глаз с умиравшего Рыцаря, который их предал. Даже не глядя на них, я понял, когда все закончилось. Обе испустили негромкий вздох… удовольствия? удовлетворения? Я не могу подобрать для него подходящей характеристики. Скажем так: обе они отдавали себе отчет о важности, которую имела эта смерть, но никакого сострадания к погибшему не испытывали. Жизнь вытекла из его искалеченного тела в Каменный Стол, и они вели себя сообразно торжественности события.

Я молча стоял, и кровь капала с бронзового ножа у меня в руке на землю у моих ног. Дрожа от холода, смотрел я на останки убитого мной человека и пытался понять, что мне полагалось испытывать по этому поводу. Скорбь? Пожалуй, нет. Он был сукин сын высшего разряда, и будь у меня шанс убить его в открытом бою, я бы наверняка им воспользовался. Жалость? Тоже нет. Я оказал ему услугу, убив его. Иначе ему ни за что бы не выбраться из той ситуации, в которую он сам себя загнал. Радость? Ну, нет. Точно не радость. Удовлетворение? Почти нет, разве что от того, что это по крайней мере позади.

Если честно, я не чувствовал почти ничего, кроме холода.

Спустя минуту, а может быть час, Леанансидхе подняла руку и щелкнула пальцами. Из тумана так же бесшумно, как уходили, возникли слуги, подняли то, что осталось от Ллойда Слейта, и вместе с его телом снова растворились в тумане.

— Вот, — вполголоса сказал я Мэб. — Я свое дело сделал. Теперь очередь за вами.

— Отнюдь детка, — произнесла Мэб устами Леа. — Твое дело только лишь еще начинается. Но не бойся. Я — Мэб, и скорее звезды обрушатся с небес, чем Мэб нарушит свое слово. — Она чуть склонила голову набок, в сторону моей крестной. — Я посылаю с тобой этого наставника на последнюю твою битву, сэр Рыцарь. Моя фрейлина — одна из сильнейших у Зимы, она уступает по силе единственно мне.

С губ Леа слетел ее собственный, более теплый, текучий голос.

— Моя королева, в каких рамках мне дозволено действовать?

Мне показалось, я увидел, как сверкнули в лунном свете зубы Мэб, когда губы Леа ответили:

— Можешь ничем себя не связывать.

Рот Леа скривился в широкой, недоброй улыбке, и она отвесила Зимней Королеве низкий поясной поклон.

— А теперь, мой Рыцарь, — произнес голос Мэб, и она снова повернулась ко мне, — посмотрим, как вернуть силы в твое истерзанное тело. И я сделаю тебя своим.

Я поперхнулся.

Мэб небрежно махнула рукой моей крестной, и Леанансидхе поклонилась.

— Я здесь больше не нужна, детка, — прошептала Леа. — Но буду готова выступить по первому твоему зову.

В горле у меня пересохло настолько, что я едва сумел выдавить из себя ответ.

— Мне нужны те вещи, что я оставил у тебя в саду, и как можно быстрее.

— Разумеется. — Она кивнула, отвесила поклон и мне, а потом, сделав несколько шагов назад, скрылась в тумане.

И я остался наедине с Королевой Мэб.

— Итак, — неловко начал я, — полагаю, я должен пройти какую-то церемонию?

Мэб шагнула ближе ко мне. Сейчас она была более или менее обычного роста, ничего такого огромного или подавляющего. Да нет, даже заметно ниже меня. Стройная. Но двигалась она с такой абсолютной уверенностью, что ни у кого из нас не возникало ни малейших сомнений относительно того, кто из нас хищник, а кто — добыча. Я чуть попятился от нее. Чисто инстинктивно; шансов удержаться от этого у меня имелось не больше, чем заставить себя не дрожать от холода.