Псоглавцы

Стоп-стоп! Кирилл даже прикрыл экран ладонью. Там, в Москве, в армянском ресторане Лурия рассказывал эту легенду совсем иначе! В его варианте было вероломство и безумие, а в варианте Мельникова — стратегия жизни скита и деревни на три столетия вперёд! И конечно, Мельников был ближе к первоисточнику.

Может, он, Кирилл, не случайный свидетель странностей деревни Калитино, а сам и порождает эта странности? Пусть теперь не монахи и чужая девушка, пусть теперь чужак — он, а Лиза в команде местных, от перемены слагаемых сумма, как известно, не меняется… Это за ним рыщут псоглавцы?.. Это его они ищут ощупью в торфяном дыму? Но тогда прошедшая ночь будет ему смертным приговором!

Кирилл вперился в экран: что дальше?

«Ваше Высокопревосходительство, подобных басен в этой среде рассказывается великое множество. Происходят они от грубых нравов народных, от невежества, от огромных творческих сил, пропадающих в расколе втуне, и от искреннего желания служить Господу. Предание, которое я изложил, без сомнений, есть простодушное переложение еретической легенды о святом Христофоре, осуждённой как богопротивная ещё Указом Синода от 1722 года от P. X. Но в Калитином ските предание это послужило причиной уверенности, что вокруг скита в лесах живут стражники веры, псы Божьего гнева, убивающие вероотступников. Поляна, на которой разбила лагерь моя экспедиция, была той самой, на которой, в предании, пёс Христофор растерзал брата Иафета и его любовницу. Неширокий ручей, что протекал вдоль опушки леса, называется Фетов ручей. О важности этой поляны для раскольников свидетельствует деревянный крест, по-раскольничьи — „голбец“. Я опрометчиво пренебрёг этим знаком, а несчастные Л-ов и В-ин, видимо, не знали предания Калитина скита».

У Кирилла заторкало где-то слева в груди. Поляна. Крест. Фетов ручей — это он оставил промоину на грейдере… Кирилл только что побывал в самом логове псоглавцев… Или на их лобном месте?

«Интересно, что с этой поляной связано и предание о проклятом архиепископе Питириме. Обитатели скита уверены, что здесь Питирим встретился с пёсьеголовыми стражниками веры. Случилось это, судя по всему, в 1717 году. Питирим, сам в прошлом своём расколоучитель, пришёл в Калитин скит с проповедью, призывающей уйти из раскола, но был встречен бранью и угрозами как изменник и вероотступник. На обратном пути у Фетова ручья Питирима догнали пёсьеголовые люди. Только истовая молитва помогла архиепископу уцелеть, чудовища в страхе отступили. Этот случай укрепил владыку в вере, но сподвиг на деяния, которые получили название „Питиримово разоренье“. Не смею судить о правоте „разоренья“, жертвою которого стали тысячи людей, но в психическом смысле жестокие поступки архиепископа были продиктованы местью за тот ужас, который владыка перенёс у Фетова ручья. Ваше Высокопревосходительство, замысленное нашим Министерством приобщение раскольников Керженца к утверждённым канонам, безусловно, в здешних местах будет истолковано как второе „разоренье“, в роде Питиримова. Посему мне представляется, что моя история имеет не только сказочный, но и деятельный интерес».

«Питиримово разоренье»… Кирилл уже читал о нём, но как-то вскользь. Кирилл свернул лист «Доношения» и полез в Google.

«Питиримовым разореньем» раскольники Керженца называли жуткие репрессии нижегородского архиепископа Питирима. Этот мститель веры выявил в лесах Керженца 47 тысяч староверов — четверть всех раскольников России. 9 тысяч Питирим сумел загнать в никонианство, 19 тысяч обложил двойным налогом, а сколько тысяч ушло в тюрьмы и на каторги — никто не считал. Мало того: Питирим сжигал староверов заживо. Оказывается, и во времена Петра I, и ещё долго после Петра в России вероотступников жгли живьём. Это была редкая казнь, но официальная. Жертву засовывали в сруб из смоляных брёвен, заколачивали, обкладывали хворостом и на площади при всём честном народе устраивали огромный костёр.

Кирилл торопливо бегал по ссылкам.

Дата рождения Питирима не известна — примерно те годы, когда патриарх Никон впал в немилость, был низложен и осуждён. Питирим вырос на Керженце в раскольничьих селениях, энергия и дар речи сделали его расколоучителем. Но в чём-то он не сошёлся с владыками Чёрной Рамени и бежал с Керженца, покаялся, принял никонианство и жил в монастыре в Переславле. А здесь на Плещеевом озере был «морской полигон» молодого Петра. Пётр познакомился с Питиримом, монастырским строителем, и не забыл бывшего раскольника.

Много лет спустя Пётр озаботился тем, что в его керженских лесах сидят староверы — пропадает такая сила! Пётр вспомнил Питирима. И Питирим был направлен туда, откуда сбежал, чтобы вернуть под руку державы упрямых тамошних жителей.

Питирим явился на Керженец с миром. Явился как проповедник. В руке его была книга «Пращица». Для этой книги Питирим собрал 240 самых острых вопросов, которые на прениях раскольники задают никонианам, и написал свои разъяснения. Но зря он стал тягаться со златоустами Чёрной Рамени. Раскольничий диакон Александр написал другую книгу — «Керженские ответы». От аргументов Питирима диакон не оставил камня на камне. Через несколько лет Питирим озвереет, а его солдаты выловят в лесах диакона Александра. На торгу в Нижнем Новгороде ему отрубят голову, останки сожгут, а пепел бросят в Волгу. Дискуссия кончится так же, как с Никитой Пустосвятом.

Перелом в настроениях Питирима произошёл, видимо, в 1717 году. Мельников был нрав, датируя встречу Питирима с псоглавцами на Фетовом ручье 1717 годом. В 1718 году Питирим обратился к Петру с пространным планом разгона скитов, в котором чёрным по белому было сказано: непокорных «поведено убивати». И Пётр утвердил этот план своим указом чуть ли не слово в слово.

В 1719 году на помощь Питириму была прислана армейская команда гвардии капитана Ржевского, а нижегородские чиновники и священники получили приказ всеми силами содействовать миссии епископа. И началось кровавое и огненное «Питиримово разорение».

Раскольников просто выгоняли в города, конвоировали толпами. Скиты сжигали. Если жители не хотели уходить, их сжигали вместе со скитами. Расколоучителей рвали на пытках. Поля вытаптывали. Даже из почитаемых могил выкапывали гробовые колоды и высыпали на землю кости праведников: смотрите, это не мощи, и праведники ваши — не святые! Староверы побежали с Керженца на Урал и в Сибирь, где получили прозвище «кержаки». А Питирим получил от Петра звание «равноапостольного». Керженец пылал и кричал до смерти государя.

Потом новая власть одёрнула инквизитора. Размах Питиримовых деяний сократился, хотя Питирим не сводил взгляда с Керженца. В 1738 году императрица Анна Иоанновна назначила архиепископа непременным членом Синода — и почти сразу Питирим умер.

«Поведено убивати», — повторил себе Кирилл и снова развернул файлы с «Доношением» Мельникова.

«Ночлег наш у Фетова ручья воистину можно было бы назвать безмятежным. Мы разожгли очаги, для меня и для господ офицеров были поставлены шатры, ночь выдалась ясная и звёздная. Никто не мог и подумать, что из лесной чащи за нами следят нечеловеческие глаза наших преследователей.

В третьем часу пополуночи я проснулся от звука торопливых шагов и звона амуниции. Я выглянул из своей палатки и увидел господ офицеров, которые взволнованно разговаривали с перепуганным караульщиком. Торопливо надевая одежду, я услышал, как солдат прерывающимся голосом докладывает, что разбудил господ офицеров потому, что крестьяне Л-ов и В-ин, что были оставлены поддерживать огонь, удалились в лес за хворостом, и потом из леса донеслись леденящие душу человеческие стоны и звериное рычание. Господа офицеры поспешно проверили пистолеты, вынули из костра ярко горящие ветви для освещения местности и устремились к лесу, где скрылись Л-ов и В-ин. Я присоединился к военным не столько в рассуждении помощи, сколько из ответственности перед своими проводниками. Мы пересекли поляну и углубились в заросли.

В двух десятках шагов от опушки леса нашим взорам открылась жуткая картина. Пять или шесть существ терзали мёртвые тела несчастных крестьян-раскольников. В первое мгновение мне показалось, что я вижу отощавших медведей или очень крупных волков, но я понял, что меня подводит мой опыт. Это были люди с головами собак. Я не могу сказать, имелось ли на них человеческое платье, но я совершенно уверен, что собачьи головы не были масками или же какими-либо личинами, сооружёнными из голов животных, ибо маска не способна двигать челюстями без усилия рук ряженого, а руки этих существ были у меня на виду.