Сны инкуба

— Ронни, поосторожнее со словами. Как можно осторожнее.

— Ты оскорблена?

— Да. Я тебе рассказывала своё очень личное, когда меня тревожило, что Натэниел делит постель со мной и Микой, и я тебе говорила, что мы читаем друг другу вслух. Это не было жалобой.

— Что-то изменилось между тобой и Натэниелом? В последний раз, когда мы говорили, он был твоей пищей и одним из твоих леопардов, но это и все.

— Да, это переменилось.

— С тобой живут двое мужчин?

— Да.

— Двое любовников?

Я набрала в грудь побольше воздуху, и ответила просто:

— Да.

— Так как же ты меня уговариваешь сказать Луи «да»?

— Я тебя не уговариваю. Я только спросила, что ты больше ценишь — Луи или своё уединение. Он заставляет тебя выбирать, а не я.

— Но тебя выбирать не заставляют.

— Пока нет.

— Почему «пока»?

— Потому что нельзя недооценивать умение мужчин усложнять жизнь. Пока что все хорошо.

— Пока что все хорошо. И это тебя устраивает? Тебе не нужна гарантия, что они не вырежут тебе сердце и не потопчутся на нем?

— Гарантии — великая вещь, но здесь их не бывает. Тут прыгаешь в воду и надеешься на лучшее.

— В смысле выходишь замуж.

— Ронни, тут только у тебя пунктик насчёт свадьбы. Ну, может, ещё у Луи. У нас в этом смысле планов нет.

— Так что, ты так и будешь жить с ними двумя?

— Пока — да.

Я глотнула кофе и постаралась, чтобы в моих глазах не выразилось недружелюбие, которое я ощущала.

— А потом?

— Потом будет видно.

— Мне такое не годится, Анита. Я должна знать, что принимаю правильное решение.

— Не думаю, что это возможно знать, Ронни. Те, кто абсолютно уверен, что они правы, почти все очень и очень ошибаются.

— Как мне это понимать?

— А так, что выходи за него или не выходи, но не облегчай свои комплексы за счёт моей личной жизни.

— В смысле?

— Не называй никогда моих бойфрендов извратами.

— А ты не думаешь, что жить с двумя мужчинами — несколько необычно?

— Нам подходит, Ронни.

— А как относится Жан-Клод к тому, что ты спишь с Микой и с Натэниелом?

— Нормально относится.

Она наморщила лоб:

— Так ты, значит, спишь с… — она подсчитала, -…тремя мужчинами?

— Гм, с четырьмя… нет, пардон, с пятью.

— Пятью? Жан-Клод, Натэниел, Мика, и кто ещё?

— Ашер и Дамиан, — сказала я с ничего не выражающим лицом.

Про её лицо такого нельзя было сказать. У Ронни отвисла челюсть, глаза полезли на лоб, она была шокирована до потери дара речи.

Не начни она меня сегодня язвить, я бы ей это сказала как-то помягче или вообще не сказала бы. Сначала Ронни не могла смириться с моим романом с вампиром, потом с тем, что мне не мешает живущий в доме мужчина, ещё меньше — с тем, что я живу с двумя мужчинами и мне это нравится. По сравнению с этим два лишних вампира — пустячок.

— Позволь мне спросить прямо: ты с ними со всеми трахаешься?

Имелось в виду: совокупляюсь ли я с каждым из них? Строго говоря, нет, но так как в списке «нет» после сегодня остался один Натэниел, то я ответила:

— Да.

— И когда это все случилось?

— Ашер — после того, как ты ясно мне дала понять, что тебе не нравится мой роман с Жан-Клодом, потому что он вампир. И я перестала тебе рассказывать о вампирах в роли бойфрендов.

— А когда Натэниел получил повышение от еды до секса?

— Недавно.

— А Дамиан? Ведь Дамиан даже не был на радаре.

— Такой уж выдался напряжённый день.

Она снова вытаращилась на меня.

— Ты серьёзно? Только сегодня?

Я кивнула, почти наслаждаясь её удивлением.

— И ты ничего мне не рассказала!

— Ты не хотела слышать. Ты бесилась из-за Жан-Клода, и тебе противно было слышать, что мне в жизни с Микой нравится именно то, что ты ненавидишь в жизни с Луи. Ты сама сказала, что тебе трудно стало со мной говорить, потому что я так радуюсь всему, что тебя бесит.

Она испустила долгий-долгий вздох.

— Прости. Я слишком от тебя отдалилась.

— Мне не хватает наших разговоров.

— Разговоры-то были, — ответила она, — но мы обе стали фильтровать, что друг другу говорим. Дружба этого не выдерживает.

Она покачала головой.

— Да, — сказала я, — не выдерживает. Можно не все рассказывать, но столько скрывать — это перебор.

— Я все равно не верю Жан-Клоду, и это ты меня учила, что вампиры — это просто покойники, как бы ни были они соблазнительны.

— Я сменила мнение.

— А я нет.

— Так что о вампирах в моей жизни мы говорить не будем.

— Остаются ещё двое, о которых можно говорить.

— Только если ты не будешь их сравнивать с бифштексом и молочным коктейлем.

— Послушай, последний раз, когда ты говорила о Натэниеле, ты жаловалась, что тебе рядом с ним очень неловко. Ты говорила о нем так, как я думала о Луи, так что в те времена жалобы у нас были одни и те же, но ты стала меняться. И когда говорила о Натэниеле, стала просто размякать.

— Да?

— Да, — кивнула она.

— Странно, насчёт меня и Натэниела все заметили раньше меня, даже Ричард.

— Что?

Я покачала головой:

— О Ричарде я говорить не хочу. Скажу одно: я видела его новую девушку.

— Господи, когда это?

Я помотала головой, потому что никак нельзя было рассказать, не упоминая о вампирах больше, чем Ронни хотела бы слышать. Сам факт, что она раздражалась, когда я упоминала о вампирах в моей жизни, делал невозможным разговоры с ней об этой самой жизни. Как мне объяснить, что произошло сегодня между мной и Ричардом, не упоминая ardeur, Жан-Клода, Дамиана и прежнего мастера Дамиана? А если рассказать, начнётся лекция насчёт того, как Жан-Клод губит мою жизнь из гнусных побуждений. Жан-Клод — это Жан-Клод, и я с этим какое-то время назад смирилась.

Наконец я смогла произнести какие-то из этих мыслей вслух. Недавно я поняла, что правда — это единственный способ сохранить отношения, тем более развить. Я хотела, чтобы мы снова стали с Ронни подругами, настоящими, если это возможно.

— Почти все, что сегодня было, вертится вокруг вампиров, Ронни. Если я не могу тебе о них говорить, то даже начать не могу рассказывать, что произошло.

— Жан-Клод ещё сильнее запутал твою жизнь.

Я покачала головой:

— Вряд ли Жан-Клод мог бы такое придумать даже в кошмарном сне. Кроме того, он вообще вышел из себя, что Дамиан получил меня первым.

— Первым? То есть он расстроился, что вы с Дамианом стали любовниками?

— Не могу сказать. Секс у нас был, а насчёт остального я ещё не решила.

— Ты всегда считала, что совокупление есть обязательство, Анита. Я этого никогда не понимала. Секс есть секс, бывает хороший, бывает не очень, но всего лишь секс, а не клятва верности.

Я пожала плечами:

— В несогласии по этому пункту мы давно с тобой согласились.

— Да, было. Ты, сколько я тебя знаю, была моногамной. Один-единственный спутник до тех пор, пока тебе не перехочется с ним встречаться или ты не решишь, что он не заслуживает оставаться твоим единственным. Пока не появился в твоей жизни Жан-Клод, ты была такая правильная, как никто. То есть я не считала себя распутной, пока тебя не встретила и не сравнила. Рядом с тобой, монахиней, любая казалась шлюхой.

И это тоже было сказано с жёлчью.

— Я не знала, что у тебя такое чувство.

— Ничего плохого в нем не было, ты даже помогла мне удержаться от некоторых неудачных решений. Я в тех случаях думала: а что скажет Анита? Подожду, выясню, есть ли у парня что-то, кроме смазливой морды.

— Ух ты! Никогда раньше ни у кого не была ангелом-хранителем.

Она пожала плечами:

— Меня не раздражали твои моральные ценности по сравнению с моими. Я просто не понимаю, как это вышло, что передо мной монотонная жизнь в моногамии, а у тебя гарем. Просто это кажется неправильным.

Вот тут я могла согласиться.

— Погоди, моногамия моногамией, но ты мне говорила, что такого секса, как с Луи, у тебя никогда не было.