Слуга праха

Ну вот, остался только Доби. Увидев, как рухнули на тротуар братья, он со всех ног бросился бежать — так быстро, как только мог, прокладывая путь сквозь толпу. Я нагнал его и схватил за плечо…

«Подожди, постой…» — успел сказать он, прежде чем я всадил нож и в него — трижды, чтоб наверняка, — и оттолкнул к стене.

Невольные свидетели отворачивались и проходили мимо. Доби сполз по стене и замертво растянулся на тротуаре. Какая-то женщина выругалась, споткнувшись о его левую ногу.

Теперь я осознал всю гениальность их преступления в этом перенаселенном городе. Однако времени на размышления не оставалось: я должен был вернуться к Эстер.

Я окончательно обрел тело, и теперь, на пути к стеклянной двери магазина, вынужден был пробираться через толпу как обыкновенный человек.

В магазине стоял невообразимый шум, люди кричали и старались пробиться в отдел одежды. Все взгляды были устремлены на нее. Расталкивая толпу, я тоже направился туда. Теперь я мог дотронуться до своих волос и бороды и ощутить их под пальцами.

Наконец я увидел ее: под покрывалом на белых матерчатых носилках. Ее голова была повернута в мою сторону, огромные глаза с перламутровыми белками смотрели на меня, изо рта тонкой струйкой текла кровь — медленно, вяло, словно из пересыхающего источника.

Какие-то люди громко уговаривали зевак разойтись. Пожилой мужчина отчаянно рыдал над девушкой. Этот сутуловатый, седой, морщинистый человек был ее шофером, а возможно, и телохранителем. То и дело кланяясь, он оплакивал Эстер на языке евреев: очевидно, старик очень любил ее. Я осторожно проталкивался все ближе.

На бешеной скорости к магазину подлетела белая машина с красными крестами и крутящимися сигнальными огнями на крыше. Вой сирены показался мне невыносимым, он острым ножом резал слух. Впрочем, не следовало обращать внимание на собственную боль. Эстер еще дышала, жила, и я должен был поговорить с ней.

Ее подняли высоко над толпой, будто жертвенное подношение, и перенесли в «скорую помощь». Пока задние двери машины не захлопнулись, блуждающий взгляд девушки все искал кого-то… или что-то…

Собравшись с силами, я растолкал всех, кто стоял на пути, ударил ладонью по длинному окну белой машины и, прижавшись носом к стеклу, заглянул внутрь. Я увидел ее. Посмотрел в уже подернутые пеленой смерти глаза…

Я услышал ее едва уловимый шепот — слова слетели с губ подобно колечку дыма.

«Служитель… Азриэль… Служитель праха…»

Люди, оказывавшие Эстер помощь, склонились к ее лицу.

«Что, милая? Что? Вы что-то сказали?» — спрашивали они.

А она продолжала смотреть на меня сквозь стекло, повторяя те же слова. Я видел, как шевелятся ее губы, слышал голос. Я улавливал ее мысли.

«Азриэль… — шептала она. — Служитель праха…»

«Они мертвы, дорогая!» — крикнул я.

Никто из тех, кто толпился рядом, стараясь, как и я, увидеть Эстер, не услышал мои слова.

Какое-то время мы смотрели друг на друга. А потом ее душа отлетела, вспыхнув на краткий миг и еще сохраняя очертания тела… Волосы распростерлись, будто крылья, обращенное вверх лицо лишилось выражения… Она словно навсегда прощалась с земным миром. Впрочем, кто знает… Наконец душа воспарила и пропала в луче ослепительного света. Я отвернулся от яркого сияния, а потом свет исчез.

Пустое тело осталось лежать на носилках.

Двери машины захлопнулись.

Сирена вновь резанула слух.

Машина с ревом сорвалась с места, сигналя, проложила себе дорогу и влилась в поток автомобилей. Вздыхая и охая, люди медленно расходились. А я словно прирос к тротуару и не мог сделать шаг. Ее душа покинула мир.

Я поднял глаза, но увидел лишь спешащих мимо людей. Кто-то больно наступил мне на ногу, обутую в такой же тяжелый башмак, какие носили мои враги. Меня едва не спихнули с узкого тротуара.

Машина уже пропала из виду. Никто в толпе еще даже не подозревал, что в жалкой сотне футов отсюда лежат мертвые Эвалы. И мне вдруг, не знаю почему, пришло в голову одно воспоминание, точнее, забавное замечание греческого историка Ксенофонта — или Геродота? — о завоеванном Киром Вавилоне. Историк сказал, что Вавилон был настолько перенаселен, что потребовалось целых два дня, чтобы весть о его захвате достигла тех, кто жил в центре города.

Что ж, ко мне это не относится.

«Вы знаете, кто это?» — услышал я мужской голос.

Человек говорил по-английски, с явным нью-йоркским акцентом.

Я обернулся, намереваясь ответить. Глаза мои наполнились слезами.

«Они убили ее», — хотел сказать я, но с губ не сорвалось ни звука.

Мужчина кивнул, заметив мои слезы. Боже! Он желал меня утешить.

«Это дочь Грегори Белкина, — произнес другой мужчина. — Эстер Белкин».

«Дочь Белкина…», «Храм разума…», «Храм божественного разума…» — слышалось со всех сторон.

Для меня эти слова ничего не значили.

«Господин мой! — мысленно взмолился я. — Назови себя или покажись! Кому же я понадобился? Кто заставил меня стать свидетелем этого?»

«Девочка Грегори Белкина… Хранители…»

Я не знал, куда идти.

Тем временем тело мое начало таять, я чувствовал, как оно стремительно рассеивается, словно повелитель приказал всем частичкам, составлявшим мою плоть, исчезнуть, как если бы велел мне возвращаться в прах. Еще несколько мгновений я цеплялся за вихрь частичек, убеждая их сохранить мне тело, но тщетно. Я смотрел на свои руки и ноги и видел сквозь них стоящие на тротуаре грязные парусиновые ботинки с кожаными вставками.

«Азриэль, оставайся живым!» — вырвалось у меня.

«Не переживай, сынок», — сочувственно произнес человек рядом.

Он смотрел на меня с жалостью и, похоже, готов был меня обнять.

Я провел ладонью по лицу и увидел, что она мокра от слез.

Тут поднялся ветер — тот ветер, что всегда прилетает за духами. Я постепенно терял силу.

Мужчина искал меня взглядом, но не находил. Не понимая, в чем дело, он решил, что голос ему просто почудился.

А вскоре и мужчина, и все, кто был вокруг, да и сам город исчезли.

Я перестал существовать.

Я все еще пытался разглядеть хоть что-то внизу, однако не видел ни толпы людей, ни места, где в лужах крови лежали мертвые Эвалы. Впрочем, возможно, их уже увозили — так же бережно, как и темноволосую королеву, богиню, смотревшую на меня перед смертью. Я действительно слышал ее слова. «Азриэль, Служитель праха», — сказала она. Я уловил ее тихий шепот, ведь как дух обладал особенным слухом, в то время как остальным, кто находился с ней в машине, это было не под силу.

Меня подхватил ветер, я различал в нем завывания духов. Повсюду я видел обращенные ко мне лица, руки, пытавшиеся схватить меня, и, как всегда, просто отворачивался. Я освободился от плоти. На краткое мгновение я в последний раз разглядел слабые очертания собственных рук, ощутил слезы на лице… Да, все так… А потом я вновь стал мертвецом.

«Возвратись в прах, Азриэль», — будто услышал я.

Теперь я был в безопасности.

Вот ты и знаешь, как все произошло. Почему я восстал из праха без призыва нового повелителя и сделался свидетелем преступления, отомстив убийцам? Тьма полностью поглотила меня. Я пребывал в безопасности, но против своего желания, ибо жаждал найти человека, пославшего Эвалов убить ее.

15

Прошло время.

Я ощущал его лучше, чем прежде. Я прислушивался к тому, что происходило. Я присутствовал в том мире и понимал, что он собой представляет, — более или менее, как обычно. Наберись терпения, и я расскажу, что случилось дальше.

Теперь я знал столько же, сколько живые люди — мужчины и женщины, которых я встречал на улицах Нью-Йорка.

Отдельные личности производили благоприятное впечатление: эмоциональность сочеталась в них с прекрасным образованием.

Призракам не нужно размышлять. Призраки не испытывают удивления или потрясения.

Но освобожденный от плоти разум призрака способен собрать в себе огромный, возможно, беспредельный объем всего, что скрыто в умах находящихся рядом людей, всего, что представляет для них ценность.