Воскрешение (СИ)

   - Есть только один способ укоротить строптивый нрав царицы,- проговорил Унгар.- Необходимо вновь обратиться за помощью к армии. Царица вместе со своим сыном задумала установить новые порядки в Египте. Вот, только сын то её так и остался незаконнорожденным. Я уверен, что армия нас поддержит. Военные не станут подчиняться самозванцу. Главнокомандующий - мой хороший приятель. Я расскажу ему всё, как есть. Пусть вводит армию в Александрию. Посмотрим, что тогда скажет Изида. Придётся ей умерить свои аппетиты в отношении трона. Вот, только амазонки у входа без боя меня не выпустят. А нам сейчас шум ни к чему.

   - А никакого шума и не будет,- спокойно сказал Месхет.- Дело в том, что амазонкам приказано не выпускать только меня. На твой счёт у них никаких распоряжений не было. Ты им скажи, что приказ царицы надо выполнять точно. Уверен, что они тут же тебя пропустят. Ты не обижайся на меня Унгар, но я заметил, что все военные, когда дело касается приказов их начальников, становятся туповатыми. А амазонки хоть и женщины, но всё же военные.

   - Ладно, не обижаюсь,- добродушно согласился начальник стражи.- Я, честно говоря, и сам уже это заметил. А ты молодец. Я, насчёт амазонок, как-то и не сообразил.

   - Торопись,- серьёзно проговорил Месхет.- А то я волнуюсь, как бы у Изиды планы не изменились. У женщин планы могут меняться вместе с настроением или с изменением погоды за окном. А настроение у женщин так же непредсказуемо, как и пути Господни.

45. Исход из Назареи.

    Иосиф зашёл в комнату грознее дождевой тучи. Не поздоровавшись с женой, он сел за стол и положил перед собой руки, плотно сжав кулаки.

   - Что-то случилось?- поинтересовалась Мария.

    Муж, молча, продолжал смотреть в одну точку. Обычно он так себя вёл, когда случались большие неприятности. Мария, зная привычки своего мужа, тут же попыталась разрядить обстановку и предложила:

   - Иосиф, давай я тебя покормлю. Я приготовила твои любимые сырники. У нас ещё осталось персиковое варенье, которое ты так любишь.

   - Твой сын меня в гроб загонит раньше времени,- хмуро произнёс Иосиф.

   - Что там опять произошло?- взволновано спросила Мария.- Чем он опять тебе не угодил?

   - На этот раз не мне,- пояснил Иосиф.- Я уже давно привык к его выходкам и стараюсь не обращать на них внимание. Он сорвал молитву в синагоге. Меня только что встретил на улице ребе и сказал, что во время службы в храме, Иегуа пожаловал туда со своими дружками, которые почему-то называют его "учителем", и выступил там с такой проповедью, что несчастному ребе и его помощникам пришлось выталкивать их взашей. Ребе сказал, что всё это безобразие закончилось дракой.

   - А что же Иегуа такого наговорил?- всполошилась Мария.

   - Откуда я знаю?- продолжал злиться Иосиф,- меня же там не было. Ребе сказал, что, если Иегуа не прекратит свои выходки, то нас выгонят из Назареи. Я уже не знаю, что с ним делать?

    В этот момент в комнату вошёл Иегуа. По выражению лиц отца и матери, парень понял, что обстановка в доме накалённая.

   - Здравствуй, отец,- приветливо произнёс Иегуа.- Ты чем-то расстроен?

   - Он ещё спрашивает,- раздражённо проговорил Иосиф.- Послушай, Иегуа, ты, что специально это делаешь?

   - Что делаешь?- переспросил парень.

   - Перестань претворяться, будто ты не понимаешь, о чём идёт речь,- разгневался Иосиф.- Ребе мне всё рассказал о твоей выходке в синагоге. Ты, что не понимаешь, чем это может закончиться? Нас могут выгнать из Назареи. Куда мы, по-твоему, тогда пойдём? Мне уже семьдесят лет. У меня уже нет сил, начинать жизнь сначала.

   - Я ничего такого не делал в синагоге,- попытался оправдаться Иегуа.- Я только попросил ребе, чтобы он объяснил простыми словами то, что написано в торах и Талмуде. Я же не виноват, что он не смог этого сделать. Потом я у него спросил, зачем всё время читать то, что невозможно объяснить обычными словами? Ведь всё равно никому ничего не понятно. А ребе начал кричать, называть меня богоотступником и богохульником. Я ему ответил, что я ни от кого не отступал, а уж тем более никого не хулил. Просто я хочу понять, чему нас учит Бог иудеев. Вот, после этого и началась драка. Но ребе первый набросился на нас со своими помощниками. Мы только защищались.

   - Кто это мы?- поинтересовался Иосиф.- С кем ты связался? Откуда только взялись эти твои друзья-бездельники. И почему они тебя называют "учителем"?

   - Они не бездельники,- возразил Иегуа.- Андрей и Симон - рыбаки, Иоанн и Матвей - каменщики, а Иуда - ещё учится, он хочет понять мир, в котором мы живём.

   - Послушай, Иегуа,- произнёс Иосиф,- тебе, что больше всей надо? Зачем ты пристаёшь с дурацкими вопросами к ребе? Ты, что не можешь, как все нормальные люди сходить в храм, если тебе так нравиться там бывать, спокойно слушать священника и не раздражать людей своими мудрствованиями? А твои друзья и есть настоящие бездельники и смутьяны. Знаю я этих "рыбаков" Андрея и Симона. Бросили они своё занятие, и рыбу давно не ловят. Они и семьи свои бросили. Их жёны жалуются, что они совсем не заботятся о них. И ты хочешь сказать, что это нормальные и порядочные люди? Иегуа, что я тебе сделал плохого? Почему ты не даёшь мне спокойно дожить в родном моём городе, отпущенные мне Богом года? Может, я чем-то тебя обидел?

   - Что ты говоришь, отец?- виновато сказал парень.- Я не хотел причинить тебе страдания. Просто, наверное, мы по-разному с тобой понимаем смысл жизни. Но я не хочу, чтобы мы стали врагами. У меня нет намерения, с тобой ссориться. Ты прав, я невольно разрушаю твою жизнь и причиняю тебе боль и страдания. Не сердись на меня. Я уйду из дома. Пойду в Иерусалим. Хочу повидать столицу, людей, которые там живут. Может, они меня поймут и услышат.

   - Люди везде одинаковые,- проговорил Иосиф.- Что в Назарее, что в Иерусалиме - разницы никакой. Вряд ли ты найдёшь там понимание. Я тебя из дома не выгоняю, но и удерживать не стану. Решил уходить, уходи. Может, и вправду тебе родной дом стал тесен? Делай, как считаешь нужным, в конце концов - это твоя жизнь. Только эти твои проповеди - вещь не безопасная. Ты ими раздражаешь священников, а у них - власть. А власть не любит умников. А, вообще-то, мне порой кажется, что ты не мой сын. Не обижайся на меня за это.

    Иосиф посмотрел на Марию. Женщина склонила голову и плакала. Иегуа подошёл к матери, обнял её, поцеловал и вышел из дома.

46. Бунт в Александрии.

    Не бывает лучшей погоды, чем в осенний солнечный день. И не в сентябре, когда солнце, ещё не желая расставаться с летом, может показать свой строптивый характер. Другое дело в октябре, когда светило уже смирилось с тем, что ему придётся на время умерить пыл и перестать мучить людей своей неуёмной энергией хотя бы месяца на три, четыре, по крайней мере, до весны. Такие дни просто сказочные. Мягкие солнечные лучи, слегка прикасаясь к лицу, приятно ласкают кожу и навевают сладко-тоскливые воспоминания об уходящих тёплых днях. И становится немного грустно, как будто что-то потерял навсегда, и неумолимое время безвозвратно ушло и больше никогда не возвратится.

    Марк Цинтерий и Сирень быстро продвигались по улицам Александрии, направляясь во дворец к царице. Наместника совершенно не радовал октябрьский солнечный день, у него было неспокойно на душе. Марку казалось, будто должно случиться что-то нехорошее. На мгновение у него даже возникла мысль:

   - А не связаны ли мои переживания с этой девушкой? Странная она, какая-то. Создаётся впечатление, что Сирень не та, за кого себя выдаёт.

    Цинтерий тряхнул головой, словно пытался освободиться от навязчивых подозрений. В это время они приблизились к дворцу.