Тьма придет за тобой

– Неужели этот Тэо, или как там его, не оставит нас в покое?

– У зла много имен, однако, если знать имя демона, с которым мы имеем дело, станет гораздо легче избавиться от него.

– Мы сможем убить его? – спросил я.

– Нет, Оливер, – улыбнулся отец Ганкель, – к сожалению, мир устроен так, что свет не может существовать без тьмы. Не в нашей власти нарушать это равновесие. По рассказам Анны, я могу судить, что вы имеете дело с Асмодеем, могущественным демоном. Он правит вожделением, блудом, ревностью и одновременно местью. Разрушение и ненависть следуют за ним по пятам, сея повсюду свои семена смерти. Если обратиться к «Молоту ведьм» – его называли князем инкубата и суккубата. Римма, о которой говорила твоя сестра, являлась суккубом, который спровоцировал сначала вашу мать, а потом и твою сестру. Роберт Бертон называл Асмодея, князем четвертого чина демонов: «карателей злодеяний», «злобных мстительных дьяволов». Бертон, хоть и был актером, знал толк в том, что говорил. Его так же называют начальником всех игорных домов, а оккультисты относят его к демонам луны. Еще во времена древности, когда не родился спаситель, он был известен персам, которые звали его «Айшма-дэв». Они звали его одним из духов, составляющим триаду зла. Я не имею понятия, как эта тварь оказалась в вашем доме. Но считаю, что отец Анны сразу понял, что их садовник совершенно не садовник, и имеет виды на его жену и дочь. Простите, мне очень жаль, что демон проник именно в вашу семью, но что его привлекло и кто. Насколько мне известно, он не разменивается по мелочам.

Я слушал Ганкеля и постепенно проваливался в сон, мои веки закрывались, словно налившись свинцом. Не знаю, как это произошло, но именно с этого дня меня стали преследовать странные вещи. Вне зависимости от своего самочувствия, я начал впадать в кратковременный паралич, что стало началом моей болезни. Это происходило в любое время, в любом месте. Так я остался без работы, и Анна взяла полностью опеку надо мной. В своих снах я бродил по странному острову. Зеленая роща шептала мне что-то ласковое, я что-то искал там, но никак не мог найти. Лес оживал после пожара, оправляясь от адского пламени.

Это был маленький остров, на котором я был счастлив. В полном одиночестве я находил время на все, что мне было дорого, потом в реальном мире, когда мой разум бодрствовал, я скучал по своему острову. Там не было страхов и боли, мыслей о смерти и обо всем том, что случилось с моей семьей. Я понимал, что еще слишком молод. Слишком молод, чтобы отказываться от прежней жизни, и, в конечном счете, умереть. А в реальной жизни я умирал, приступы становились чаще и длились уже не несколько минут, а около часа. Анне пришлось нанять сиделку, которая не смогла у нас долго находиться. Я помню ее, и то, как она смотрела на меня. По бледным щекам катились слезы, и она не в силах была что-либо сказать. На следующий день она уволилась, и я снова был предоставлен сам себе. Анна надеялась, что со мной ничего не случится, пока она не найдет новую сиделку.

Следующей была Мизуко, симпатичная молодая девушка, которая начала мне нравиться. В ее глазах сначала было столько блеска, она с удовольствием рассказывала, как переехала в Гарлемдолл из Чинэтсу, что на юге японских островов, и как ей нравится учиться на медицинском факультете. Мне нравилась Мизуко и, как я понял позже, тоже нравился ей. Однако после месяца работы, она спешно уволилась, и я не смог ее больше увидеть и очень скучал. Мой остров снова стал моим прибежищем, куда я убегал от своих терзаний и мыслей, где одиночество было приятным спутником. Там я мог общаться сам с собой и ответить на все существующие вопросы.

Я выпросил телефон Мизуко у сестры и как-то вечером позвонил ей. Узнав, что это я, она бросила трубку. Я набрал снова и спросил, почему она так поступает со мной.

– Ты мне нравился, Оливер, а … ты …, ты поступил со мной… как со шлюхой!

– О чем ты говоришь? – я не мог понять, что с ней происходит.

– Ты болен, Оливер, я больше не могла выдержать того, что ты делал со мной.

– Но ты нравишься мне, Мизуко, разве я мог обидеть тебя? – мой голос задрожал, я ощутил, как грудь сдавило, словно металлическим обручем, – возможно, я болен, но я не сумасшедший…

– Тот с кем я говорю, может и здоров, но то, что внутри тебя – настоящее зло.

– Что произошло, Мизуко?

– Прости, но я не хочу об этом… – она повесила трубку, и мне стало нестерпимо больно. Я не мог понять, что со мной происходит. Глаза стали тяжелеть, я снова окунался в свой сказочный вымышленный мир, который возможно и существует где-то.

Остров встречает меня тихим дыханием зеленых листьев, здесь не бывает осени, здесь не встает солнце по утрам, тут всегда день и вечное лето. Я медленно иду в лесную глушь, зная, что скоро получу ответы на свои вопросы. Из-за дерева выходит ко мне на встречу мое второе «я». Оливер– два улыбается и машет мне рукой. У него неприятная улыбка и небритые щеки. Взгляд какой-то безумный, странный, блуждающий.

– Ты не привел свою подружку? – улыбнулся он. Я отпрянул, увидев, что его зубы покрыты коричневым налетом и напоминают скорее гнилые зубы мертвеца.

– Кто ты такой? – спрашиваю я и получаю в ответ язвительную усмешку.

– Я – это ты, – он показал на меня пальцем, – а ты – это я, – он снова рассмеялся, его гадкий смех, давил и резал слух, – идем, я тебе покажу, чего так испугалась первая сиделка Бонни, так ее, кажется, звали?

Я киваю в ответ и следую за ним, не замечая, как сумерки, которых еще ни разу не было на моем острове, окрашивают небо в чернильный свет. Хижина, словно построена в незапамятные времена. Старый одноэтажный дом, состоящий из нескольких комнат. На полу разбросана одежда и… человеческие останки.

– Боже, – покачнувшись, я чувствую, как желудок сжимается, а тошнота заставляет выбежать обратно. Но, распахивая дверь, ища выход, я снова забегаю в эту комнату. В комнату полную боли, смерти и ужаса. Они все здесь. Мертвые, расчлененные.

– Жаль, что Мизуко не пришла, – другой Оливер склоняет голову на бок, – ей бы понравилась эта игра. Я закрываю глаза и вижу, как держу Мизуко за руку, как начинаю проваливаться в свой припадок и с жаром рассказываю о девушках, женщинах, которых привозил на свой остров, чтобы жестоко убить, насытившись их плотью. «Это сладкая смерть, когда они еще не понимают, какая им уготована участь, ты не знаешь, кто я, Мизуко, ты должна быть счастлива тем, что я выбрал тебя. Посмотри, как трепещет твое сердце, как по коже пробежал огонь. Я вижу, девочка, что ты страстно желаешь меня, и я помогу тебе в этом…» Я закрываю лицо руками, но не могу проснуться, я бью себя по щекам, а мерзкое чудовище смеется.

– Прекрати! – я кричу, и мой голос срывается до хрипа. – Это всего лишь сон, это просто остров, который я выдумал в своем воображении, а вот кто ты…

– Я – твоя вторая сущность, Олли, – усмехнулся другой, распахивая свои руки для объятий, – иди ко мне братец, их так много: красавиц, уродок, шлюх и девственниц – все они будут принадлежать нам.

Мне плохо, спазмы в выворачивающемся желудке заставляют меня согнуться пополам. Я вижу лица девушек, их отрезанные головы, кровь, что расписала стены этого жуткого аттракциона смерти почерком боли, я чувствую запах гниения и в тоже время пота, страсти, дорогого табака и вина. Все плывет перед глазами, я падаю лицом вниз, рядом с отрезанной головой мертвой девушки. Мне кажется все это сном, который скоро закончится. Неожиданно глаза на отрубленной голове открываются, губы с запекшейся кровью, что-то говорят. Мне уже не страшно, мне уже все равно. Я ощущаю, как сон наваливается на меня.

– Улица Белых слонов, – шепчут губы мертвой, – там мы встретились…

4 глава

Анна боялась звонить в агентство, уже три девушки уволились без объяснения причины. Она не понимала, что такое делает ее брат, казавшийся вполне нормальным, если бы ни потеря сознания и паралич. Ни один врач не мог поставить диагноз, все говорили лишь то, что хотела слышать Анна, и ни один не брался за лечение, пока не появился доктор Крисс. Анна подъехала к дверям клиники и, выпив успокоительного, вышла из машины.