Голод. Последний вампир

 — Мне так жаль, Мириам. Они, наверное, были красивыми. — Ей хотелось успокоить эту женщину... и еще ей хотелось сесть. Она действительно очень устала.

 — В этом языке нет слов, чтоб описать их. Они были — атоепае.Это латынь. В этом слове заключена щемящая сердце боль при виде красоты мира. Вергилий использовал его, описывая, как Эней прощался с Илионом. Он видел его в последний раз. Так и эти цветы — последнее видение, щемящая красота радуги.

 — Я понимаю... — Сара немного знала латынь, в пределах своей профессии. — Почему бы нам не присесть? Я немного не в себе, — и, улыбнувшись, добавила: — Слишком много всего было. — Она коснулась плеча Мириам — и удивленно отдернула руку, Кожа была твердой, как камень. Искусственная рука? Нет, вряд ли...

 — Выпейте еще кофе, — посоветовала Мириам. — Он на кухне.

 Сара предпочла бы, чтобы Мириам сходила сама, но ей очень хотелось кофе, и, устало вздохнув, она вышла из комнаты. Пройдя столовую — вид у нее был какой-то запустелый, словно ею никогда не пользовались, — она оказалась на кухне. Не удивительно, что столовая имела такой вид: кухня блистала чистотой — и пустотой. В этом доме никто никогда не ел. Сара проверила пару шкафчиков — они были совершенно пустыми. Печь — старая, но идеально чистая. Единственный «мусор» располагался на буфетном столике — открытая полуфунтовая пачка кофе в зернах, кофемолка и кофейник с остывающим напитком.

 Это место едва ли можно было назвать домашним очагом...

 Внезапно какая-то тень мелькнула за оконными занавесками. Мелькнула и пропала, чтобы спустя мгновение появиться перед дверью, четко выделяясь на белом ситце, закрывавшем стекло. Послышался шепот, но Сара была слишком перепугана, чтобы ответить. Когда же зашевелилась ручка, голос вернулся к ней и она закричала.

 Мириам в мгновение ока оказалась рядом.

 — Заперто! — крикнула она. — Заперто и поставлено на охрану!

 Тень исчезла.

 Саре захотелось как можно скорее выбраться отсюда. Но не могла же она просто так бросить эту женщину!

 — Вызовите полицию, — сказала она. Язык у нее заплетался, хотя, несмотря на очевидную опасность, чувствовала она себя до странности спокойно.

 — Нет! — Мириам схватила ее за плечи и встряхнула так, что зубы у Сары клацнули.

 Помни, она не человек. Не человек!Что бы здесь ни происходило, это может быть совсем не тем, чем кажется на первый взгляд. Нельзя забывать об этом. И — о Господи! — нельзя засыпать! Что с ней такое происходит?

 — Мне... я сожалею, — сказала Мириам. Она отыскала в ящике стола бумажные носовые платки и высморкалась. — Пойдемте отсюда. Он не будет нас больше беспокоить.

 Она провела Сару в библиотеку, где было немного темнее, чем в других комнатах.

 — История, — произнесла Мириам, махнув рукой на бесчисленные полки с книгами. — Что думаете вы об истории?

 Сара не в состоянии была отвечать на сложные вопросы. Она так устала, что любой звук воспринимался ею с удивительной отчетливостью. Она услышала далекий гудок автомобиля. Глаза скользили по комнате — древние тома, шкафчики с застекленными дверцами, за которыми виднелись сваленные в кучу свитки... Как темно здесь! Эта комната не вызывала приятных ассоциаций. Более того, она казалась просто ужасной — из-за запаха плесени, из-за этих черных старых книг. Сара тряхнула головой. Надо выбираться отсюда.

 — Нам бы хотелось, чтобы вы вернулись в клинику.

 Мириам смотрела на нее чуть ли не смущенно.

 — Почему я должна возвращаться? Чтоб меня показывали как диковинку?

 — Чтобы мы смогли облегчить ваши страдания. Мириам, подойдя к ней, взяла ее за руки. Вблизи эта женщина казалась еще выше. Саре отчаянно хотелось вырваться, отступить, но она и шага не могла сделать — она слишком устала.

 Речь Мириам была размеренной, глаза внимательно смотрели на Сару.

 — Сара, нам с вами предстоит еще многому научиться, но я сейчас слишком взбудоражена и мне нужно некоторое время, чтобы прийти в себя. Простите меня — вероятно, мое поведение кажется вам странным.

 — Я все же не понимаю, почему вы не вызовете полицию. Они обеспечили бы вам защиту...

 — На некоторое время. А что будет, когда они уйдут? А ведь они уйдут, рано или поздно.

 — Ладно, это не мое дело. Хотя на вашем месте я все же обратилась бы в полицию. Вам угрожает опасность. Кто бы это ни был, он может появиться здесь в любой момент.

 Эти слова заставили Мириам бросить взгляд в сторону коридора, ведущего в заднюю часть дома.

 — Если он войдет, зазвучит сигнал тревоги. У меня прекрасная сигнализация.

 — А если он сделает что-нибудь другое? Подожжет дом, например, пока вы спите, — ведь никогда нельзя сказать заранее, что может вытворить такой человек.

 — Он не станет, это несомненно. — Мириам затравленно огляделась, вдруг почувствовав себя запертой в четырех стенах, словно в клетке. — Нет — Она, по-видимому, была очень напугана.

 Сара постаралась воспользоваться своим преимуществом:

 — Извините, что я все время возвращаюсь к этой теме, но полагаю, это было бы весьма кстати.

 — Я не буду возвращаться сейчас в Риверсайд, Сара. Нам с вами нужно многое обсудить, и мы можем сделать это прямо здесь.

 — И оборудование, и специалисты — в Риверсайде, и сейчас еще слишком рано что-либо обсуждать. Этим можно будет заняться позже, когда начнется курс лечения.

 — А кто же будет меня лечить? Вы? — Мириам шагнула к Саре, и на сей раз угроза ощущалась не снаружи. — Нам очень многое надо обсудить.

 — Пожалуйста, Мириам... — Да что же это такое! Она как будто молит ее о пощаде. Соберись, возьми себя в руки! Она закрыла глаза, затем удивленно открыла их. Она умудрилась на мгновение заснуть — стоя.

 Мириам схватила ее за запястье.

 — Вы, несомненно, уделите мне немного своего времени.

 Этого уже Сара не могла вынести — все ее тщательно оберегаемые эмоции вдруг хлынули потоком, побуждаемые силой этой стальной хватки.

 — Отпустите меня, — взмолилась она, слабо пытаясь вывернуться, ощущая в запястье острую боль.

 Мириам рассмеялась ломким, звонким смехом. И на мгновение истина мелькнула в ее глазах. Сара увидела в них непреодолимый, душераздирающий ужас, малодушный страх загнанного в угол животного.

 Мириам, обхватив Сару своими сильными руками, прижала ее к себе. Надо отбиваться, мелькнуло в голове, кричать в панике, но она так устала... Она едва сознавала, что происходит. Мириам подняла ее с пола.

Последнее, что она почувствовала, — это приятное покачивание, когда Мириам, выйдя из комнаты, быстро понесла ее вверх по лестнице.

8 

Где-то вдали слышалось пение. Проникновенная чистота голоса вывела Сару из забытья. Так не хотелось покидать уютное, теплое место, где она скрывалась, но этот голос... Она вскочила, и красный туман был вокруг, а пение — пение доносилось откуда-то издалека, сквозь туман. Сара чуть не плакала — она не видела своей матери с пятнадцати лет.

— Своей матери, которая пела, заплетая ей волосы...

 — Пела в машине во время поездки в Йеллоу-стоун...

 — Пела в церковном хоре, и голос ее звучал чисто и проникновенно...

 — Матери, которая умерла... И голос ее растворился во времени.

— Сара... Открой глаза, Сара.

 Гул стихает, превращаясь в головную боль, красный туман рассеивается...

 Сара лежала на высокой старинной кровати с атласным постельным бельем. Между ней и потолком — голубой кружевной балдахин.

 Раздалось шипение сифона. Мириам протянула ей стакан воды.

 — От этого вы почувствуете себя лучше. Сара взяла его. Когда холодная вода коснулась ее губ, память вернулась к ней.

 — Мне надо идти, — сказала она.

 — Да. Уже почти полдень.

 Сара взглянула на часы, поморщившись от тупой боли в правой руке.

 — Почему я в постели?

 Мириам расхохоталась, откинув голову назад. Ее смех был таким бодрящим, таким открытым и невинным, что Саре и самой захотелось рассмеяться. Мириам, приблизившись, взяла ее за плечи, улыбнулась.