Чистилище

— Мы не поедем в Ватикан.

— Кто это сказал?

— Лаура.

В эти три слога Елена умудрилась вложить столько злости, будто Лаура Моничини, новый главный редактор «Мессаджеро ди Рома», была дьяволом во плоти.

— Давай ты немного успокоишься и расскажешь мне в двух словах, что произошло, — предложил Александр. — Или мне засыпать тебя идиотскими вопросами, как эта телекурица?

Александр бросил взгляд через плечо, назад, где только что скрылась из виду телестудия. Он с содроганием вспомнил, как выходил к камерам, и поклялся, что еще не скоро повторит нечто подобное. События, связанные с Папой Кустосом и «истинным подобием Христа», были еще свежи в памяти. А журналистка все спрашивала про его отца, и этого никак нельзя было избежать. Он не согласился бы говорить на эту тему ни за какой гонорар, и уж точно не за те гроши, которые полагались за выступление в телестудии. Лаура вынудила его и Елену пойти туда, потому что это была хорошая реклама для «Мессаджеро». Александр, собственно, не думал, что какую-то газету в Риме нужно рекламировать: благодаря роковой вести о расколе Церкви владельцы киосков продавали газеты быстрее, чем успевали здороваться с покупателями.

«Скорее всего, я слишком впечатлительный», — думал Александр. Теперь он сам был журналистом, по крайней мере, пытался стать им. Неужели он не научился отдавать должное профессиональному любопытству своих коллег? Но одно дело — задавать вопросы, и совершенно другое — отвечать на них.

Елена повернула на перекрестке и сказала:

— Наш любимый коллега Эмилио Пети будет работать в Ватикане, пока мы поедем осматривать место убийства священника на Трастевере.

— Убийство священника? Именно сегодня?

— То же самое сказала Лаура. Она считает, что такое убийство, даже если оно немного затрагивает тему раскола Церкви, хотя бы каким-нибудь неправдоподобным образом, — это отличная возможность поставить на передовицу крупный заголовок.

Александр ухмыльнулся:

— Я начинаю понимать, что скрывается под сенсационными заявлениями журналистов. — Но тут же его лицо снова стало серьезным. — Ты говорила с Лаурой о том, что он вроде бы распят.

— Лаура сказала, что священника прибили гвоздями к кресту в его собственной церкви. Его там и нашли.

— Да, эта новость подходит для заголовка к передовице. Хотя я бы все же предпочел отправиться в Ватикан.

Теперь усмехнулась Елена.

— Журналист предполагает, а главный редактор располагает. Это, дорогой мой, первое правило, которое ты должен зазубрить, если хочешь научиться работать в нашей когорте.

Они быстро приближались к месту происшествия. Улицы не были так запружены, как в другие дни в это же время. Каждый, кому не нужно было куда-нибудь ехать, сидел сейчас перед телевизором и смотрел один из многочисленных каналов, которые в срочном порядке прервали свои программы и выходили в эфир, транслируя экстренные выпуски новостей о расколе Церкви. Благодаря тому что Елена очень хорошо знала город, она быстро и уверенно вела свой маленький «фиат» по узким улицам Трастевере, пока не уперлась в затор.

Множество машин, среди которых были патрульные автомобили карабинеров, муниципальной и городской полиции, перегородили улицу. Среди авто на проезжей части и на тротуарах толпились люди. Полицейским в униформе с трудом удавалось сдерживать рассерженных горожан.

— Здесь, на Трастевере, люди не сидят перед телевизором и не ждут новостей из Ватикана, — бросил Александр, когда Елена остановила «фиат» возле бело-голубой машины городской полиции. — И это не кажется странным, ведь они узнали, что их священника кто-то распял в церкви.

Александр и Елена протиснулись сквозь толпу зевак и, благодаря своим удостоверениям прессы, проскользнули за полицейское оцепление. На небольшой площадке перед церковью стояла машина скорой помощи и катафалк, будто они не могли поделить между собой тело. Последние лучи заходящего солнца, еще падавшие на крыши окрестных домов, отразились от церковных витражей и на мгновение ослепили Александра. Когда зрение вновь вернулось, перед ним стоял настоящий шкаф — карабинер из мотоциклетного подразделения, который из-за своего темного шлема выглядел еще более воинственно. Распростертые руки полицейского оказались для Елены и Александра непреодолимой преградой.

— Проход запрещен, — заявил Шварценеггер из итальянской полиции.

— Пресса, — ответила Елена и сунула ему под нос документы.

— Это не играет роли. — Карабинер оставался непоколебим. — У меня свои указания.

— И кто же дал вам такие указания? — фыркнула Елена.

Но карабинер не успел ответить, потому что Александр громко позвал:

— Комиссар Донати! — И помахал седому мужчине, которого заметил в открытом церковном портале.

Увидев Александра и Елену, Донати подал знак карабинеру пропустить их.

— Я же говорила, что мы — пресса! — гордо бросила Елена, проходя мимо полицейского. Вместе с Александром она подошла к Донати, который только что попрощался с какой-то молодой женщиной. Потом он сухо поприветствовал своего старого знакомого и кивнул вслед своей собеседнице.

— Это моя молодая коллега Микаэла, Микаэла Манкори. Очень талантлива. Я попросил ее пойти в толпу и послушать, что говорят люди. И, как я вижу, «Мессаджеро» тоже тут как тут. Думаю, все остальные журналисты еще топчутся у ворот Ватикана.

— Но мы — нет, — ответил Александр с недовольной гримасой на лице. — Нашего главного редактора больше заинтересовал распятый священник, а не раскол Церкви.

Донати приподнял брови.

— Вы удивительно хорошо проинформированы. Никто ведь тайно не прослушивал полицейскую волну, а?

— Из нас двоих точно никто, — подмигнув, ответил Александр. — Ведь мы оба католики. Ну, так что там с этим убитым священником? И как получилось, что это дело доверили именно вам?

— С тех пор как я распутал преступление в Ватикане, в нашем полицейском управлении меня стали считать специалистом по церковным делам. А распятый священник — это как раз тот случай.

— Значит, все-таки это правда насчет распятия? — прицепилась к слову Елена.

— Да, правда. Старушка зашла в церковь, чтобы помолиться. А когда увидела мертвого священника, с криком выбежала наружу. Она до сих пор в шоке. К счастью, ее подхватили два каких-то туриста, позаботились о ней и оповестили полицию.

— Туристы у Санто Стефано на Трастевере — это необычно, — удивилась Елена.

— Два истых католика, которые откопали эту церквушку в каком-то сомнительном путеводителе, — пояснил Донати. — Чета немецких писателей, муж и жена, приехавшие сюда, чтобы собрать материал для книги. Довольно безобидные. Но для верности я все же приказал их допросить. Может, они заметили что-нибудь подозрительное или даже видели убийц. Убийство, наверное, произошло незадолго до того, как синьора Кильо вошла в церковь.

— Синьора Кильо? — переспросил Александр.

— Старушка, которая обнаружила труп.

— Она видела убийц?

— Вероятно, нет, но точно мы пока еще сказать не можем. Она настолько поражена происшедшим, что из нее нельзя вытащить и пары связных слов. Сейчас она под присмотром врачей.

У Елены на языке вертелся вопрос, от которого комиссар просто так не мог отмахнуться:

— Откуда вам известно, что убийц было несколько, если до сих пор нет свидетелей?

— Пойдемте со мной! — прозвучал лаконичный ответ. Донати повернулся и пошел в церковь твердой, слегка косолапой походкой. С тех пор как восемь лет назад его жена и двое детей погибли от взрыва бомбы, подложенной мафией, жизнь Донати уже не была прежней. Непримиримый борец с криминалом остался жив, хотя осколками ему раздробило левую ногу чуть ниже колена. Он заново учился ходить на протезе, а полиция использовала его лишь для обучения персонала и исключительных заданий. Три месяца назад он оказал Александру и Елене неоценимую помощь — выступил союзником на стороне понтифика Кустоса и помог избежать покушений на нового Папу и его окружение.