Возвращение мумии

Не думаю, что мне когда-либо в жизни было так не по себе.

Повернув голову, я видел бледный свет луны, пробивающийся сквозь щель в пологе. Видел стебли сухой пустынной травы, пронизывавшие песок. Видел пятна ночной росы, расплывающиеся на стене палатки над моей койкой.

Мне ни за что не уснуть, с горечью подумал я.

Я взбивал плоскую подушку раз, наверное, двадцать, пытаясь сделать ее хоть чуточку мягче. Одеяло из грубой шерсти царапало подбородок.

Мне и прежде случалось спать вдали от дома. Но всегда я спал в нормальной комнате или в гостиничном номере. А не посреди безжизненной песчаной пустыни в крошечной брезентовой палатке, трепещущей на ветру.

Мне не было страшно. Всего в нескольких футах от меня на противоположной стороне палатки храпел на своей койке мой дядя.

Только тревожно. Очень, очень тревожно.

Так тревожно, что в охватившем меня напряжении я мог расслышать тихий шелест пальм снаружи. И тихое шуршание шин, когда вдали по шоссе проезжал автомобиль.

А еще я слышал гулкие удары собственного сердца, когда что-то зашевелилось у меня на груди.

Я был так напряжен, что сразу это почувствовал.

Всего лишь щекотка. Быстрое, едва заметное движение.

Это могло быть только одно. Скарабей шевелился в янтарном кулоне.

На сей раз — без шуток.

Никаких шуток. Он шевелился.

Сбросив одеяло, я нашарил в темноте кулон. Вытащил его на свет. И долго смотрел на жука внутри — черного узника оранжевой темницы.

— Ты двигался? — прошептал я ему. — Ты шевелил ногами?

Внезапно я почувствовал себя очень глупо. Зачем я шепчусь с четырехтысячелетним насекомым? С чего я вообще подумал, что оно ожило?

Досадуя сам на себя, я заправил кулон обратно под ночную рубашку.

Я понятия не имел, сколь важным в скором времени станет для меня этот кулон.

Я понятия не имел, что он хранил в себе тайну, способную спасти мне жизнь. Или погубить меня.

6

Когда я проснулся, в палатке уже стояла жара и духота. Ослепительный солнечный свет лился через распахнутый полог. Щурясь от солнца, я протер глаза и потянулся. Дядя Бен уже ушел.

Моя спина ныла. Койка была такой жесткой!

Но я был слишком взбудоражен, чтобы беспокоиться о спине. Этим утром я отправлюсь в пирамиду, окажусь у входа в древнюю гробницу.

Я надел чистую футболку и вчерашние джинсы. Заправил кулон со скарабеем под футболку. Затем я осторожно вложил маленькую руку мумии в задний карман джинсов. «С кулоном и рукой мумии я хорошо защищен, — убеждал я себя. — Уж в этой-то поездке точно ничего дурного не случится».

Я пару раз пробежался расческой по своей темной шевелюре, надел черную с желтым кепку с эмблемой «Мичиганских Росомах». После чего поспешил в палатку, что в лагере служила столовой — завтракать.

Солнце плыло над далекими пальмами. Желтые пески пустыни ослепительно сверкали. Я вдохнул полной грудью свежий воздух…

Фу. Да тут рядом, похоже, верблюды, решил я. Воздух оказался не таким уж и свежим.

Дядю Бена и Сари я обнаружил в палатке-столовой, они сидели в конце длинного стола и завтракали. Дядя Бен был одет в свои обычные мешковатые брюки и белую спортивную рубаху с короткими рукавами и пятнами от кофе на груди. Сари стянула свои длинные темные волосы в хвост. На ней были ярко-красная майка и белые теннисные шорты.

Когда я вошел в палатку, они поприветствовали меня. Я налил себе стакан апельсинового сока и, за неимением хлопьев, взял себе миску каши из отрубей с изюмом.

На другом конце стола завтракали трое дядиных рабочих. Они оживленно обсуждали предстоящее дело.

— Мы можем войти уже сегодня, — услышал я слова одного из них.

— Чтобы сломать печать на двери гробницы, может понадобиться несколько дней, — возразила молодая женщина.

Я сел рядом с Сари.

— Расскажи мне все о гробнице, — попросил я дядю Бена. — Чья это гробница? Что в ней?

Он хохотнул:

— Давай я хоть пожелаю тебе доброго утра, прежде чем начать лекцию.

Сари склонилась над моей кашей.

— Ага, посмотри… — сказала она, показав пальцем в мою миску. — У меня в каше больше изюмин, чем у тебя!

Говорю ведь, она даже завтрак может превратить в состязание.

— Ничего, у меня в соке зато больше мякоти, — ответил я.

Это я так сказал, шутки ради, но она принялась изучать свой стакан с соком, дабы удостовериться.

Дядя Бен вытер рот бумажной салфеткой. И сделал большой глоток черного кофе.

— Если я не ошибаюсь, — начал он, — гробница, которую мы открыли, принадлежала царевичу. А именно — двоюродному брату фараона Тутанхамона.

— Это который «Кинг Тут», — перебила его Сари, обращаясь ко мне.

— Я в курсе! — грубо ответил я.

— Гробница Тутанхамона была открыта в 1922 году, — продолжал дядя Бен. — Погребальная камера оказалась заполнена большей частью сокровищ Тутанхамона. Это стало величайшим археологическим открытием двадцатого века. — На его лице появилась улыбка. — До недавнего времени.

— Ты думаешь, что нашел нечто более потрясающее? — спросил я. К каше я даже не притронулся. Слишком увлекла меня дядина история.

Он пожал плечами.

— Невозможно узнать, что находится за дверью гробницы, покуда ее не вскроешь, Гейб. Но я держу пальцы скрещенными. Я верю, что мы нашли гробницу царевича Хор-Ра. Он приходился царю двоюродным братом. И поговаривали, будто богатством он не уступал своему царственному родственнику.

— И ты считаешь, что все короны, украшения и сокровища царевича Хор-Ра погребены вместе с ним? — спросила Сари.

Дядя Бен одним глотком допил кофе и отодвинул кружку через стол.

— Как знать? — ответил он. — Там могут храниться невиданные сокровища. А может быть и пусто. Всего лишь пустая комната.

— Как она может быть пустой? — возмутился я. — Как могут быть в пирамидах пустые гробницы?!

— Разорители гробниц, — хмурясь, ответил дядя. — Не забывай, царевич Хор-Ра был погребен примерно за 1300 лет до нашей эры. На протяжении многих столетий воры врывались в гробницы и успели разграбить немало усыпальниц.

Он встал и вздохнул.

— Может статься, мы потратили столько месяцев на раскопки чтобы обнаружить пустую комнату.

— Как бы не так! — вскричал я. — Бьюсь об заклад, мы найдем там мумию царевича. И сокровищ на миллионы долларов!

Дядя Бен улыбнулся мне.

— Довольно болтать, — сказал он. — Доедайте свой завтрак — и за дело.

Мы с Сари вышли из палатки вслед за дядей Беном.

Он помахал рукой двум молодым мужчинам, которые вышли из палатки с техникой, неся необходимое оборудование. И поспешил к ним.

Мы с Сари отстали. Она повернулась ко мне, и лицо ее было серьезным.

— Слушай, Гейб, — тихо сказала она, — ты прости, что я была такой врединой.

— Ты? Врединой? — язвительно ответил я.

Она даже не усмехнулась.

— Я переживаю, — призналась она. — За папу.

Я взглянул на дядю Бена. Тот как ни в чем не бывало разговаривал со своим работником, похлопывал по спине. В общем, был, как обычно, весел и бодр.

— Чего ты переживаешь? — спросил я. — Твой отец радуется, как никогда.

— Вот это меня и тревожит, — прошептала Сари. — Он так счастлив, так волнуется! Он действительно думает, что совершит открытие, которое его прославит.

— Ну так что? — спросил я.

— А то, что вдруг там и впрямь окажется пустая комната? — ответила Сари, ее темные глаза следили за отцом. — Что если разорители гробниц давно обчистили это место? Что если это и вовсе не гробница царевича? Что если папа взломает печать, отопрет дверь — а там только пыль да змеи?

Она вздохнула.

— Это разобьет ему сердце. Вдребезги. Он возлагает на это такие надежды, Гейб! Не знаю, сможет ли он справиться с разочарованием.

— Зачем ожидать только плохого? — ответил я. — Что если…

Я умолк, потому что дядя Бен поспешил к нам.

— Идемте в гробницу, — взволнованно проговорил он. — Рабочие считают, что мы вплотную приблизились ко входу в погребальную камеру.